Кубинский зал - Харрисон Колин. Страница 19

Под кухнями располагались кладовые и разделочные цеха. Подвальные коридоры были низкими и узкими, как на корабле, и над самой головой вились многочисленные трубы – желтые газовые и красные – системы автоматического пожаротушения. Элисон распахнула передо мной толстую дверь с термоизоляционным покрытием, и я вздрогнул от удивления, оказавшись в мясохранилище, где в голубоватом свете висели на крюках половинки туш. Розовое мясо подернулось инеем, под которым едва виднелись написанные синим карандашом даты и клейма оптовиков.

– Не хотел бы я оказаться здесь вечером, – пробормотал я.

Элисон пожала плечами:

– Я привыкла.

В мясохранилище было прохладно, но не холодно, и мы вошли. Огромные, красно-розовые туши в мраморных прожилках жира – безголовые, разделанные на половинки, с распиленными ребрами и отрубленными копытами – словно знали о нашем присутствии благодаря какому-то особому духовному родству, объединяющему всех млекопитающих, и я подумал, что эта безжизненная плоть, которой суждено вскоре превратиться в смех и звонкую монету, в конце концов снова оживет, преобразовавшись в теплую плоть человеческого тела.

В мясохранилище, объяснила Элисон, поддерживается постоянная температура и влажность, чтобы бифштексы «дошли» до оптимальной кондиции.

– Мы называем их «бифштексы с вешалки», – сказала она. – Это наше фирменное блюдо.

– А кто определяет, что они уже «дошли»? – поинтересовался я, пристально разглядывая шею Элисон, которая была так близко, что мне ничего не стоило наклониться и поцеловать ее. – Я.

Помещение было маленьким, потолок – низким, и мы были одни.

– Здесь очень тихо. – Элисон обернулась и посмотрела мне в глаза.

Я кивнул. «Обними ее, – думал я. – Ну же!…»

– Что случилось, Билл?

В неординарной обстановке мясохранилища ее вопрос тоже прозвучал неординарно, к тому же он застал меня врасплох.

– Ничего. Наверное, с каждым из нас время от времени что-нибудь случается.

– Да, конечно, – негромко сказала Элисон. – Я просто поинтересовалась.

Я набрал полную грудь воздуха и медленно выдохнул.

– Когда-то я был специалистом по купле-продаже недвижимости и работал в одной из лучших в Нью-Йорке юридических фирм, – сказал я. – У меня были жена и ребенок. Потом… потом действительно кое-что случилось, и я остался один. Именно поэтому я прихожу сюда каждый день.

Элисон кивнула с таким видом, словно я только что подтвердил какую-то ее догадку.

– Не хочешь рассказать поподробнее?

– Я не уверен, что мы знаем друг друга настолько хорошо.

– Мы видимся почти каждый день.

Я немного подумал.

– Мне трудно об этом говорить, Элисон.

– Извини. Мне не следовало спрашивать.

Но ощущение только что пережитой близости согрело меня, и я сказал оживленным тоном:

– Впрочем, ничто не мешает нам поговорить о чем-нибудь другом.

К Элисон. похоже, тоже вернулась ее чуть насмешливая игривость.

– Когда-нибудь я все же вытяну из тебя правду.

– Тебе действительно так интересно?

– Чтобы удовлетворить свое женское любопытство, я готова пойти на крайние меры.

– Почему-то мне ни капельки не страшно!

– А это и не страшно.

Потом я попросил ее продолжить экскурсию, и мы двинулись дальше. Я увидел камерные холодильники, набитые приготовленной для салатов рубленой зеленью и перепелиными яйцами в картонных упаковках. В подвал продукты попадали через специальные грузовые люки, выходившие на тротуар в одном из боковых переулков. Проходя за Элисон по очередному узкому коридору, я гадал, в какой стороне находится Кубинский зал, на том же уровне или выше, и как его расположение ниже уровня земли может быть связано с его статусом «только для избранных». Я очень внимательно смотрел по сторонам, но так и не заметил ничего подозрительного – вокруг все так же вились бесчисленные трубы и спутанные электрические провода. Разумеется, я мог бы спросить о Кубинском зале у Элисон, но у меня было такое чувство, что если я промолчу, то узнаю гораздо больше.

