Пираты Гора - Норман Джон. Страница 2

Сам я, вероятно, потому, что родился и вырос на Земле, а не на Горе, не был, к счастью, склонен к подобным предубеждениям и использовал длинный лук, не ощущая при этом стыда, без малейшего ущемления чувства собственного достоинства. Я считал длинный лук великолепным оружием и выбрал его себе без каких-либо колебаний.

Справа, футах в сорока — пятидесяти от меня вскрикнула птица, судя по всему, болотный гант — небольшая рогатая птица с широким клювом и перепончатыми лапами. Местные девушки иногда охотятся на них с помощью деревянных дротиков.

В некоторых городах, как, например, в Порт-Каре, длинный лук почти совершенно неизвестен, не имеет он широкого признания и в Аре — крупнейшем из городов известной мне части Гора. Зато он довольно распространен на Тентисе, особенно в его гористых районах, а также в Ко-ро-ба, моем родном городе, украшенном Башнями Утренней Зари. В этом смысле между городами есть, конечно, существенные различия, но в основном длинный лук их жителям мало знаком. Довольно распространенный короткий прямой лук степняков, безусловно, не идет с ним ни в какое сравнение, зато частенько используется в спортивных состязаниях и для охоты, например, на толстогривого квалая, табука-однорога или на беглых рабов.

Снова ярдах в пятидесяти раздался крик болотного ганта, но на этот раз справа от меня.

День близился к вечеру. То там, то здесь виднелись нависшие над стеблями осоки небольшие облачка болотных насекомых, но они не досаждали мне: в это время года большинство видов горианских кровососущих насекомых занято выведением потомства. Мне на глаза попался розовый зарлит — огромная, не меньше двух футов длиной муха с четырьмя прозрачными, размахом в целый ярд крыльями. Монотонно жужжа, она на какое-то время зависла надо мной, шевеля мохнатыми лапами, и, спланировав, легко заскользила по поверхности воды.

Спускаясь на речных баржах вниз по течению Воска, я за последние несколько дней оставил позади сотни пасангов. Когда течение реки замедлилось и она постепенно разделилась на многочисленные мелководные рукава, теряющиеся среди образуемых морскими приливами заливных болот, скрадывающих дельту могучей реки при ее впадении в Тассу, мне пришлось приобрести у одного из местных ренсоводов кое-какие съестные припасы и эту лодку, на которой я вынужден был продолжать свой путь в одиночку, протискиваясь сквозь густое переплетение болотного тростника, осоки и дикого ренса.

Вдруг на одном из стеблей ренса, сразу под распустившимися лепестками его соцветия, я заметил привязанный обрывок белой репсовой материи.

Я наклонился, чтобы рассмотреть его поближе, огляделся и некоторое время сидел, прислушиваясь. Затем осторожно обогнул растение и медленно двинулся дальше.

До меня снова донесся крик болотного ганта, на этот раз раздавшийся где-то у меня за спиной.

Мне не удалось найти никого, кто мог бы проводить меня по дельте Воска. Владельцы речных барж никогда не заводят свои широкие, с низкой посадкой, неповоротливые суда в ее заболоченное мелководье. Протоки Воска, меняющие свою глубину в зависимости от времени года, часто превращаются в совершенно непроходимые, протянувшиеся на многие сотни миль рукава. Во многих местах они становятся слишком мелководными даже для маленьких барж, передвижение на которых сквозь заросли тростника и осоки, переплетенные гибкой болотной лозой, превращается тогда в сплошное мучение. Но не это является главной причиной, по которой я не сумел найти себе проводника среди выращивающих ренс крестьян. Дело в том, что дельта Воска является владением Порт-Кара, расположенного в нескольких сотнях пасангов на северо-запад от нее, на берегу мелководного Тамберского пролива, за которым и лежит море — блистательная Тасса.

Порт-Кар — перенасыщенный людьми, грязный, запущенный, злонравный город — часто именуют Тарном-над-Морем. Название это является символом жестокости и пиратства. Целые флотилии кораблей Порт-Кара курсируют по безбрежным водам Тассы, нападая на попадающиеся им на пути чужие суда и свозя рабов отовсюду — от горного массива Та-Тассы в южном полушарии Гора до северных, покрытых вечными льдами озер, а на запад пираты добираются до плоскогорного острова Кос и скалистого, изрытого нескончаемым лабиринтом пещер Тироса.

