Пленница Гора - Норман Джон. Страница 18

До Лауриса оставалось много дней пути.

По счастью, через два дня после того, как я пополнила ряды невольниц Тарго, нам встретился караван запряженных босками фургонов, двигавшийся из Лауриса на юг, в Ко-ро-ба. Продав двух своих девушек, с большой переплатой Тарго приобрел у путешественников два фургона и две пары босков, а также кое-что из провизии и немного воды. Купил он и все необходимое для торговли рабами: цепи для формирования демонстрационных шеренг, цепи для составления невольничьего каравана, несколько разновидностей кандальных цепей, ножные кольца, ошейники, приспособления для проставления на невольницах клейма, плети и длинные, тонкие, но очень прочные кожаные ремни для связывания рабынь. Гораздо больше нас порадовало приобретение им различных шелков, туалетных вод, гребней и наборов какой-то косметики. Немало денег он выложил и на покупку большого количества грубой материи, из которой, как я позже узнала, делают повседневное одеяние для рабынь — невольничьи туники. При транспортировке в фургонах прикованных за ноги к центральному металлическому брусу невольниц перевозят обнаженными, а их одежда, увязанная в тюки, складывается обычно в передней части повозки. Когда напали тарнсмены, девушек выпустили из фургонов и повели в лес. Все рубахи, как и большая часть товаров Тарго, сгорели вместе с фургонами.

Невольничья туника представляет собой прямоугольной формы кусок материи с проделанным посередине отверстием для головы, что делает ее очень похожей на пончо. Края материи обычно подшиваются, чтобы она дольше не обтрепывалась. С разрешения Тарго довольные девушки смастерили себе одежду. Как мне сказали, обычно туника доходит рабыне до колен, но Тарго заставил нас подшить рубахи гораздо выше колена. Моя туника получилась не очень привлекательной: я очень плохо владела иголкой. Не удовлетворенный ее длиной, Тарго велел укоротить ее до предела. Моя рубаха стала ничуть не длиннее, чем у Ланы или у других девушек. Я чувствовала себя в ней очень неловко, но выражать свое недовольство, конечно, не стала: я слишком хорошо помнила наказание плетьми и ни за что не хотела пройти через это снова. Я очень боялась плетей и готова была ходить как все остальные.

Чаще всего, мне сказали, рубаха подвязывается тонкой цепью, однако нам в качестве поясков выдали узкие кожаные ремни. Этот ремень должен трижды туго опоясывать талию девушки и завязываться так, чтобы его концы свисали у нее на правом бедре. Проверяя мое одеяние, Тарго выразил неудовольствие и заставил меня затянуть пояс потуже, чтобы подчеркнуть фигуру. Впервые в жизни я узнала, что такое стоять прямо — по-настоящему прямо. Меня толкали в спину каждый раз, когда я об этом забывала. Вскоре ходить с прямой спиной стало для меня естественной потребностью. Ремень на поясе девушки предназначался, конечно, не только для подчеркивания ее фигуры, но и служил для нее постоянным напоминанием о том, что она рабыня. Он как бы связывал ее, оставляя в то же время ее руки свободными. При необходимости тем же ремнем за считанные мгновения можно было связать руки и ноги невольницы.

Я все время спрашивала себя, почему Тарго разрешил нам носить рубахи? Думаю, на то было две причины. Во-первых, невольничья туника по-своему является привлекательным одеянием. Она не столько скрывает, сколько подчеркивает красоту девушки, причем делает это самым провокационным образом. Она словно объявляет девушку существом подневольным и требует, чтобы рука хозяина сорвала с рабыни одеяние. А во-вторых, давая нам рубахи, Тарго лишний раз хотел подчеркнуть наше зависимое от него положение. Мы очень хотели прикрыть чем-нибудь свое тело, пусть даже это будет всего лишь невольничья туника, которую он в любой момент по малейшей своей прихоти мог у нас отнять, чтобы заставить нас служить ему с большим рвением. Ни одна из нас не хотела ходить без одежды, поскольку обнаженная казалась в большей степени рабыней, чем одетая девушка.

После того как Тарго встретил караван фургонов, наше существование значительно облегчилось.

