Мертвая зыбь - Никулин Лев Вениаминович. Страница 77

Хотя фирма «Кушаков и Недоля» уже давно не вела никаких коммерческих дел со Стауницем, он все же остался добрым знакомым супругов Кушаковых, навещал их по вечерам, когда там играли в карты, и временами использовал особняк для встреч с «дипломатами»: мадам Кушакова имела склонность к светским знакомствам.

Роман Бирк теперь приезжал в Москву изредка как дипломатический курьер. В эти дни он навещал Кушаковых и в один из таких визитов застал там Стауница. Он очень оживился, увидев Бирка, и решил попытаться добыть через него денег. Об этой комбинации Стауниц мечтал давно. Улучив минуту, он вызвал Бирка на террасу. Бирк держался настороже, знал, что Стауниц не подозревает, кто на самом деле руководит «Трестом». По заданию Артузова Роман Густович играл роль безропотного агента эстонской разведки, и это было видно по тому, как с ним заговорил в тот вечер Стауниц:

— Ну, теперь вы уже не боитесь себя скомпрометировать? Должность дипкурьера, по-моему, создана для того, чтобы заниматься контрабандой.

— Вы в этом уверены?

— Абсолютно. Помните наш разговор в Пассаже о картинах и драгоценных камешках?

— Помню, это было давно… Откровенно говоря, я боюсь потерять должность. Наше министерство…

— Слушайте. Не втирайте мне очки. Ваш начальник не в министерстве, а в эстонской разведке. Вы посвятили в наши планы вашего дядюшку Аду Бирка?

— Конечно… Но он забыл… Притом, мне кажется, вы в вашем положении должны бы избегать таких сделок.

— Почему? Простая коммерческая сделка. Ничего противозаконного. Частное лицо имеет право продавать принадлежащую ему вещь.

— Для вывоза за границу?

— А я этого не знаю. Я комиссионер, и только. Хотя тут дело не в комиссии, а в том, что надо же когда-нибудь оказать услугу лицу, которое нам, — он подчеркнул слово «нам», — полезно. Короче говоря, — продолжал Стауниц, усмехаясь обычным презрительным смешком, — речь идёт о знаменитых изумрудах светлейшей княгини Ливен. Хотите их видеть?

— Почему же… любопытно.

— Изумруды, брошь и серьги вы можете видеть на хозяйке дома Агриппине Борисовне Кушаковой.

— Да. Я обратил внимание. Действительно, это чудо. Эту прелесть она продаёт?

— Видите ли, Кушакова с мужем собираются в Киссинген. Кто-то обещал им устроить поездку. У старика все деньги в деле, а эти изумруды — большая ценность, они обращают на себя внимание. Мадам заплатила за них старой княгине пять тысяч рублей золотыми империалами несколько лет назад. Изумруды стоят в десять раз дороже. Ваш дядя может их приобрести всего за две тысячи английских фунтов. Архивыгодная сделка. Но все это должно быть в абсолютном секрете. Как-никак вещи уйдут за границу.

Роман Бирк с удивлением смотрел на Стауница:

— Все-таки я не понимаю, какой смысл вам заниматься этим делом?

— Я же вам сказал. Надо оказать услугу людям, которые помогли мне устраивать у себя встречи с нужными людьми. Вы думаете, что нельзя оказать такой простой услуги?

— Хорошо. Допустим, дядя согласится купить эти изумруды. Как же все это произойдёт?

— Вы мне доверяете? Дядя вам доверяет? Вы вручаете мне две тысячи фунтов и получаете от меня изумруды в футляре с гербом княгини Ливен. Вы, надеюсь, понимаете, что Кушакова предпочитает произвести эту операцию через посредника, а не прямо с вами… Вы… чужой.

Роман Бирк уклонился бы от этой сомнительной сделки, но в последнее время его отношения с дядей ухудшились, да и в эстонском штабе были не очень довольны Бирком, его считали слишком осторожным. Если бы не влиятельный дядя, с таким агентом давно бы расстались. Но в Ревеле Бирк нужен был «Тресту». Кроме того, если Кушаковы действительно оказывали услугу «Тресту» и могли оказывать эти услуги в будущем, то почему бы, в свою очередь, не оказать им услугу через Стауница? Для пользы дела. Вот по этим соображениям Бирк и согласился участвовать в комбинациях Стауница как доверенное лицо дяди Аду Бирка.

