Последнее пророчество - Николсон Уильям. Страница 16

Озох Мудрый вытащил священного цыпленка из корзины и тщательно припудрил его лапки мелом. Его царственный хозяин Йоханна из Гэнга, Правитель Миллиона Подданных и отец Йодиллы Сихараси, вышел из кареты, опустил свое грузное тело в кресло и издал громкий стон.

— Тихо, Фу фи, ты вспугнешь цыпленка, — подала голос его жена, Йоди из Гэнга, Мать Народов. Хотя подданные нежно называли ее Мама-крошка, Йоди размерами не уступала мужу, а пышное, богато украшенное одеяние делало ее формы еще внушительнее.

Йоханна стонал от голода. В дороге он плохо спал, а когда правитель не спал, то обычно думал о еде. Дома, если бы ему пришлось проснуться ночью (впрочем, дома с ним ничего подобного не случалось), Йоханна мог послать за любой едой, какую только пожелает. Однако в путешествии, просыпаясь (а это случалось с ним теперь еженощно), он вынужден был терпеть голод. Жена установила жесткое правило: завтрак не подают, пока предсказатель не истолкует знамения. «Только подумай, — говорила Йоди, — вдруг выяснится, что в этот день надлежит держать пост, а мы уже позавтракали? Кто знает, каковы будут последствия?»

Королевский предсказатель положил священного цыпленка на коврик, расстеленный на ровном участке земли. Цыпленок был откормленным, белым и пушистым, липкие перышки торчали вокруг безумных розовых глаз. Озох же был худ, лыс и обнажен до пояса. Все должны видеть замысловатый сине-зеленый узор, который вился по его телу, — доказательство того, что бабушка предсказателя, как утверждал он сам, была змеей. Ниже пояса на Озохе красовались традиционные для Гэнга шаровары. Никто точно не знал, продолжается ли узор по всему туловищу Озоха, но многие сомневались.

— Ох! Ха! — бормотал предсказатель, кладя цыпленка на коврик.

Весь двор напряженно застыл, пытаясь разглядеть, что сделает птенец. Двое мужчин наблюдали за этим зрелищем с особым вниманием. Барзан, мрачно ссутулившийся великий визирь, стоящий по правую руку Йоханны, не отрывал глаз от Движений птицы. Другой, высокий, красивый воин, смотрел на королевского предсказателя. Звали воина Зохон, он был командиром гвардии Йохьян.

Несколько мгновений цыпленок глядел на них. Затем резко дернул головой и с важным видом соскочил с коврика, засеменив к миске с зерном.

— А-а-ах! — пронесся вздох среди придворных. Короткая цепочка белых следов осталась на коврике. Предсказатель внимательно рассматривал их.

— Превосходно.

Все расслабились. Это означало, что придворных вскоре ожидает завтрак.

— Как мой повелитель изволит видеть, знаки вошли в Фанг и вышли через Янг.

— Знаки достаточно ясны для меня, — произнес Йоханна.

— Естественно. Ничего скверного сегодня не произойдет.

— Тогда все прекрасно.

Йоханна приготовился встать.

— До тех пор, — прибавил предсказатель, — пока члены королевской семьи с радостью в сердце исполняют свой долг.

— А-а-а, — произнес Йоханна, посмотрев на жену.

— А если нет? — спросила Йоди, вспомнив о дочери, Йодилле Сихараси, все еще спящей в карете. Неизвестно, исполняла ли Сирей свой долг, с радостью или без оной.

— Если нет, — с серьезным видом промолвил предсказатель, — то могут быть последствия.

— Ох, — заволновалась Йоди. — Я боюсь.

К счастью, Озох Мудрый хорошо знал Йоди.

— Конечно, у Йодиллы обязанностей нет, — сказал он. — В прямом смысле слова. Пока она не выйдет замуж.

— А-а, ну если в прямом… — совершенно успокоившись, повторила Йоди.

— В том же, что касается знаков, как мой повелитель, конечно, понимает, важно лишь прямое значение слов.

— Тогда все прекрасно, — вновь начал Йоханна. — Подайте-ка мне горячих блинчиков с маслом.

Йодилла Сихараси не завтракала в общем шатре. Завтрак приносили в ее личный экипаж двое слуг с повязками на глазах. Слуги боялись уронить тяжело нагруженные подносы, поэтому двигались от кухни до кареты Йодиллы очень медленно. И пока они несли еду, масло на блинах успевало застыть жесткой желтой корочкой. Это случалось каждое утро, но никто об этом не догадывался, потому что Йодилла не жаловалась. А не жаловалась принцесса потому, что никогда не завтракала. Позднее вся еда втайне уничтожалась служанкой принцессы, Ланки. Согласно правилам двора, слуги не должны есть раньше господ, а так как Йодилла иногда целыми днями не притрагивалась к пище, то Ланки научилась использовать любую возможность, которую дарила ей судьба.

Слуги остановились перед экипажем, где у Кестрель теперь стояла своя кровать — рядом с кроватью Ланки, поставили подносы и, спотыкаясь, удалились. Они и не думали подглядывать из-под повязок. Любому осмелившемуся взглянуть в лицо Йодиллы, не закрытое вуалью, выкололи бы глаза раскаленными вертелами.

— Завтрак, моя сладкая, — проворковала Ланки сквозь задвинутые занавески.

— Согрей мне стакан воды, милочка.

Кесс не принимала участия в утреннем ритуале Йодиллы. Вслед за слугами она выбралась из кареты, отыскала уединенный пятачок земли между экипажами и распласталась на земле. Топот копыт пасущихся лошадей и грохот оружия проходивших мимо солдат мешали девушке, но Кестрель лежала тихо, приникнув к земле, пока не почувствовала отголоски воспоминаний дороги. Да, дорожная пыль помнила о нем. Бомен прошел этим путем. Брат, сестра, родители, ее народ — все они прошли здесь.

Кесс услышала шаги. Человек остановился. Кто-то стоял рядом с ней и разглядывал девушку.

Кестрель приподнялась. Очень высокий, красивый воин с любопытством глазел на нее. Он носил ладно скроенную форму темно-фиолетового цвета, богато отделанную золотой тесьмой. Одеяние плотно облегало стройную талию и мускулистую грудь. В одной руке воин держал серебряный молот на тонкой Рукояти; ленивым движением мужчина покачивал молот так, что тот касался ладони другой руки.

— Так это ты видела Йодиллу без вуали? — произнес воин.

— Да, — отвечала Кестрель.

— Она красива?

— Да, — вновь сказала Кесс.

— Ты понимаешь, что по закону тебе должны выколоть глаза?

— Глупый закон.

Воин приподнял темную бровь и улыбнулся.