Корабль дураков - Брант Себастиан. Страница 8

О бесполезном учении

Кто плохо учится, тот, значит,

Сам же себя и околпачит —

И горько под конец заплачет.

* * *

Я и студентам не потатчик,

Которым без моих подачек,

А как эмблема их ученья

Колпак присвоен для ношенья.

Не видя в книгах интереса,

Рад лоботрясничать повеса.

Науку истинную в грош

Не ценит часто молодежь,

А все, что дурно, бесполезно,

То ветрогонам и любезно.

Но этот же порок – о, срам! —

Присущ иным профессорам,

Чьи знанья куцые ничтожней

Их болтовни пустопорожней.

Ну, не глупцы ли, не болваны,

Кто всякой чуши постоянно

Своих студентов бедных учат,

Да и себя напрасно мучат?

Да, юноши обыкновенно

Поныне едут в Лейпциг, в Вену,

И в Майнц, и в Эрфурт, в Базель тоже [42] —

Гнилой трухой питаться. Более,

И в Гейдельберге до сих пор

Все тот же изучают вздор!

А дома ждет тебя позор:

В карманах пусто – хоть бы грош!

Добро, коль службу ты найдешь,

Как парень грамотный, в печатне,

Но кой-кому в шинке приятней

Пьянчугам подавать вино,

А спился там – пошел на дно…

Таких встречали вы и сами:

Колпак на каждом с бубенцами!

Завтра, завтра – не сегодня

Кто, как ворона «кра, кра, кра»,

Твердит: «До завтра, до утра!» —

Тому колпак надеть пора.

* * *

Глупец, кто, внемля голос божий:

«Спеши, чтоб не взыскал я строже,

Исправься, грешный путь забудь!» —

Сам не спешит на правый путь:

Мол, нынче неохота, лень,

Живу, мол, не последний день, —

Исправлюсь завтра. Кра, кра, кра!

А доживет ли до утра?

Дурак себя же мучит тяжко,

И все отсрочка, все оттяжка!

А грех и глупость – тут как тут —

С весельем рядышком идут.

Клянется часто сын заблудший:

«Уж завтра-то я стану лучше!»

Но это «завтра» никогда

Не наступает, вот беда!

Как снег растаявший, как дым,

Заветный день неуловим.

И только одряхлев, глупец

В то завтра вступит наконец,

Расслаблен, немощен уже,

С тоской раскаянья в душе.

Спеши сегодня лучше стать —

Не будешь завтра так страдать.

Звучало нынче божье слово,

А прозвучит ли завтра снова?

Кто исправляться завтра любит

И все грешит, тот душу губит.

О караульщиках своих жен

Кто охранять стрекоз возьмется

Иль воду наливать в колодцы,

Пусть за женой следить берется

* * *

День-два хороших, сто плохих

У глупых стражей жен своих.

Коль истинно честна жена,

За нею слежка не нужна,

А коль жена блудлива, лжива,

То своего добьется живо

Какой ни учреди надзор,

Возьми все двери на запор,

Ставь караульных у ворот, —

Она всех за нос проведет.

И в башню заточи, иная

Родит младенца, как Даная.

А Пенелопу – без надзора —

Хоть осаждали ухажеры,

Но мужу двадцать лет она,

В разлуке с ним, была верна!

Кто знает, что наверняка

Ни разу не бывал пока

Женой обманут, что жена

Заботлива, добра, неясна,

И не боится он измены,

Тот истинно супруг блаженный.

Хоть будь красавицей жена,

Но если дурой рождена,

С ней, как с глухой кобылой, мука:

Как ни причмокивай, ни нукай, —

Пошел на ней пахать, – бог мой! —

Бороздки ни одной прямой!

Жена, что служит всем примером,

К таким привержена манерам:

Глаз на мужчину не поднимет,

Словца любезного ни примет,

Боясь, что льстивый хват-угодник —

Злой волк в овечьей шубе – сводник.

Париса некогда сама

Елена не сведи с ума,

Дидона не прельстись Энеем, —

Судьба была б добрей к обеим!

О прелюбодеянии

Где смотрит муж сквозь пальцы, там

Жену с чужим он сводит сам:

Там кошке смех и плач мышам.

* * *

Хоть любодействуй в наши дни,

Хоть походя кого толкни, —

Оно теперь и не грехом

Считается, а пустяком!

