Кубинский зал - Харрисон Колин. Страница 109

Еще немного погодя я поднялся на четвереньки и услышал приглушенный визгливый голос, вещавший на каком-то незнакомом мне языке, по всей видимости – на китайском. Похоже, это была радиопередача и приемник находился в нескольких футах впереди меня за железной стеной кузова. Словно подтверждая мою мысль, диктор замолчал, последовал короткий музыкальный номер, и наступила почти полная тишина.

Воспользовавшись этим, я заорал как можно громче. Грузовик сразу начал притормаживать, и до меня донеслись возбужденные мужские голоса. На мгновение мне показалось, будто я нахожусь не в машине, а в самолете, поскольку ни одно колесное транспортное средство не способно, по-видимому, выполнять «бочку» [45], но потом я сообразил, что не грузовик, а я перекатываюсь в кузове с боку на бок. От этого упражнения меня снова затошнило, а поскольку я как раз оказался на спине, я сразу почувствовал резкое жжение в глазах, в которые попал желудочный сок.

Грузовик между тем снова набрал скорость и помчался вперед, прыгая на кочках, ухабах, камнях, ямах глубиной не менее тысячи футов, и других препятствиях, способных в клочья разорвать скаты; потом он резко затормозил, и куча отбросов, на которой я лежал, по инерции качнулась вперед, и снова выровнялась, когда машина остановилась. Меня вырвало в третий раз, потом на меня свалился какой-то мешок. Двигатель продолжал работать, но сквозь шум я услышал металлический щелчок открываемой дверцы, затем за боковыми стенками раздались голоса. Кто-то отпирал замок на кузове, и я поднял голову, оттолкнув мешок. В задней стене открылся люк, и на фоне светлого квадрата я увидел двух китайцев в рабочих комбинезонах и длинных резиновых перчатках. Я снова заорал изо всех сил. Китайцы полезли в кузов и, грубо схватив меня за ноги, поволокли к выходу по липким мешкам с отбросами и мусором, раздраженно переговариваясь и бранись на своем языке, словно я чем-то их очень разочаровал. Инстинктивно я попытался вырваться, но руки в резиновых перчатках крепко держали меня за лодыжки. Стащив меня с кучи мусора, китайцы проволокли меня по скользкому металлическому полу и вышвырнули наружу. Упав на землю, я сильно ударился плечом о задний бампер фургона, но сознания не потерял. Прежде чем захлопнуть люк мусоровоза (а это был именно мусоровоз), один из китайцев поднял вывалившийся вслед за мной на дорогу мешок с яичной скорлупой и креветочными очистками и швырнул обратно. Он проделал это достаточно быстро, но я успел увидеть торчащий из мусора мужской ботинок коричневого цвета. И это был не мой ботинок, потому что мои каким-то чудом оставались у меня на ногах.

Потрясенный и обессиленный, я снова упал навзничь, все еще чувствуя в легких тошнотворный запах выхлопов и гниющих отбросов. Грузовик взревел, обдал меня еще одним облаком сизого дыма и, несколько раз подскочив на ухабах, нырнул в пролом в заборе и исчез из виду, свернув на какую-то улицу.

Небо над моей головой было голубым, бездонным, безоблачным. В вышине лениво парила чайка. Я перевернулся на живот, подтянул одно колено и с трудом вскарабкался на ноги. Меня опять вырвало – на этот раз жидкой, жгучей кашицей. Я вытер губы рукавом, вынул из волос увядший листок салата и огляделся. Я стоял посреди заброшенной парковки, усыпанной осколками кирпичей, пустыми бутылками и старыми газетами. В куче мусора мне было тепло, но сейчас по телу пробегала знобкая дрожь, а во рту пересохло. Я был без куртки, которая – как я теперь вспомнил – осталась в гардеробе ресторана, однако деньги были при мне: ощупав карманы, я обнаружил бумажник, а в нем – несколько купюр, все кредитные карточки, водительские права и удостоверение личности. В другом кармане лежала связка ключей, которую я сначала не узнал. Потом до меня дошло, что это ключи Джея и при случае я должен их ему вернуть. Что ж, уже хорошо, что меня не ограбили, хотя тот факт, что меня вывезли вместе с мусором, словно что-то ненужное, не вдохновлял.

Очевидно, меня сочли мертвым.

Совсем как того, другого парня в фургоне.

