Корона из сплетенных рогов - Нортон Андрэ. Страница 13
Я уже видел, что стал причиной кровавой вражды между двумя, а может и тремя кланами. Разве не я позволил Инне тайно посещать Лунное Святилище? Разве не я проворонил шпионящего за нами врага? Да, суд Гарна надо мной был полностью справедлив.
Теперь мне ничего не оставалось делать, как выследить Торга. Он, скорее всего еще не знает, что я изгнан из клана. И если я его вызову на поединок, он должен принять вызов. Я могу… нет, должен… убить, смыть его кровью оскорбление нашего… нет дома Гарна.
— Лорд Тугнес знает? — я положил рубашку на место. Теперь я взял фуфайку с утолщенными плечами, чтобы они смягчали давление кольчуги.
Она пожала плечами.
— Ты изгнан из рода.
— Торг этого не знает, — ответил я. — Если я смогу добраться до него раньше…
Мудрая Женщина улыбнулась, но ничего приятного не было в движении ее губ.
Я был перед ней в большом долгу — она залечила мои раны, вернула меня к жизни, хотя я все еще чувствовал слабость. Но я не думал, что она сделала это из-за большой любви ко мне. Нет, это было ее ремесло. И чем скорее я уйду из ее дома, тем это будет приятнее ей.
— Тебе нужно перевязать голову, — она повернулась к полкам и стала копаться там, отыскивая снадобья. Затем она смешала что-то в ступке и намазала смесью тряпку.
— Тебе повезло, — сказала она, подходя ко мне и накладывая на голову тряпку, от которой пахло травами. — У тебя был расколот череп — рука Гарна действительно тяжела. Но внутренних повреждений не оказалось, иначе ты не сидел бы здесь.
— Это сделал не кулак лорда — я разбил голову при падении. Вот его рука, — и я притронулся пальцами к распухшей щеке. Я вспомнил, что оставил свой шлем у Гарна. Хорошо, что он не содрал с меня меч, ведь он имел на это полное право. Может гнев ослепил его и он забыл об этом.
Она ничего не сказала, только сняла старый бинт с головы и намотала новый. Затем неожиданно она схватила меня за подбородок, подняла голову и вперлась в мои глаза.
— У тебя двоится в глазах? — спросила она.
— Сейчас нет.
— Тогда хорошо. Но я предупреждаю тебя, если ты пойдешь по следу до того, как выздоровеешь, ты погибнешь и не сделаешь ничего.
— Леди, я здесь именно потому, что не сделал того, что должен часть своей вины.
— Вины! — презрительно сказала она. — Неси, если тебе так хочется, никому не нужную ношу своей вины. Каждый человек идет по той дороге, которая предназначена ему. Дороге, имеющей много поворотов и изгибов. Он думает, что сам управляет своей жизнью, он не знает, что нити сплелись в ткань еще до того, как он вышел на дорогу своей жизни.
Я поднялся.
— Леди, прими мою благодарность за все, что ты сделала для меня. Теперь я перед тобой в большом долгу — если, конечно, лишенный рода может сказать так. Но у меня есть еще более старый долг. Перед Гарном. Я больше не принадлежу его дому, но я должен уплатить этот долг.
— Иди своим путем, как идут все люди. Я предупреждаю тебя — будь осторожен, иди только туда, куда тебя влекут твои желания. — Она отвернулась, а я взял свою кольчугу.
Пока я с трудом натягивал кольчугу, не желая просить помощи у Забины, я увидел, что она взяла с нижней полки сосуд — не деревянный, и не глиняный — а серебряный, сверкающий полированной поверхностью.
Она взяла его обеими руками и долго смотрела в него, а затем подняла голову и взглянула на меня. Все это было сделано так, как будто она пришла к какому-то чрезвычайно важному решению. Она быстро поставила сосуд обратно на полку.
Затем она взяла сумку, похожую на те, что носят за спиной путешественники, и в нее она начала складывать вещи, сначала она положила остатки лекарства, которым она лечила мою голову, затем начала быстро перебирать сосуды и ящички. А я в это время затянул пояс с мечом и проверил, хорошо ли меч движется в ножнах.
Она сложила в сумку хлеб, но не положила ни кусочка сушеного мяса, однако я тут же вспомнил, что люди ее ремесла не едят мяса животных. Зато она положила мешочек с сухими фруктами. И наконец она показала мне бутылку для воды.
