Ветер в Камне - Нортон Андрэ. Страница 15

9

В ТУ НОЧЬ в Стирмире был ещё один сновидец; видимо, Эразмовы заклинания оказались не так надёжны, как ему хотелось верить. В башню прокрался сон, полный смысла и деталей, сон, который сновидец сможет вспомнить, когда придёт время.

Сначала появился цвет. Сочные, богатые краски несли с собой покой, как дыхание жизни, как если бы Ветер стал видимым человеческому глазу.

Нет, не Ветер!.. — понимание было таким внезапным, что сновидец едва не проснулся, — хотя неведомая сила преследовала те же цели.

Юржик не мог взять в толк, что происходит. Его опутали цветные ленты, а потом на их месте возникли неясные, нечёткие лица, которые невозможно было разглядеть. Невозможно, но непременно нужно!

Цветные ленты исчезли, остались одни лица. Вдруг кто-то вдалеке позвал его по имени. Юржик ответил бы, однако голос, далёкий, хрупкий, будто прикосновение Ветра, затих так же внезапно, как появился. В этом голосе слышалась такая мольба, что Юржику захотелось бежать, найти, помочь…

— Злодеяние влечёт за собой расплату, даже если не было злого умысла.

Голос донёсся не издалека, напротив, он гремел прямо в ушах.

— Когда покажется, что наступил конец, помни: ты станешь лишь орудием в руках Эразма, а не тем, во что он попытается тебя превратить. Нож, приставленный к горлу, лишь дарует свободу — Ветер ждёт тебя. От этого злодеяния родится то, что приблизит падение повелителя Тьмы, и пусть ты тогда будешь уже…

Юношу вновь опутали цветные ленты.

Никогда прежде он не видел истинных снов, но теперь точно знал, что проснулся, хотя глаза его были закрыты. Он… Он — Юржик, приёмыш в дане Фирта. И он сейчас в… Юноша открыл глаза. Нет, это не убогий шалаш, в котором он проводил ночи с тех пор, как подошёл на зов Эразма и так попал в услужение Тьме.

За время службы Эразму Юржик забыл, как умеет злиться, — и отрезвляющая сила этого чувства показалась ему невероятной. Увы, его коснулся не Ветер, хотя те, кто дотянулся до него, были искусны в посылании снов, пусть и не имели никакого отношения к Стирмиру.

Юржик огляделся по сторонам. В комнате без окна трудно понять, день снаружи или ночь, но темно не было: две тусклые лампы не давали комнате погрузиться во мрак. Юноша долго смотрел на свечи — и наконец вспомнил!

Он в башне! Так приказал Эразм, который решил, что Юржик зачем-то ему нужен. Почему обычный раб вдруг оказался в такой роскоши? Он поднял руки — ни кандалов, ни цепей.

Юноша поднялся, ожидая, что в любую минуту сюда ворвутся гоббы и изобьют его, или потащат на какие-нибудь работы, или просто начнут издеваться ради развлечения. Юржик посмотрел на ближайшую лампу: она была железная, с ручкой, внутри горела свеча.

Юржик медленно подошёл к столу. Только теперь он заметил на нём чашку и булку, совсем не похожую на лепёшки из отрубей и соломы, которыми питались рабы.

Еда! У Юржика тут же заурчало в животе от голода, и он бросился к столу. Эту еду никакой гобб у него не отнимет!

Сначала он схватил булку и набил рот так, что поперхнулся — крошки полетели во все стороны. Потом взял кружку и пил, пока не разошёлся хлеб, ставший комом в горле. В миске лежало что-то холодное, покрытое коркой застывшего жира… мясо! Юржик постарался успокоиться и подолгу жевал каждый кусочек, наслаждаясь почти забытым вкусом.

Утолив голод, юноша понял, что помимо еды на столе лежит и книга. Он наморщил лоб — от смутного воспоминания заболела голова. Другое место, другой стол, книги — много книг — и генеалогические свитки.

Съев всё, что удалось найти, до последней крошки, Юржик почувствовал непреодолимое любопытство. Взгляд остановился на книге. Очевидно, её оставили для него. Он, конечно, умел читать, правда с трудом. И снова лоб его наморщился — сознание уловило отрывок хвалы, в мыслях промелькнуло, что он учился весьма успешно.

