Планета колдовства - Нортон Андрэ. Страница 7
Спустя полчаса Дэйн, скрестив ноги, сидел у огня, поворачивая над ним шампур с тремя небольшими птичками, добытыми Азаки. Ближайшую к огню ногу стало жечь и он снял ботинок. Пальцы на ноге, сведенные судорогой, опухли и раздулись чуть ли не вдвое. От неожиданности он широко раскрытыми глазами уставился на эти пальцы – раздувшиеся, красные и болящие при касании. Нумани присел перед ним на корточки, внимательно осмотрел ногу и приказал снять второй ботинок.
– Что это? – спросил Дэйн, обнаружив, что снятие второго ботинка очень напоминает пытку.
Нумани отщеплял от палки небольшие лучинки, не толще иглы.
– Песчаный червь... Откладывает яйца в тело. Надо их выжечь, иначе вашей ноге будет плохо.
– Выжечь! – повторил Дэйн и сглотнул слюну, наблюдая, как Нумани сует лучинки в огонь.
– Выжечь, – твердо повторил хаткианин, – нынче же вечером. Как можно скорее. Не выжечь – очень плохо.
Исполненный сожаления, угрюмо глядя на свои больные ноги, Дэйн приготовился заплатить за последствия первого столкновения с неприятными сюрпризами, приготовленными им Хаткой. Действия Нумани над горящими лучинками трудно было перенести, но он их выдержал, не опозорив свой народ перед хаткианами. Последние отнеслись к этому, как к обычному дорожному инциденту. Тау наложил мазь, облегчившую дальнейшие страдания и землянин получил время подумать о собственной глупости и о том, что теперь он может стать тормозом для отряда.
– Страшно...
Дэйн оторвался от созерцания собственного несчастья и увидел, что врач стоит на коленях перед рядом канистр. В руках он держал пузырек с дезинфектантом воды, повернув его к огню так, чтобы получше рассмотреть содержимое.
– В чем дело?
– Мы, должно быть, очень сильно грохнулись. Некоторые таблетки превратились в порошок! Приходится подумать, какую порцию добавлять. Кончиком ножа Тау выскреб понемногу обломков таблеток на каждую из канистр. – Вроде бы так. Но если у воды будет горьковатый привкус, пусть вас это не беспокоит.
«Горькая вода, – подумал Дэйн, пытаясь согнуть свои распухшие пальцы, – это, вероятно, наименьшая из неприятностей сегодняшнего дня. Но завтра на рассвете, – решил Дэйн, – я пойду, чего бы это ни стоило.»
Утром, вскоре после рассвета, они отправились в путь, желая пройти как можно больше до наступления жаркого времени дня, когда придется отдыхать. Дорога была трудной, но, хотя ноги Дэйна оставались чувствительными к прикосновениям, он все же мог ковылять в хвосте процессии, а Нумани позади него играл роль замыкающего. Вскоре начались джунгли и они взялись за ножи, расчищая себе дорогу. Дэйн работал наравне с остальными и был доволен, что скорость их продвижения в этой зеленой массе замедлилась настолько, что он мог выдержать этот темп.
Но песчаные черви были не единственной неприятностью, которой можно было ожидать от Хатки. Через час капитан Джелико стоял, обливаясь потом и ругался на туземных языках пяти различных планет, пока Тау и Нумани слаженно орудовали над ним ножами. Но они не свежевали космонавта, а, подойдя к нему с разных сторон, вытаскивали из него древесные шипы.
Капитану не повезло – он оступился и при падении попал в объятия не слишком дружелюбного куста.
Прежде, чем сесть на упавшее дерево, Дэйн осмотрел его, ища признаки мелкой дикой жизни, потом застелил его одеялом. Эти деревья были не вздымающимися гигантами настоящих лесов, а, скорее, кустами-переростками, которые, будучи переплетены лианами, стояли живыми стенами. Бриллиантовые вспышки цветов казались яркими пятнами, и сопутствующие им насекомые были в изобилии. Дэйн попытался определить, насколько эффективны прививки, сделанные ему для иммунитета и решил, что нужно надеяться на лучшее. В то же время он удивлялся, почему так много желающих посетить Хатку и платящих астрономические суммы за эту привилегию. Хотя, сообразил он, роскошные сафари, устраиваемые для богатых клиентов, наверняка происходят совершенно в других условиях, чем их поход.
