Ложь и любовь - Норт Хейли. Страница 13

– Ну что, может, заключим перемирие? – мягко спросил он.

Мэг посмотрела на него, потом огляделась:

– Я над этим подумаю.

Паркер отметил, что, на этот раз ее голос прозвучал не так резко, и улыбнулся:

– Ладно.

Мэг прошла из вестибюля бокового входа в центральную ротонду.

– Это не дом, а настоящий музей!

Паркер поднялся по трем широким ступеням, ведущим из входной зоны в центр первого этажа дома – в ротонду, откуда можно было двигаться в любом направлении и попасть во все главные комнаты первого этажа.

Паркер, пожалуй, мог бы согласиться, что дом напоминает музей, но поскольку вырос в этом доме и не раз играл в прятки или в войну, лавируя между позолоченными стульями с зеленой бархатной обивкой, письменным столом девятнадцатого века и старинным глобусом – это если упомянуть лишь немногие из предметов антиквариата, захламляющих центральную ротонду, – он как-то не очень задумывался о его убранстве. И о том, какое впечатление дом производит на человека со стороны. Но глаза Мэг расширились еще больше, и Паркер осознал так ясно, словно она сказала ему об этом, что его новая родственница почти ничего не знала о том, какую жизнь вел тот, за кого она вышла замуж.

Жюль наверняка рассказал ей о Понтье-Плейс. Самому Паркеру куда больше нравился другой семейный особняк, Шугэ-Бридж, расположенный в сельской местности, а не этот претенциозный, созданный в соответствии со вкусами Тинси дворец, где все было сделано напоказ.

Даже при том, что Жюль протестовал против ограничений, которые накладывала на него жизнь в Понтье-Плейс, сбегал из дома в номер-люкс, который постоянно снимал в отеле «Морепа», что он пытался по мере возможности не появляться на семейных сборищах, проходивших в этом доме, любимой женщине он обязательно рассказал бы о Понтье-Плейс.

С точки зрения самого Жюля, в его жизни смешались любовь и ненависть, и ни в чем это не проявлялось так ясно, как в отношениях с родственниками.

Если учесть обстоятельства смерти их отца (он утонул, когда перевернулась яхта, на которой он катался с очередной любовницей) и то, что Тинси потакала каждой прихоти Жюля и цеплялась за него еще сильнее, Паркер бы очень удивился, если бы семья не наложила жесткие ограничения на поступки Жюля или его реакции. Радуясь, что ему как второму ребенку родители уделяют гораздо меньше внимания, Паркер имел возможность наблюдать, как старший брат все больше уступает собственной растерянности и враждебности по отношению к родственникам – враждебности, которая по силе могла сравниться только с его, казалось, непреодолимой потребностью в них же.

Хортон унес пальто Мэг, обращаясь с ним так бережно, словно оно было сшито из шелка или меха горностая, а не из дешевой полусинтетики.

Мэг посмотрела мимо Паркера на свое удаляющееся пальто с таким видом, как будто от нее уводят единственного на всем белом свете друга. Этот печальный взгляд озадачил Паркера, и он подумал, что, возможно, стоит быть с ней поласковее Она явно чувствует себя не в своей тарелке, а ведь они еще и шагу не сделали в Большую гостиную.

Губы Мэг слегка приоткрылись, она разжала пальцы и легонько провела рукой по спинке одного из позолоченных стульев. Паркеру понравилось, как она неосознанно поглаживает тонкими пальцами ткань, словно пытаясь понять на ощупь ее природу.

Паркер помнил свои ощущения, когда в отеле Мэг накрыла его руку своей. Она предложила ему утешение, а он оттолкнул ее. Глядя, как Мэг поглаживает стул, Паркер вдруг представил, как ее руки скользят по его телу, двигаются вверх по лодыжкам, по бедрам и обхватывают ту часть его тела, которая наливалась желанием при одной только мысли о прикосновении этой женщины.

Наверное, он сошел с ума! Мало того, что он совсем не знает ее, того, что он все-таки знает, достаточно, чтобы ей не доверять.

Но в движениях рук Мэг Паркер угадывал нежность, и это вселяло в него надежду. И возбуждало. Даже слишком. Нужно немедленно прекратить думать о вдове Жюля в таком ключе! Чтобы хоть чем-то отвлечься, Паркер стал восстанавливать в памяти историю этого конкретного стула.

Его мать несколько недель распространялась о своей замечательной находке. Стул идеально подходил к письменному столу в стиле короля Георга, и Тинси была очень довольна собой, когда ей удалось откопать его в одном из захолустных антикварных магазинчиков в Чарлстоне. После той удачной покупки она целых пять недель обходилась без услуг доктора Прежана. Паркеру тогда было семнадцать, но и сейчас, в свои тридцать пять, он прекрасно помнил тот период, когда жизнь его матери напоминала катание на американских горках.

– Какой красивый стул, – промолвила Мэг, гладя закругленный край спинки.

– Скажите это Тинси, – Паркер сам удивился, что его голос прозвучал почти спокойно, – и вы навек обретете в ней друга.

– Вы что, так и зовете свою мать? То есть, я хочу сказать, в лицо?

Мэг убрала руку со стула. Паркеру хотелось, чтобы она продолжала гладить бархат обивки, но, поймав себя на этой мысли, он нахмурился: для его же блага лучше, чтобы Мэг не возобновляла это чувственное движение.

– Ее все зовут Тинси, – отрывисто бросил Паркер.

– Ну и пусть, а я не собираюсь.

– Как хотите. – Паркер указал на двойной арочный проход. – Все уже собрались в Большой гостиной, может, пройдем к ним? Они хотят выразить вам свои соболезнования.

– Все?

Паркер уловил в ее голосе тревогу и с удивлением обнаружил в себе сочувственный отклик.

– Не волнуйтесь, собрались в основном родственники. Вы ведь вышли за моего брата, миссис Понтье, – Паркер подчеркнул голосом последнее слово, – разве вам не интересно побольше узнать о жизни, которую он вел? В конце концов, теперь это и ваша жизнь.

Говоря, Паркер подходил все ближе, и сейчас он почти навис над Мэг. Ее вздымающаяся роскошная грудь, даже скрытая довольно скромным жакетом, вызывала у Паркера мысли, на которые он не имел права.

– Уф… – пробормотал он.

Мэг закрыла глаза. Паркер приподнял ее голову за подбородок.

– Посмотрите на меня. – Он дождался, пока она откроет глаза, и заглянул в их голубую глубину. – Не знаю, в какую игру вы играете, но Жюль был моим братом…