Мертвая зыбь - Никулин Лев Вениаминович. Страница 61

Рейли предлагал такие способы действий: пропаганду, террор, диверсии.

Оставался неразрешённым вопрос: какой ценой может быть приобретена моральная и материальная помощь Европы и Америки?

«За себя скажу следующее, — писал Рейли, — это дело для меня есть самое важное дело в жизни: я готов служить ему всем, чем только могу».

59

С письмом Рейли ознакомились Дзержинский и Менжинский.

— Этот злодей, пока жив, не оставит в покое советский народ.

И тогда было решено поймать Рейли.

В этой операции мог быть полезен Бунаков, но он требовал от «Треста» документов о Коминтерне и ставил приглашение Рейли в Хельсинки в зависимость от получения шпионских сведений. На это Якушев, разумеется, не мог пойти.

Надо было как-то завоевать расположение Бунакова. Помог неожиданный случай.

— В Москве живёт мой брат — Борис Николаевич. Нельзя ли передать ему привет от меня? — спросил Бунаков во время встречи с Якушевым.

— Можно, — делая вид, что думает о другом, сказал Якушев. — А почему бы вам его не повидать?

— Уж не прикажете ли мне ехать в Москву, прямо в объятия ГПУ?

— Зачем вам ехать в Москву? Он может приехать к вам, в Хельсинки.

— Это возможно?

Якушев рассмеялся:

— То ли мы ещё проделывали, дорогой мой!.. Доставим вам вашего брата целым и невредимым.

И в августе 1925 года произошла трогательная встреча братьев Бунаковых.

Борис Бунаков рассказал старшему брату Николаю о том, как произошло его путешествие в Финляндию. Все было очень просто. Однажды вечером за ним пришли, дали ему полчаса на сборы, отвезли на вокзал, утром он был в Ленинграде, вечером оказался в Сестрорецке, поздно ночью «подкупленный» пограничник переправил его на финскую сторону. Самое неприятное — прогулка пешком по скверной дороге. На финской стороне его ждали капитан Рузенштрем и брат. Единственным багажом Бориса Бунакова была скрипка в футляре.

Весь процесс «перехода» границы младшим Бунаковым предварительно был продуман чекистами.

Теперь Бунаков-старший стал ещё доверчивее относиться к «Тресту», считая себя обязанным Якушеву за встречу с братом. Оказывается, Рейли хотел встретиться с представителями «Треста» ещё в мае 1925 года, но задержался из-за каких-то дел. В середине августа 1925 года в Хельсинки прибыл Кутепов, чтобы «освежить» свои отношения с «Трестом» и узнать, как себя держать с Сиднеем Рейли, которого ожидали в Париже.

Кутепов жаловался на интриги Врангеля при дворе Николая Николаевича, говорил, что армия отходит от Врангеля. Узнав о том, что специально для свидания с Якушевым приезжал в Хельсинки начальник 2-го отдела польского генерального штаба Таликовский, Кутепов ещё раз убедился в том, что «Трест» — дело серьёзное.

Но самым важным для Якушева была телеграмма Сиднея Рейли: «Сожалею задержке. Задержан окончательным завершением моих дел. Важно иметь своём распоряжении свободу передвижения. Уверенно считаю, что буду готов отъезду 15 августа. Выехать ли мне непосредственно Париж или Гельсингфорс? Можете ли вы устроить общее собрание конце месяца?»

На совещании с Кутеповым решили, что он примет Рейли в Париже, оттуда направит его в Финляндию, а затем Якушев пригласит гостя в Москву.

Рейли действительно приехал в Париж, виделся с Кутеповым и не понравился ему. Они не понравились друг другу. Рейли, разочаровавшись в белой эмиграции, пренебрежительно относился к её деятелям. Теперь он надеялся на «внутренние силы». Этим и объяснялся его повышенный интерес к «Тресту». Кутепов же решил, что Рейли не хочет или не может достать деньги для «Треста». О деньгах Якушев часто ставил вопрос. Это свидетельствовало об активности «Треста», и Рейли знал, что русские контрреволюционные организации всегда выпрашивают деньги у иностранцев, у русских промышленников, у Торгпрома.

Рейли ожидался в Хельсинки в конце сентября. Об этом Мария Захарченко сообщила Якушеву в Москву. Она все ещё находилась в Финляндии.