Обе приобретенные им у торговцев повозки были покрыты плотной, хорошо защищающей от дождя тканью. Задние колеса фургонов были гораздо больше передних. Каждую повозку тащили два боска — большие темно-коричневые животные с изогнутыми рогами, тщательно отполированными и украшенными бисером. Их копыта также были отполированы, а длинная, густая шерсть блестела на солнце. Одна из повозок была оборудована брусом для приковывания невольниц, а второй брус Тарго снял со своего сильно поврежденного фургона, который он после этого приказал спалить.

Обычный фургон вмещает десять невольниц, по пять с каждой стороны от центрального бруса. Лана ехала в первом фургоне, я — во втором. В каждом нашем фургоне было по девять девушек. Двоих Тарго продал. Сквозь соединенные с нашими ножными браслетами малые кольца пропустили длинную цепь, один конец которой закреплялся на передней части центрального бруса, а второй — на задней, что практически не оставляло нам никакой свободы движений. Однако мне все было безразлично. Меня не трогало даже то, что нам не разрешили ехать в фургоне в рубахах. Едва мы оказались под полотняным навесом и вытянулись на гладком дощатом полу, я, несмотря на тряску, духоту и скрип колес, тут же забылась глубоким сном. После нескончаемой агонии в жесткой упряжи малейший отдых казался мне настоящим наслаждением.

Когда через несколько часов я очнулась ото сна, все тело у меня болело. Я чувствовала себя совершенно разбитой.

Нас высадили из фургона, поставили на колени и приковали цепями, приготовив таким образом к принятию пищи. В течение двух дней, предшествовавших нашей встрече с караваном торговцев, мы ели только ягоды, пили воду да иногда охранники бросали нам маленькие кусочки изжаренной на костре дичи. Теперь, расположившись на траве широким кругом, мы по очереди передавали друг другу котелок с горячей похлебкой. Каждой из нас выдали ломоть круглого желтого зачерствевшего хлеба, который мы немедленно проглотили, после чего охранники бросили нам на траву по куску вареного мяса. Я умирала от голода и потому, не дожидаясь особого приглашения, набросилась на выделенный мне кусок мяса и, обжигаясь, впилась в него зубами. Думаю, мало кто из моих бывших друзей узнал бы сейчас прежнюю гордую, утонченную Элеонору Бринтон в этой обнаженной горианской рабыне, закованной в цепи, стоящей на коленях и с жадностью раздирающей зубами кусок мяса, сок из которого стекал у нее по подбородку и капал на грудь. Никакие деликатесы из парижских ресторанов не могли для меня сейчас сравниться с этим куском жесткого, брызжущего обжигающим соком недоваренного мяса, которое я с жадностью подняла с травы, стоя на коленях рядом с фургоном рабовладельца.

После обеда нас отвели к протекавшему поблизости ручью, чтобы мы могли вымыться и напиться. Я боялась входить в воду, но по приказу Тарго пересилила себя и, стиснув зубы, зашла в холодные, быстрые, пенящиеся вокруг тела струи реки. Через некоторое время я привыкла к воде и уже не хотела выходить. Вместе с другими девушками я тщательно вымыла волосы. После этого мои подруги по несчастью, к моему изумлению, начали, смеясь и играя, брызгать друг в дружку водой. Им было весело. Никто из них не обращал на меня никакого внимания. Я почувствовала себя очень одинокой. Я было подошла к Юте, но она поспешно отвернулась. Она еще не забыла, как я пыталась увильнуть от работы, идя в общей упряжке. Мне стало совсем грустно. Когда позволили выйти из воды, я первой выбралась на берег и в одиночестве опустилась на траву, обхватив руками колени и уперев в них подбородок.

Тарго на берегу сиял от удовольствия. Ему приятно было видеть своих девушек радостными и веселыми. Наверное, подумалось мне, девушку с радостным выражением на лице легче продать. Охранники, казалось, тоже пребывали в хорошем расположении духа. Они подшучивали над плещущимися в воде девушками и говорили им скабрезности, от чего те весело смеялись или, наоборот, строили сердитую гримаску, к общему ликованию остальных. Девушки, очевидно, также не оставались в долгу и возвращали охранникам их комплименты, вызывая у них дружный хохот и новую волну острот. Судя по всему, шутки у них иногда переходили границу терпения мужчин. Одна из девушек плеснула водой в одноглазого, с обильной сединой в волосах охранника, и тот, не долго думая, бросился в реку и, ко всеобщему восторгу, с головой окунул в воду хохочущую обидчицу. Когда он, мокрый и дрожащий от холода, выбрался на берег и принялся выжимать на себе одежду, даже я не смогла удержаться от смеха.