Юржик втянул голову в плечи. Знание, которое Эразм хранит на своих полках? О нет! Ни один чистый сердцем человек не станет гордиться такой учёностью!

И всё же рано или поздно придётся открыть книгу, узнать, что скрыто под этой обложкой. Её положили здесь не просто так.

Она не походила на те книги, которые он видел в покоях повелителя. Те были тёмные, по большей части в деревянных переплётах с замками, одна — в обложке из какой-то гадкой щетинистой шкуры. Книга в его комнате заметно превосходила их размерами — такую не почитаешь, положив на колени, ей полагается лежать на столе. Красную обложку покрывал замысловатый узор, как на заморских платках, которые привозили торговцы. У Хараски был такой платок, розовый с серебряными цветами, она одалживала его девушкам на свадьбы.

Хараска!.. Рука, уже протянутая к книге, дрогнула. Думать здесь о сновидице — всё равно что на пол плевать!

И всё же багряная обложка с каждым мигом всё сильнее приковывала взгляд. Этот цвет не походил на девичий румянец рассветного неба или на платок Хараски: он был ярче. Вид книги приводил юношу в волнение, которого он прежде не испытывал.

Наконец любопытство пересилило осторожность. Сметя все со стола, чтобы нечаянная капля жира с мяса или крошка хлеба ненароком не запятнали роскошную обложку, Юржик двумя руками придвинул книгу к себе.

Свечка, очевидно, всполыхнула, потому что Юржику на мгновение почудилось, что стало светлее. Он осторожно открыл обложку. Ему, с загрубевшими от тяжёлого труда руками, бумага показалась гладкой, будто тончайшее накрахмаленное полотно. Строки на незнакомом языке были непонятны. Юноша перевернул ещё страницу, затем вторую — все те же странные значки. Его любопытство разгорелось ещё сильнее: он должен прочитать эту книгу, следовательно — разгадать её секреты.

Перелистнув четвёртую страницу, бывший пастух замер. Теперь каждые пол-листа занимала мастерски выполненная иллюстрация. Юржик покраснел, его рука дёрнулась, чтобы захлопнуть книгу с мерзкими картинками, но он не смог. Злая воля, остановившая его, не давала поднять глаз, пока каждая деталь не вошла в сознание, как забитый молотком гвоздь.

Картинка оказалась не единственной, их было много. Снова вспыхивала свеча, и следующую иллюстрацию приходилось изучать с ещё большим вниманием. Никогда ещё он не видел такой откровенной, такой дерзко-вызывающей наготы. И, что самое ужасное, часть его существа отзывалась… упивалась тем, что он видел! Юноша покрылся потом, как будто долго работал на солнцепёке. Нет, — кричало что-то внутри, однако верх взяло бесстыдное любопытство, подгонявшее, торопившее перевернуть страницу.

На ферме очень рано узнаешь жизнь во всех подробностях — только там была нормальная жизнь, а здесь, в книге, — извращённая злом, дьявольская карикатура, наваждение.

Юржик не заметил, когда начал обращать внимание на одну и ту же девушку, которая волей художника отдавалась чудовищам, более отвратительным, чем даже гоббы. Он искал её на каждой странице — и находил. Потом — какая-то часть его разума понимала, что не по своей воле, — он коснулся пальцем бесстыдно обнажённой груди…

И ощутил живую тёплую плоть.

Юноша закричал в отвращении и схватился за провинившуюся руку, чтобы она вновь не соблазнила его на… что? Это всего лишь иллюстрации, а книгу можно закрыть.

Юржик обеими руками захлопнул книгу и откинулся на спинку кресла. На лбу выступили росинки пота, тело пылало непонятным огнём. Рядом не было Ветра, который бы остудил и успокоил. Обрывки поганых картинок мелькали перед мысленным взором, о чём бы ни пытался думать юноша.

Маг Гиффорд сидел за столом тоже с книгой, но смотрел вниз, словно она лежала у него под ногами. На некогда округлое лицо легли новые морщины, уголки губ непривычно опустились.

— Неужели мы позволим невинному ребёнку платить за то, в чём виновато только наше небрежение? — проговорил архивариус с необычной для него резкостью.

Гарвис, сидевший по левую руку от библиотекаря, неслышно вздохнул. На его коленях лежал блокнот; рука с мелком будто сама по себе потянулась покрывать бумагу виньетками, но он тут же скомкал лист и выругался.