— Наполнишь ее водой из источника. Там хорошая вода — ее благословила луна. — И сумку и бутыль она бросила на постель рядом со мной. Я почувствовал себя страшно одиноким. Как будто и здесь на меня обрушилось проклятие Гарна. Несмотря на то, что она заботилась обо мне, она все же хотела, чтобы я ушел поскорее. Но я не мог ругать ее за это.
И теперь, когда я был на ногах, я не мог уйти не признав, что я в большом долгу перед ней. И как это было положено по обычаю, я вынул меч из ножен, взял его за лезвие и протянул к ней рукоять. Правда я ожидал, что она отвергнет ее, так как я был лишен клана, и со мной нельзя было даже говорить.
Забина посмотрела на меч, а затем перевела испытующий взгляд на меня. Она отказалась принять меч.
— Такие, как я, не имеют дела со сталью, — сказала она. — Но твое предложение, Эльрон, я принимаю. Может быть, когда-нибудь придет день, когда я попрошу у тебя услуги.
Я вложил меч в ножны, ощущая, что на мои плечи легла еще одна тяжесть. Но я выпрямился и постарался забыть все, что теснилось сейчас в моем мозгу. Мудрая Женщина не лорд, не предводитель клана, но она знает, что говорит, и я для нее не просто человек без рода и без имени. Я взял сумку и поблагодарил ее за лечение, хотя я был больше благодарен ей за то, что она считает меня человеком.
— Там в мешке лекарства, — сказала она. — Там все обозначено, как ими пользоваться. Лечи голову, пока боль полностью не прекратится. И иди. Я благословляю тебя. И забина сделала жест, который не имел ничего общего с тем, что делают Барды, охраняющие священное Пламя. Но этот символ был могущественным, и я снова склонил голову, благодаря ее.
Мне бы хотелось увидеть Гатею — поблагодарить ее за заботу обо мне. Но ее не было, а мне пора было идти.
Судя по солнцу, была вторая половина дня, когда я вышел из хижины Мудрой Женщины. На востоке виднелись поля и бревенчатые стены крепости Тугнеса. Жилище Забины было построено прямо у склона, и я подумал, что совсем недалеко отсюда находится Лунное Святилище, куда по своей глупости часто ходила Инна.
Это было действительно лучшее место, откуда можно начинать выслеживание врага. Люди Гарна прочесали все скалы. Интересно, возникла ли у них мысль, которую Забина внушила мне — что не сверхъестественные силы похитили мою кузину, а ее похитил наш старый враг?
А если возникла, то часовые готовы пустить стрелу в любого, кто придет из этой долины, И я буду для них желанной добычей.
Я наполнил бутыль водой из источника, чей бурный поток несся со скал вниз. Затем, чувствуя приятную тяжесть у бедра, я пошел вдоль горного хребта у его подножия. Здесь было много следов. Может здесь были следы и Гатеи, которая ходила к Лунному Святилищу. Я хорошо знал, что Святилище представляет для нее нечто важное. Я стоял в самом начале своего поиска и оглянулся назад в долину.
Стадо овец паслось на склонах холма. Люди работали на полях. Я не заметил всадников. Картина, открывшаяся передо мной, была полна мира и покоя. Мог ли я считать это доказательством того, что Тугнес ничего не знает о действиях своего сына? А может это было просто притворство, чтобы обмануть тех, кто мог следить за долиной. Ответ мог быть любым, а я плохо знал лорда Тугнеса. Я должен идти. Должен идти и знать, что любая стрела и любой меч могут вонзиться в меня.
Может мне лучше начать поиск вечером, когда тьма скроет меня? Но ведь она скроет и следы, которые мог оставить Торг. Да, я теперь твердо уверен, что Инну похитил старый враг Гарна, потому, что это объяснение наиболее логично.
И я решительно направился вверх, так как начинать нужно было со Святилища. Действительно ли оно привлекало Инну своей загадочностью, или же оно было местом тайных встреч с Торгом?
Такое предположение сразу же представило мне Инну в совсем другом свете, чем я думал о ней раньше. Робкая, слабая, полностью поглощенная мыслями о хозяйстве, бесцветная — была ли она в действительности такой? Или же все это было всего лишь плащом, под которым она скрывала свою сущность, свою жажду свободы, которая удовлетворилась здесь, на новой земле. Теперь, оглядываясь назад, я понял, что ничего не знал о ней. Это страшно удивило меня. Ведь она была часть моей жизни. Мы росли вместе с детских лет, и только потом, согласно нашим обычаям, она отдалилась от меня. Но я не мог припомнить в ней ничего выдающегося.