Звезда надежды - Норамли Гленда. Страница 104

Когда через десять минут Мелдор вошел в огромный картографический зал, он безошибочно направился к стене, на которой были развешаны карты местности вокруг Канала. При строительстве предполагалось, что помещение будет служить залом приемов; теперь же в нем установили три длинных ряда щитов, повторявшие очертания границ Звезды Надежды. К щитам были прикреплены сделанные Керис карты, образовывавшие непрерывную линию. Наблон стоял у щита с картами восточной границы; его антенны возбужденно шевелились, жвала непрерывно щелкали.

— Маркграф! Там с каждой минутой ситуация ухудшается!

Рядом с Наблоном стоял командир стражей — бывший Благородный, Зеферил Овертонский. Его изгнали за свободомыслие, и теперь он стал главным военным советником Мелдора, создателем оборонительных сооружений Звезды Надежды. В глазах его отражалось волнение, однако воин хорошо владел собой.

— Решительное наступление, маркграф, — сказал он. — Враг приближается со всех сторон, но основные силы сконцентрированы в районе Канала. В других местах — мелкие отряды. Думаю, Карасма намерен завязать схватки по всей границе вдоль Извилистого и даже к югу от Расколотого, чтобы стражи оттуда не могли прийти на помощь тем, кто защищает Канал. Я объявил общую тревогу, как мы и договаривались на такой случай, — добавил он. — Все воины должны занять свои посты, по возможности верхом. Я отправил курьеров предупредить защитников границы, да сейчас они и сами уже наверняка знают о нападении. Маркграф, позволь мне отправиться к Каналу.

— Нет. Ты должен оставаться здесь, у карт. Отсюда ты будешь видеть общую картину и сразу узнавать обо всем, что происходит. Чего еще может хотеть командующий?

— Возможности участвовать в сражении, — раздраженно ответил тот. — Проклятие, отсюда до Канала полдня езды! Какой смысл отдавать приказы, которые будут выполнены только через шесть или восемь часов? — При всей своей смелости Зеферил был сейчас перепуган: он никак не ожидал, что ему придется командовать сражением против настолько превосходящих сил противника. Наблон, был шокирован тем, как непочтительно Зеферил разговаривает с Мелдором; однако воин был Благородным и не считал себя ниже простолюдина-маркграфа, а потому и не видел необходимости придержать язык, — по крайней мере до тех пор, пока Мелдор не сказал таким тоном, что возражения стали невозможны:

— Ты остаешься здесь. Если ты окажешься в центре наших позиций у Канала, до любого их конца гонец не доберется скорее чем за три-четыре часа. О других частях границы я уже и не говорю. Здесь ты можешь видеть, что происходит по всей границе, и отдавать необходимые приказы. И отсюда до Канала не полдня езды, если курьеры будут иметь подставы быстрых коней — ты же давно все это организовал. А сейчас нужно сообщить всем, чтобы никто ни под каким видом не пересекал границы Звезды Надежды даже на шаг — это касается и стражей тоже. — Мелдор знаком отпустил Зеферила; тот вытянулся перед маркграфом, сделал кинезис послушания и начал отдавать приказы посыльным.

Пальцы Мелдора сжали локоть Наблона.

— А теперь я хочу, мой друг, чтобы ты точно описал мне все, что видишь на картах, — точно и спокойно, пожалуйста.

Даврон, которому выпало нести дозор перед рассветом, услышал какой-то шум. Тихое поскрипывание доносилось из темноты где-то ниже по склону. Даврон бесшумно вытащил из ножен один из метательных ножей (он оставался безоружным только в пределах Звезды Надежды) и пригнулся, пытаясь разглядеть, кто — или что — приближается к лагерю. Он не сразу заподозрил опасность: ночной гость совсем не таился. Шаги были равномерными и громкими. Даврону неожиданно показалось, что амулет Разрушителя стиснул его руку, и он рассеянно потер это место. Впереди что-то блеснуло, как будто звездный свет отразился от доспехов воина или лоснящейся шкуры зверя. Во всяком случае, приближался кто-то один: с таким противником он наверняка справится. Даврон снова потер руку. Он мог бы поклясться, что амулет сдвинулся с места — вещь совершенно невозможная: ведь этот знак проклятия сросся с его плотью… Даврон посмотрел на руку, внезапно окаменев от ужаса.