Об одном из рабовладельцев Порт-Кара — некоем Самосе — поговаривают даже, что он является агентом самих Царствующих Жрецов.

Именно туда, в Порт-Кар, я и направлялся — в единственный из горианских городов, благожелательно принимающий чужестранцев, хотя никто, кроме изгнанников, отщепенцев, беглых убийц, воров, бандитов и прочих головорезов, не решился бы искать приют среди населяющих его отбросов общества.

Мне вспомнился Самос, развалившийся в мраморном кресле, кажущийся праздно-ленивым, но эта его лень больше напоминала сытость хищника, умиротворенно переваривающего сожранную им жертву. Плащ он, как правило, носил простой, темный, завязывая его на манер порткарцев узлом на левом плече. Капюшон его плаща был всегда отброшен назад, открывая крупную, массивную голову с редкими прилизанными седыми волосами. Его задубевшее на ветрах красное лицо покрывала сеть глубоких морщин, а в ушах виднелись небольшие золотые кольца. Во всем его облике ощущались сила, властность, опыт и жестокость. Я почувствовал в нем тогда нечто от плотоядного животного, слишком сытого, чтобы охотиться и убивать. Больше я не искал с ним встречи, хотя от пользующихся моим доверием людей я слышал, что он действительно состоит на службе у Царствующих Жрецов.

Я не был чрезмерно удивлен, обнаружив привязанный к стеблю ренса клочок репсовой материи, поскольку дельта Воска была обитаема. Человек не отдал ее всецело во власть ула и тарлариона. Здесь попадались кое-где небольшие поселения, жители которых занимались выращиванием ренса и таким образом сводили концы с концами. Так что обнаруженный мной клочок материи вполне мог служить указателем кому-нибудь из лодочников.

Кстати, из ренса изготавливается и бумага. Само растение имеет длинный, толщиной до четырех дюймов корень, лежащий горизонтально под поверхностью воды, от которого вниз отходят достигающие дна более мелкие ответвления, а вверх поднимаются до дюжины стеблей, пятнадцати — шестнадцати дюймов длиной, увенчанных обычно одиночным шишковидным соцветием.

Помимо использования в качестве сырья для изготовления ренсовой бумаги, растение имеет и иное, довольно широкое употребление. Его тяжелый, мясистый корень, легко поддающийся изгибу, часто идет на изготовление домашней утвари и различных частей деревянных станков и механизмов, а в высушенном состоянии служит превосходным топливом. Из его стеблей, которые можно скорее назвать стволами, ренсоводы делают легкие лодки и мачты к ним, а из волокон плетут веревки и ткут своеобразную, довольно грубую материю, часто идущую на изготовление парусов. Мякоть ствола съедобна и вместе с рыбой составляет для ренсоводов основную пищу. При необходимости используется она и для проконопачивания днищ лодок, хотя более употребительными являются все же пакля и деготь, покрываемые сверху слоем жира.

Для изготовления ренсовой бумаги стебель распускают на тонкие узкие волокна, причем наиболее предпочтительны те, которые лежат ближе к его сердцевине. Затем волокна укладывают двумя слоями — один вдоль, другой поперек и длительное время вымачивают в воде, отчего выделяемая волокнами клейкая субстанция пропитывает и надежно приклеивает слои друг к другу, превращая их в однородную структуру. Полученный таким образом лист осторожно вынимается из воды и сушится на солнце, после чего его грубая поверхность полируется размельченной скорлупой болотных ракушек либо крошкой из рога кайилы. Затем бумага сматывается в плотные рулоны, обычно листов по двадцать в один рулон, что позволяет довольно длительное время хранить ее защищенной от непогоды и продлевает общий срок ее службы. Различается до восьми степеней качества ренсовой бумаги. Продажа ее осуществляется, как правило, здесь же, на берегах Воска, но иногда ренсоводы на узких лодках спускаются в море, чтобы обменять свой товар у перекупщиков, живущих на побережье Тамберского пролива. Однако ренсовая бумага вовсе не единственный на Горе тип употребляемого для письма материала. В обиходе чаще используется линованная бумага из древесины, в больших количествах производящаяся в Аре, а также изготавливаемые во многих городах калька и пергамент.