Для руководства ОГПУ не было никакого сомнения в том, что Рейли задумал новую «экспедицию» в Россию, но конкретные планы его не были известны. Пилляр и Старцев следили за ходом операции и консультировали Якушева в процессе исполнения плана поимки Рейли.

24 сентября 1925 года Якушев был на финской границе.

25 сентября произошла первая встреча Якушева с Сиднеем Рейли в Хельсинки, на квартире Бунакова.

Рейли, видимо, не помнил встречу с Якушевым осенью 1917 года в квартире Юрьевой или сделал вид, что забыл об этом. Однако он был уверен, что Якушев из тех, на кого он опирался, когда организовывал заговоры после Октябрьской революции. Во всяком случае, он отнёсся к Якушеву с доверием, а когда тот напомнил ему о Милочке Юрьевой, Рейли немного расчувствовался и пустился в интимные воспоминания, — конечно, он не сказал, как эта красотка дважды пострадала из-за своего обожателя.

Словом, встреча Якушева и Рейли получилась вполне дружелюбной.

Якушев так описал эту встречу:

«Рейли одет в серое пальто, безукоризненный серый в клеточку костюм. Впечатление неприятное. Что-то жестокое, колючее во взгляде выпуклых чёрных глаз, резко выпяченная нижняя губа. Очень элегантен. В тоне разговора — высокомерие, надменность. Сел в кресло, поправил складку брюк, выставил носки и новенькие туфли. Начал с того, что не может сейчас ехать в Россию. Поедет через 2-3 месяца, чтобы познакомиться с „Трестом“.

Я сказал:

— Обидно, проделав путь из Америки почти до Выборга, остановиться у порога…

Рейли сообщил, что собирается уехать в субботу на пароходе в Штеттин и дальше. До 30 сентября в Москве ничего не успеешь сделать, а задержаться он не может».

Якушев умел разбираться в людях и уже приобрёл некоторый опыт в конспиративной работе. Он видел в Рейли хитрого и бесчеловечного врага, противника опасного и вместе с тем честолюбивого, надменного, ставившего порой невысоко тех, с кем ему приходится скрестить оружие. Трудно сказать, почему Рейли, действительно доехав почти до Выборга, вдруг решил отложить поездку в Россию? Якушеву и другим деятелям «Треста» случалось видеть не раз, как эмиссары Врангеля и Кутепова внезапно обнаруживали страх на границе и отказывались в последнюю минуту от путешествия в Советскую страну. Колебания Рейли теперь были не удивительны.

Якушев испытывал досаду, сознавая, что обдуманный во всех подробностях план, работа нескольких месяцев, рушился. Рейли говорит — «через два-три месяца», но мало ли какие события могли произойти за это время. Постоянно существовала опасность провала «Треста». Ведь кроме верных людей бок о бок с ними были Стауниц и эмиссары Кутепова. Здесь же находились и другие убеждённые монархисты, как, например, во второй раз прибывший в Москву Мукалов и другие. Все это тревожило Якушева, а теперь примешалось и то, что Рейли уходил из рук.

Далее Якушев писал в своей докладной записке:

«Когда Рейли заявил, что он в данное время не может ехать, я как можно спокойнее сказал, что если встаёт вопрос о сроке, то берусь организовать поездку в Москву таким образом, чтобы в субботу утром быть в Ленинграде, вечером оттуда выехать в Москву, проведя день в Ленинграде до вечернего поезда, а в воскресенье утром быть в Москве. Целого дня вполне достаточно для знакомства с Политическим советом „Треста“. Затем вечером выехать в Ленинград, понедельник провести в Ленинграде, а ночью через „окно“ направиться в Хельсинки. Это будет вторник, в среду есть пароход, направляющийся в Штеттин».

Рейли, выслушав Якушева, задумался. Вероятно, ему очень хотелось поразить своих коллег из Интеллидженс сервис: только он способен появиться в Москве, хотя над ним висит смертный приговор с 1918 года. В «Трест» он верил, особенно после встречи с Кутеповым, Марией Захарченко; наконец, ему были известны связи этой организации с финской, эстонской, польской разведками. Но главное, что его притягивало, — это желание нанести удар ненавистной ему советской власти, превратив «Трест» в своё оружие.