Клиентка - Ассулин Пьер. Страница 20

Когда я впервые встретился с зеркальщиком, он ослепил меня. Теперь же я рассчитывал на то, что он меня просветит. Господин Адре выглядел озабоченным. Я не представлял, как подвести его к военной теме, чтобы это не вызвало у него недоверия. Пожалуй, лучше всего было сыграть на любви мастера к языку, а также на его пристрастии к остроумным изречениям и плагиату.

— Вы смахиваете на Париж тридцать девятого года, — заметил я.

— А… И что это значит?

— Вас осаждают мысли…

Он лишь слегка улыбнулся. А в другое время от души расхохотался бы. Мастер склонился над верстаком, предназначенным для резки стекла. Он передвинул угольники и клещи, выругался, наткнувшись на ручку с колесиком, с помощью которого вырезают окружности, и наконец нашел то, что искал повсюду, в кармане своего халата. Обычный резак для стекла, без которого зеркальщик был как без рук. Затем он вернулся на прежнее место.

Среда обитания господина Адре принадлежала только ему, ему одному. Он был горожанином до мозга костей. Когда жене удавалось вытащить его на дачу, сельская жизнь нагоняла на него тоску. Он чувствовал себя уютно только в Париже, а всего уютнее в своем районе.

В тот день внутренний мир зеркальщика воплотился в треснувшем зеркале, из тех, что хранят память о движениях сотворившего их человека, тайный и задушевный след рук, благодаря которым они возродились из осколков. Шлифовальщик, занимавшийся полировкой зеркала в соседней комнатушке, прервал наш разговор, обратившись к хозяину за советом. Затем он ушел, предоставив нам дальше чесать языками. После очередного словесного зигзага мне удалось подвести разговор к госпоже Арман. Зеркальщик нахмурился. Моя настойчивость ему не нравилась. В конце концов она даже стала не на шутку его раздражать.

— Когда бываешь в магазине цветочницы, приходишь к мысли, что она, наверное, не лучшая из ваших клиенток, — дерзнул заметить я.

— Это слабо сказано. Она недолюбливает зеркала. Так или иначе, это темная личность. Я видел ее как-то раз в церкви. Даже обращаясь к Богу, она становится боком. Ну вот, а зеркала…

— Странная неприязнь, не так ли?

— Может быть… Один моралист семнадцатого века сравнивал память с зеркалом, где мы видим тех, кого с нами нет.

— Интересно все-таки, чем эта особа занималась во время войны…

Мастер посмотрел на меня поверх своих полукруглых очков. Поистине, моя реплика прозвучала некстати.

— Война? — удивился зеркальщик. — Тем, кто о ней помнит, было бы лучше ее забыть, а тем, кто ее позабыл, было бы лучше о ней помнить.

Я настаивал, рискуя разозлить собеседника, а он продолжал корпеть над зеркалом, в то же время прислушиваясь к моим словам.

— Однако вас это не интересует? — спросил я.

Господин Адре неожиданно бросил инструмент, раздраженно постучал по столу дрелью с блестящими, как бриллиант, сверлами и снял очки. Я задел зеркальщика за живое. Об этом свидетельствовала внезапно набухшая жилка на его виске.

— Ну нет! Это же люди! Почему вы постоянно задаете вопросы? Почему вам надо постоянно все объяснять? Что вы заладили: объяснять, объяснять? Вам никогда не случается оставлять тайну неприкосновенной? Попробуйте, хотя бы для того, чтобы что-то понять.

Я был ошарашен. Зато, благодаря прямоте ремесленника, страстно любившего литературу и похищавшего чужие мысли, не напрягая своих извилин, я наконец начал понимать, что точность ничего не значит по сравнению с истиной.

Я растерялся. Нет ничего страшнее бездны молчания, разделяющей двух людей, неспособных понять друг друга. Между нами зияла головокружительная пустота, в которой уже, очевидно, пробивались ростки грядущей вражды, той, что длится годами, и ни у одного из враждующих не хватает смирения заставить свою ненависть замолчать.

Господин Адре впервые сорвался. Я вывел его из равновесия. Мне оставалось только исчезнуть. Зеркальщик догнал меня у выхода. Я почувствовал дружескую руку на своем плече. Он произнес уже спокойнее:

— Я понимаю, вы — исследователь, и, стало быть, вы должны что-то искать. Но бывает, что искать нечего.