В бакалейной лавочке в трех кварталах от заброшенной автостоянки я заказал чашечку кофе, сок, омлет из трех яиц и порцию поджаренного картофеля по-домашнему, а заодно купил у мальчишки-газетчика джемпер «Нью-Йорк Джайэнтс». Я не был уверен, что мне удастся удержать еду в желудке, но все равно сделал заказ, чувствуя, что мне необходимо перекусить. Повар – мужчина могучего телосложения с властными повадками, сообщил мне, что я нахожусь в Квинсе, и позволил воспользоваться туалетной комнатой, где я с отвращением содрал с себя насквозь провонявшую рубашку. Это была нелегкая работа – я настолько застыл и окоченел, что руки мне не повиновались, зато в рукаве я обнаружил дохлого таракана.

Я вымыл лицо, грудь и подмышки, вытерся бумажными полотенцами и, швырнув рубашку в мусорную корзину, натянул джемпер.

– Тебя что, обчистили? – спросил повар, когда я вышел из туалета. Правой рукой он поглаживал свой грушеподобный живот; за ухом у него торчал огрызок карандаша.

– Вроде того… – ответил я. Несмотря на то что я провалялся в отключке четырнадцать с чем-то часов, в голове у меня по-прежнему все путалось.

Он поставил передо мной бутылку с кетчупом.

– Да брось, меня не проведешь, – сказал повар. – Тебя обчистили. Стукнули по голове так, что ты ничего не помнишь, верно? На этой долбаной стоянке мы подбираем трех-четырех парней в… Джимми! – неожиданно гаркнул он так, что у меня зазвенело в ушах. – Сколько раз мы видели парней, которых бросали на старой парковке – там, где была красильная фабрика?

– Откуда я, на хрен, знаю?! – донесся откуда-то из задней комнаты мужской голос.

– Не обращай внимания, – сказал мне повар. – Джимми парень неплохой, только сейчас у его жены эта… как ее… ментальная пауза, и это его здорово достает. А вообще-то в наших краях все знают, людей грабят, а потом бросают на нашей парковке – местечко-то укромное и к тому же недалеко от шоссе. Одного парня, я помню, уговорила свернуть сюда проститутка, здесь, дескать, поспокойнее. Как же, поспокойнее – держи карман шире! Не успел он достать свой член, как подскочил ее дружок и врезал ему монтировкой промеж глаз. В другой раз одного парня бросили здесь какие-то психи. Ты не поверишь, но они привязали ему к башке дохлую кошку – хотели напугать, что ли… А еще был случай – кто-то вывалил на стоянке долбаные токсические отходы, то-то было шороху! Тогда к нам столько всякого народа понаехало, и из правительства, и из санитарной службы – знаешь небось, парни в таких белых скафандрах, как у космонавтов?… Очень удачный был день, мы тогда продали чашек двести кофе, не меньше.

– Все равно они не убрали всего этого дерьма! – раздался из-за двери тот же голос.

– Что ты говоришь, Джимми?…

– Они так и не вывезли все ядовитые отходы.

– Почем ты знаешь?

– Они ведь оставили тебя.

Я посмотрел на часы.

– А какой сегодня день? – спросил я.

– То есть как – какой день?

– Ну, какой день недели…

– А-а, сегодня вторник, приятель.

– А число?

– Число-о? Дай-ка сообразить… Джимми, какое сегодня число?

– Откуда я, на хрен, знаю?!

Повар потер лоб тыльной стороной ладони и сверился с засаленным календарем, лежавшим возле кассового аппарата.

– Первое, – сказал он. – Первое марта. Первое марта! День, когда я приступал к работе!

Через три часа я должен быть на рабочем месте – свежий, выбритый, в новом галстуке, ходячий человеческий капитал. Еще через минуту я вспомнил, что на данный момент у меня даже нет дома. Я пересчитал наличные в бумажнике.

– Не могли бы вы, ребята, сделать мне одно одолжение? – сказал я.

– Пожалуйста, приятель. Ты только скажи, что тебе нужно.

– Не могли бы вы вызвать такси? Мне нужно в Манхэттен.

– Нет, не могли бы.

– Почему?

– Лучше я сам тебя отвезу.

– Да нет, зачем же?…

– Это займет всего минут двадцать, – сказал повар и потянулся за своей курткой. – Замени меня, Джимми, о'кей? – Он показал на пустой зал позади меня. – Сегодня, как видишь, у нас не слишком оживленно. Паршивая выдалась неделя. Да и год, честно говоря, начался хреново.