Как может лесничий находить во всем этом дорогу? Да еще когда компас вытворяет жуткие трюки. Однако Джелико, зная, что компас вышел из строя, следовал за Азаки, не задавая вопросов. Значит, и ему следует доверять этому искусству лесничего. Но все же Дэйну хотелось, чтобы они поскорее снова оказались на открытых горных склонах. Время мало что значило в этом лесном сумраке, но пока они пробивались сквозь джунгли, солнце успело миновать зенит, так что к скалам им удалось выбраться только во второй половине дня. Под нависшими ветвями одного из крайних деревьев они остановились на отдых.
– Поразительно! – Джелико с перевязанной рукой и в повязке поперек груди спустился со скалы, откуда обозревал в бинокль окрестности. – Мы прошли джунгли по прямой, и это на протяжении всех десяти миль нашего маршрута. Я думал, что с отказавшими компасами это вряд ли возможно. Но теперь я верю всему, что слышал о способности ваших людей не терять направления в таких местах, сэр!
– Капитан, – рассмеялся Азаки, – я же не ставлю под сомнение вашу способность перелетать от одного мира к другому или ваши познания в торговле с людьми и негуманоидами. Каждому свое. На Хатке любой мальчик, прежде чем стать мужчиной, должен научиться ориентироваться в джунглях безо всяких приборов, только по окружению. – Он потрогал пальцем подбородок. Наши предки в течение многих поколений развивали у себя инстинкт отыскивания дома. Те, у кого он отсутствовал, обычно не доживали до того, чтобы стать отцами. И теперь в нас, переселенцах, заложено кое-что получше компаса. Мы как собаки, способные бежать за добычей по следу, не видя ее.
– Теперь мы опять начнем подниматься? – Тау критически оглядывал предстоящую дорогу.
– Не сейчас. В это время солнце так накаляет камни, что можно обжечься, прикоснувшись к скале. Надо подождать...
Ожидание дало хаткианам лишнюю возможность поспать. Устроившись на своих легких одеялах, они вскоре заснули. Но трое космонавтов были неспокойны. Дэйн не прочь был бы снять ботинки, но опасался, что не сможет потом их надеть. Джелико, судя по его позе, тоже чувствовал себя не лучшим образом. Тау сидел спокойно и смотрел, казалось Дэйну, в никуда, разве что, может, на скалу, торчащую из склона, будто указующий в небо перст.
– Какого цвета эта скала? – вдруг спросил он.
Удивленный Дэйн посмотрел на каменный палец повнимательней. Для него она была такого же цвета, как и другие скалы – черного. Но при некотором рассмотрении в ней замечался, казалось, какой-то коричневый оттенок.
– Черная или, может быть, темно-коричневая.
После этого Тау посмотрел на Джелико.
– Я согласен с этим, – крякнул капитан.
Тау приставил ладони козырьком к глазам и губы его задвигались, будто он считал. Потом он убрал руки и опять уставился на склон.
– Только черная или коричневая? – снова спросил он.
– Да, – ответил Джелико, сидя и держа больную руку на коленях, наклонясь вперед к упомянутой скале, будто ждал нападения чего-нибудь удивительного.
– Странно, – сказал сам себе Тау, а потом громко добавил:
– Вы, конечно, правы. Видимо, это солнце шутит с моими глазами.
Дэйн продолжал следить за скалой-пальцем. Возможно, сильный солнечный свет и может играть шутки, но он не видел ничего необычного в этой грубой глыбе. И так как капитан не задавал Тау никаких вопросов, то и он не стал этого делать. Полчаса спустя врач с капитаном успокоились и, поддавшись действию жары и собственной усталости, задремали. Дэйн продолжал сидеть, бездумно уставившись на скалу-палец. Боль в ногах усилилась и ничто другое не занимало его. Но вдруг он заметил какое-то движение вверх по склону.
Не то же ли самое и увидел Тау? Такое же быстрое движение у каменного столба? Но если это так, то к чему вопрос о цвете? Вот опять! И теперь, сосредоточив свое внимание на подозрительном месте, землянин выделил очертания головы, настолько гротескной, что она походила скорее на колдовское творение Ламбрило. Если бы Дэйн не видел нечто подобное в книгах капитана Джелико, то он решил бы, что у него происходит что-то с глазами. Эта голова напоминала своей формой пулю, украшенную выдающимися шиповидными ушами, верхушки которых, увенчанные пучками волос, сильно поднимались вверх. Над запавшими щеками глубоко сидели круглые глаза. Рот напоминал свиное рыло, из которого торчал розовый язык. Окраска этой фантастической головы была очень близка к цвету скалы, на которой она находилась.