— Неужели нечего?

Зеркальщик отвел глаза и не удостоил меня ответом. Его поведение окутывало тайну еще более непроглядным мраком. Когда господин Адре давал волю своему сплину, он становился воплощением тоски. Мастер во всеуслышание грезил о мире, где в сердцах людей и зеркал было бы больше тепла. Он с грустью вспоминал о минувшей поре, когда люди, как и зеркала, еще отбрасывали синевато-зеленые отблески.

Я взял одно из зеркал, находившееся в ремонте, и приподнял его. Оно отразило наши лица с двойными подбородками, придававшими чертам слащавое величие. Затем я повернул зеркало в сторону улицы. Когда на стекло упал солнечный свет, я как ни в чем не бывало направил его сверкающую поверхность на дом напротив, на витрину цветочницы. Я стремился облучить ее.

Наблюдая за моей игрой, господин Адре улыбнулся, а затем недоуменно покачал головой слева направо. Я догадался, что он мысленно листает один из своих любимых словарей с цитатами. Я опередил собеседника:

— Кто на сей раз?

— Один поэт, но я уже не помню, кто именно. По мере того как я раздевал беднягу, воруя у него слова, мне в конце концов удалось вычеркнуть его из памяти.

— Ну, так что же? — не выдержал я.

Зеркальщик почесал подбородок и пробормотал:

— Тот, кто оставляет след в нашей душе, причиняет нам боль.

И тут наконец мой световой пучок попал в цель на другой стороне улицы. Луч настолько сильно ослепил цветочницу, что она покачнулась и потеряла равновесие. Фарс обернулся трагедией. Не ушиблась ли моя жертва при падении? Мне не терпелось это выяснить.

Поспешно положив зеркало на стол и попрощавшись с господином Адре, я быстро вышел из лавки. Несмотря на разделявшее нас расстояние, я не смог спрятаться от взгляда дочери цветочницы. Разъяренная и перепуганная женщина выбежала из магазина в поисках виновника сразу же после моей злой шутки. Я не стал оборачиваться, в то же время представляя, какой вид являет моя фигура ее взору со спины. Силуэт преступника, удирающего со всех ног.

Отныне, по странной прихоти путаников-зеркал, я стал клиентом в глазах Арман-Кавелли.

Как никогда я был преисполнен решимости не выпускать свою жертву из поля зрения, но затаился из тактических соображений. Я слишком примелькался в квартале. Следовало соблюдать осторожность. Только дилетант, будучи так близко от цели, пустил бы дело на самотек.

Каждый день в час пополудни госпожа Арман ждала автобус на остановке «Улица Шарля-Мишеля». Двадцать две остановки отделяли ее от района Шатле. Семидесятый доставлял цветочницу домой за полчаса. Я рассчитал весь маршрут по часам, включая путь, который она совершала в обход магазина зеркальщика.

В тот четверг на улице моросило. Пассажиров было больше, чем обычно. Люди держались неприветливо. Я вошел на остановке возле детской больницы и стал протискиваться в битком набитом автобусе. Госпожа Арман сидела в глубине салона у окна, глядя куда-то вдаль, в пустоту. Кусочек лейкопластыря, прилепленный на уровне ее надбровной дуги, свидетельствовал о недавнем падении. Как женщина ни старалась, шелковый платок лишь отчасти скрывал эту метку. Ближайшие соседи цветочницы рассеянно просматривали газеты, а она с неослабным вниманием вчитывалась в пейзаж за окном.

Я незаметно приблизился. Когда мужчина, сидевший напротив цветочницы, встал, я ринулся вперед. Пришлось поторопиться, рискуя сбить с ног молодую женщину, нацелившуюся на то же место со своими пакетами. Я даже не извинился. Новые неотложные проблемы — другие принципы.

Госпожа Арман настолько погрузилась в раздумья, что не обратила внимания на эту возню. Когда же она наконец обнаружила мое присутствие, то вздрогнула и невольно вскочила. Я тотчас же последовал ее примеру. Я нависал над цветочницей, будучи выше на голову. Никогда еще мы не стояли так близко. Словно собирались поцеловаться. Или вцепиться друг в друга зубами. Можно было подумать, что я хочу помериться с женщиной ростом. Но расстояние между нами было столь малым, мой взгляд столь угрожающим и равновесие таким шатким, что она поспешила снова сесть.