И в грешном Риме святость брака

Не смели осквернять, однако —

Что Цезаревы нам законы,

Что Юлиевы нам препоны?! [43]

Дом, где хозяин Ганс-тюфяк, —

Содом: «Ты дура!» – «Сам дурак!»

«Ты начала!» – «Молчи!» – «Отстань!»

Так день-деньской раздоры, брань, —

Летит горшок, шумовка, тяпка,

А муженек, растяпа, тряпка,

Лицо – в ладонь и норовит

Прикинуться, что крепко спит.

Стар иль во цвете лет супруг,

Все женам нынче сходит с рук,

Все переварит муж-ублюдок, —

Луженым стал мужской желудок!

Мужья, подобные Катону, [44]

Который в Риме в годы оны

По доброй воле был рогат,

Жену свою сдав напрокат, —

Не станут плакать, в драку лезть,

Супружества спасая честь.

Коль муж, уверясь, что жена

Заведомо пред ним грешна,

Жить продолжает с нею, он,

Я полагаю, не умен:

Он сам способствует жене

И впредь блудить на стороне.

Язвят соседи: – Не иначе,

Как в доле он с женою падшей,

И, с ней деля барыш развратный,

Он любит слушать, вероятно,

Кладя доходец в кошелек,

Ее слова: «Мой муженек,

Мой Гансик, знай, что из мужчин

Мне всех желанней ты один!…»

С ума все кошки сходят, лишь

Отведают впервые мышь,

А женщины, вкусив однажды

Любви с другим, любовной жажды

Не могут утолить: чем чаще,

Тем грех прелюбодейства слаще!

Что стыд, что честь, что мужа власть?

С мужчиной новым жарче страсть!

Поэтому мужьям и нужно

Жить с женами в согласье, дружно,

Чтоб повода не подавать им

Ко внесупружеским объятьям.

С женою обращайся ровно,

Порадуй ласкою любовной,

Не ссорься с ней по пустякам,

Не доверяй клеветникам.

Но, чтоб не каяться потом,

Зови гостей пореже в дом!

Знай: чем жена твоя пригожей,

Тем осторожней будь и строже —

Ведь мир коварством, ложью жив,

И каждый скрытен и фальшив.

В дом к Менелаю не вотрись,

Прельщен Еленою, Парис,

С женой остался б царь спартанский —

И не было б войны Троянской.

Когда б, уйдя на ту войну,

И Агамемнон-царь жену

Не оставлял бы на Эгиста,

С ней бывшего в связи нечистой,

С войны вернувшись, дома он,

Конечно б, не был умерщвлен.

Кандавл-царь, [45] глупец другой,

Супругой хвастался нагой:

Кто рай укромный ценит мало —

Его разделит с кем попало.

Спокойней в браке те живут,

Кто реже в дом гостей зовут,

Особенно льстецов, пройдох,

Способных на любой подвох.

Слыви скупее всех скупцов —

Не высидишь чужих птенцов.

Гость, что за пазухой приносит

Гадюку, – он ее подбросит!

Не медли – это враг твой злой:

Такого – из дому метлой!

вернуться

Здесь и ниже Брант перечисляет крупнейшие университетские города Германии того времени.

вернуться

Брант имеет в виду законы от 18 года до н.э. римского императора Октавиана Августа, направленные против разврата и сурово каравшие за нарушение супружеской верности. Название «Цезаревы» и «Юлиевы» объясняется тем, что, будучи внучатым племянником и наследником Юлия Цезаря, будущий император принял после его смерти имя Гай Юлий Цезарь Октавиан, а после установления империи стал именоваться Цезарь Август.

вернуться

Марк Порций Катон Младший (95 – 46 гг. до н. э.) – римский государственный деятель, стойкий защитник республики. Римский консул и оратор Квинт Гортензий Гортал (114 – 50 гг. до н. э.) посватался сначала к дочери Катона, а затем, получив отказ, попросил в супруги его жену Марцию. После смерти Гортензия Марция вернулась к Катону.

вернуться

Кандавл – упоминаемый в «Истории» Геродота легендарный царь Лидии. Желая похвастаться красотой своей жены, Кандавл показал ее своему приближенному и любимцу Гигу обнаженной. Оскорбленная женщина предложила Гигу либо умереть самому, либо убить Кандавла и жениться на ней. Гиг предпочел последнее.