В темноте вспыхнул багровый луч, качнулся в сторону, потом, казалось, изогнулся — и уперся в Даврона. Тот попытался скрыться в темноте, но луч потянулся следом за его рукой, и амулет обжег Даврона болью. Только тут он понял, что происходит, и рванулся в сторону лагеря, пытаясь прокричать предостережение. Он не смог ничего сделать — ни позвать на помощь, ни скрыться, ни воспротивиться — багровый луч тянул его за собой.

Даврон двинулся туда, откуда луч исходил, беспомощный, как рыба на конце лески. Однако думать он все еще был способен и чувствовать тоже. Он прекрасно понимал, что и почему с ним происходит, но был совершенно бессилен что-либо предпринять.

Душа Даврона беззвучно выкрикивала протест: «Нет! Не сейчас — еще не сейчас!»

Однако Даврон знал: бесполезно стараться отвратить то, что должно случиться. Такова его судьба — судьба, которую он выбрал, чтобы спасти жену и дитя от проклятия Разрушителя. Он шел навстречу своей участи — такой ужасной, что разум отказывался ее себе представить. Пять лет Даврон жил, зная, что этот момент настанет; он надеялся умереть, когда такое случится, от руки друга. Вместо этого он медленно уходил в ночь, неспособный воспользоваться ножом, который стискивала его рука, ни для того, чтобы защитить себя, ни для того, чтобы себя убить.

Даврон призвал на помощь все свое мужество, запер в самой глубине души все сожаления и стал молиться так, как молился слепой Мелдор, — молча, без кинезиса. Он обращался к Создателю со словами покорности — не символами, давно потерявшими всякий смысл, — понимая, что Создатель может его не услышать, но все равно повторяя их снова и снова. Даврон подавил в себе стыд и расправил плечи, собирая все силы для последней попытки найти решение, которое избавило бы Звезду Надежды от угрозы, которую он в себе несет, от уничтожения. В своем беспросветном отчаянии он искал лучик надежды, потому что не в характере Даврона Сторре было сдаваться. Молился он не о помощи или прощении, даже не о смерти, — он просил у Создателя победы. «Я не сдамся, — твердил себе Даврон. — Если Керис нашла способ возвращать Неустойчивости стабильность, не смогу ли и я придумать, как победить Разрушителя? Ведь я знаю его лучше любого из людей, а Мелдор всегда верил, что такое возможно…»

Так и случилось, что, сделав несколько шагов во тьму, Даврон встретил свою судьбу с мужеством, какое редко бывает свойственно человеку.

Приспешник, ожидавший его, был с виду мужчиной среднего возраста — могучим и закаленным в боях воином, в равнодушных глазах которого не было ничего — ни милосердия, ни сострадания, ни даже интереса. Подручный рядом с ним оказался покрытым чешуей и длинными колючками чудовищем с лицом жадного толстого мальчишки; в глазах его иногда мелькали проблески тупого и жестокого разума. Тварь то и дело с надеждой канючила: «Есть, хозяин! Согол хочет есть человека!»

Багровый луч вырывался из клубка леу, который Приспешник держал в руке. Когда перед ним появился Даврон, слуга Разрушителя лениво поинтересовался:

— Ты Сторре?

— Да.

— Владыка Карасма Разрушитель желает тебя видеть. Он велел передать тебе, что твое время пришло.

Слова застряли у Даврона в горле, так что ему пришлось несколько раз облизать губы, прежде чем он сумел ответить:

— Да, я догадался.

— Меня зовут Галбар. Ты должен вернуться в лагерь и забрать свою лошадь и седло — тихо и незаметно, чтобы никого не разбудить, — а потом вернуться ко мне и отправиться к Извилистому.

— А мои вьюки?

— Они не будут тебе нужны там, куда мы поедем. — Полное отсутствие интереса к пленнику было таким нечеловеческим, что Даврона охватил озноб. — Иди, — сказал Приспешник, и Даврон пошел. Ничего другого сделать он был не в силах.

Он не мог разбудить друзей, не мог оставить им предостережение, — не мог сделать ничего, кроме того, что было ему приказано: забрать лошадь и седло и вернуться к Приспешнику. Даврона бесила собственная беспомощность, но он постарался подавить отчаяние: не годилось тратить силы на бесполезные сожаления.