– Кроме того, у нас есть второй этаж, – сказала она.

– Второй этаж?

Она имела в виду верхние помещения – три больших банкетных зала, куда вела застеленная ковровой дорожкой лестница. В самом большом из них могло поместиться до шестидесяти человек; там стояло пианино, и поэтому зал часто использовался для корпоративных вечеринок, свадебных торжеств и тому подобного. Второй зал – тоже достаточно большой – был к тому же обставлен дорогими диванами, и его снимали для неофициальных дружеских встреч замужние дамы среднего возраста. Третий зал был намного меньше первых двух; его арендовали исключительно компании клерков с Уолл-стрит. Именно в этом зале работали стриптизерши. Рассчитан он был на двадцать пять человек максимум. Чем больше мужчин, сказала мне Элисон, тем больше проблем; иногда случалось, что какая-нибудь стриптизерша в истерике выбегала из зала, потому что ее искусали или подвергли особо изощренному насилию. «А чего еще можно ждать от такой гоп-компании?» – пожала плечами Элисон.

Потом я поднялся с ней на третий и четвертый этажи, где находились мебельные кладовые, кабинет бухгалтера, главный офис, где работала с бумагами сама Элисон, и раздевалки обслуживающего персонала. По пути я насчитал почти сорок камер видеонаблюдения, а в главном офисе, куда мы ненадолго заглянули, увидел шесть черно-белых телевизионных экранов, на которых сменяли друг друга виды коридоров и комнат, через которые мы только что проходили, а также главный зал, бар, все кассовые аппараты и даже кусок улицы перед входной дверью. Отсюда, догадался я, Элисон может наблюдать за каждым, в том числе и за мной. Есть ли камеры наблюдения в Кубинском зале? Я очень внимательно смотрел на экраны, но так и не увидел помещения, которое было бы мне незнакомо.

– Да-да, – подтвердила Элисон, очевидно заметив мой интерес. – Отсюда видны все комнаты, за исключением пентхауса, где живет Ха.

– Ха?

– Да, – сказала Элисон. – Ты ведь знаешь Ха?

– Ремонтника-китайца?

– Да. Это единственный человек из персонала, которому я полностью доверяю.

«Пентхаус» Ха представлял собой крошечную комнатку на чердаке над сияющей преисподней ресторана. Никто не знал, откуда взялся Ха и сколько в точности ему лет, и никому, кто хоть в какой-то степени от него зависел, даже не приходило в голову допытываться. Возможно, он нелегально сошел на берег с какого-нибудь корабля в Сиэтлской бухте или перешел мексиканскую границу. Единственное, что о нем было известно достоверно, это то, что Ха может починить все, что угодно, – жарочный шкаф, воздушный кондиционер, электронож для мяса, любой из двадцати шести холодильников, транспортер, грузовой лифт, посудомоечную машину и даже пожарную сигнализацию

– К тому же Ха очень смелый, – добавила Элисон.

– Смелый?

– Да.

Ха прекрасно ориентируется в служебных коридорах, сказала Элисон, и часто ходит там, даже не зажигая света. Однажды несколько лет назад – дело было поздно ночью, когда даже ночной портье уже ушел – какой-то воришка взломал выходящий на улицу продовольственный люк и пробрался в подвал. Ха в это время лежал на полу в кухне и прокладывал новую газовую трубу. Услышав, что внизу кто-то ходит, он легко определил по звуку, что взломщик приближается к кухне. Но Ха не растерялся. Он сразу погасил свет в коридорах, включил свет в винной кладовой, а сам притаился и стал ждать. В темноте вор заблудился и, завидев свет, пошел в ту сторону, как бабочка на огонь. И как только он оказался в кладовке, где стояли наши самые дорогие вина, Ха захлопнул дверь, заложил ее для надежности железной трубой и вызвал полицию, которая арестовала злоумышленника.

Судя по всему, Элисон обожала Ха; мне даже показалось – она считала его не просто человеком, а почти что ангелом.

– Ха – единственный, у кого есть номер моего сотового телефона, – пошутила она. – Больше я его никому не даю.

– Как же ты общаешься со своими поставщиками?