Вышло так, что Стауницу в руки попали две тысячи фунтов стерлингов, но Роман Бирк не получил изумрудов. Стауниц обещал доставить их вечером, однако прошло один, два, три вечера, а Роман Бирк не мог застать Стауница. Агриппина Борисовна сказала, что она и не думала продавать изумруды. Бирк уехал в Ревель в отчаянии после тяжёлого объяснения со Стауницем, которого все-таки отыскал где-то в ресторане.

Две тысячи фунтов остались у Стауница. И это имело значение для событий, которые вскоре произошли.

20 ноября 1926 года Якушев перешёл границу. Он направлялся в Париж. В Ревеле его ждала «племянница». Там ей следовало встретиться с Якушевым и вместе с ним ехать в Париж. Захарченко встретила Якушева почти враждебно. Он сразу это почувствовал и решил пригласить её на обед, который давал в его честь майор Пальм из эстонской разведки. Якушев рассчитывал, что внимание к его особе эстонского штаба произведёт впечатление на Марию Захарченко. За обедом, сильно выпив, майор Пальм провозгласил тост за монархию в России и за присоединение к ней Эстонии. Второй тост был за Якушева, за его светлый ум, за будущего министра иностранных дел будущей России. Мария Захарченко была взволнована. Она даже и не предполагала, каким авторитетом пользуется Якушев. После обеда, в салоне гостиницы, она скромно подошла к Якушеву и виновато сказала:

— Простите меня, Александр Александрович.

— Простить вас? Что вы такое натворили?

— Я подозревала вас.

— В чем?

— В самом худшем. В измене нашему делу. Теперь я вижу, вы работаете не для себя, а для России и её государя. Но почему вы против террора?

— Вы странная женщина. Террор для вас навязчивая идея. Но когда террор решал все? Наконец, вы верите в Гучковых, а я нет… Увидим… Вы очень странная женщина. Правда ли, что вы расстреливали из пулемёта пленных красноармейцев?

Она подняла голову, и Якушев увидел в её глазах удивление.

— Приходилось. А что?

— Зачем же делать это своими руками? Любой фельдфебель мог это сделать не хуже. Потом, я не сентиментален, но стрелять в безоружных пленных, русских людей…

— А куда их девать? Не таскать же с собой. Представьте, завтра наше дело удастся. Что вы будете делать? Ведь таких будут сотни тысяч. Амнистия? Чепуха!

И, зевнув, она встала:

— Спокойной ночи.

Накануне их отъезда в Париж из Москвы пришла шифровка. Стауниц требовал её возвращения: Гога Радкевич запил, с ним нет сладу, поругался с Зубовым, это становится опасным, никакие убеждения на него не действуют. Захарченко знала, что такие истории с ним случались во время гражданской войны. Но теперь, в такой ситуации? Она была вне себя от ярости. Вернуться, в Москву! Это означало, что Якушев поедет без неё и будет гнуть свою линию. Но делать нечего. Пришлось вернуться.

В Париже, на вокзале, Якушева встретил Кутепов. С паспортом на имя Келлера Якушев остановился в гостинице на Елисейских полях. В том, как его встретил Кутепов, Якушев почувствовал некоторую насторожённость и решил перейти в наступление.

Разговор наедине начался с того, что Кутепов сказал:

— История с газом — сплошная ерунда, обман. Гучков все наврал.

— Ну что ж, Александр Павлович? Я с самого начала не верил, а Мария Владиславовна возненавидела меня за это… Выходит, что я прав, — почти закричал Якушев, — я, а не она! Разве я против активности? Нужно реальное дело, а не блеф! Нельзя работу многих месяцев принести в жертву истеричке, бабе, кликуше!

Кутепов поморщился.

— Да, именно кликуше, Александр Павлович! Пусти эта стерва не путается у нас под ногами! — Якушев подошёл к столу, налил себе воды в стакан, но пить не стал. — А вы тоже хороши, генерал… Требуете эксперта, посылаем, молодой человек рискует жизнью, приезжает. И что в результате? Пшик! Никакого газа, никакого немца-химика. Одна болтовня. Неужели ради того, чтобы молодого человека обласкал «Верховный», стоило его посылать в Париж?