Эльфийское отродье - Нортон Андрэ. Страница 27
С другой стороны, это прекрасный случай показать отцу и лорду Лайону, что она вполне покорна и послушна.
«Если я сделаю вид, что все в порядке, что ничего особенного не происходит, что я согласна сидеть за одним столом с фавориткой моего будущего жениха, это будет значить, что я ничем не хуже переделанной. Если действовать так, будто она не заметила оскорбления, как будто это просто приятная дружеская вечеринка, это будет значить, что она „безопасна“: она будет повиноваться своему господину и не поставит его в неловкое положение на публике. Конечно, она может оказаться достаточно умной, чтобы управлять Гилмором, но лорд Лайон, видимо, исходит из предположения, что если Рена была достаточно добра к Гилмору, не зная, кто он такой, то, видимо, она слишком глупа, чтобы им вертеть.
И, однако, ее окатило жаром от унижения и стыда. Даже леди Виридина не подвергалась подобным испытаниям!
«Если я уйду.., если я выйду отсюда и вернусь домой…» Ей все равно придется выйти замуж за Гилмора. «Но только тогда мне будет уже все равно, потому что от меня ничего не останется».
На миг ей подумалось, что, может, оно и к лучшему.
Потом Рена мысленно встряхнулась. Это ведь всего лишь помолвка! До свадьбы еще далеко, всякое может случиться. Гилмор может погибнуть: если он посвящает все свое время охоте, в один прекрасный день может обнаружиться, что он не такой хороший охотник, как ему кажется.
Может умереть ее отец — тогда главой дома останется Лоррин, а он никогда не заставит сестру выйти замуж за этого дурня. Может умереть она сама. А возможно, им с Лоррином удастся найти способ заставить отца расторгнуть помолвку. Она может заставить Гилмора разочароваться в ней. Лорд Лайон может совершить ошибку, в результате чего его влияние уменьшится, и Гилмор перестанет быть выгодным мужем с точки зрения лорда Тилара.
В худшем случае она станет женой придурка. И если у них не будет детей, возможно, Лоррину удастся выручить ее когда-нибудь потом. А может, Гилмор умрет.
А пока что лорд Тилар относится к ней с мрачным одобрением. Возможно, это позволит урвать лишний кусочек свободы…
Это было тяжко, очень тяжко, но Рена заставила себя медленно, шаг за шагом, двинуться вперед. Заставила себя улыбнуться дурацкой, фальшивой улыбкой. Когда она приблизилась, Гилмор встал. Наложница осталась сидеть.
Рена обратила на это внимание, и щеки ее вспыхнули от обиды.
— Шейрена! — воскликнул Гилмор с ребяческим восторгом. — Добро пожаловать! Пожалуйста, присоединяйтесь к нам!
Свободный стул отодвинулся сам собой. Шейрена села, двигаясь скованно, точно деревянная. Наложница, роскошная красавица с волосами цвета воронова крыла и самой пышной грудью, какую только доводилось видеть Рене, ехидно усмехнулась и даже кивнуть не соизволила.
Она-то знала, кто тут главный. Она — фаворитка, а Шейрена — так…
— Это Джаэне, она у меня присматривает за хозяйством. Джаэне, это Шейрена!
Гилмор глупо улыбался им обеим. Очевидно, он совершенно не сознавал, что тут что-то не так.
— Я надеюсь, вы подружитесь! Вам придется часто видеться друг с другом.
Джаэне улыбнулась той самой жестокой улыбкой, которую Рена часто видела на лице отца, когда он отсылал свою очередную наложницу прислуживать леди Виридине.
— Разумеется! — промурлыкала она. — Разумеется, подружимся!
«За хозяйством, значит, присматривает… Хозяйство анлорда состоит из его гарема, личной прислуги и егеря — и ничего больше! Интересно, это его отец велел ему так сказать? Да, наверно… Если я сделаю вид, что поверила этому, то докажу, что так же глупа, как сам Гилмор».
Шейрена не могла заставить себя вымолвить ни слова.
Не могла она и отдать Гилмору футляр со свитком. Она просто положила его на середину стола, чувствуя, как горят щеки, и стараясь не встречаться взглядом с Джаэне.
Еще один незримый слуга заставил футляр исчезнуть, прежде чем Шейрена успела передумать и снова его схватить.
Гилмор удобно развалился на своем стуле, самодовольно улыбаясь. Выражение блаженной невинности делало его весьма привлекательным — если не всматриваться в пустые, бездумные глаза.
— Нам надо почаще встречаться вот так, — сказал он, не обращаясь ни к кому конкретно. — Такая счастливая семейка!
Джаэне улыбнулась чуть более заметно.
— Как вам будет угодно, господин мой, — ответила она с притворной покорностью, подчеркнуто не глядя в сторону Шейрены.
Шейрена едва не задохнулась от гнева.
По счастью, в этот момент на столе перед ней возникла тарелка. Это избавило девушку от необходимости смотреть куда-то еще. Смотреть в тарелку и то было довольно тяжко.
За все время этого томительного обеда Рена не произнесла и двух фраз. И проглотить она сумела всего несколько кусочков: горло протестующе сжималось. Джаэне продолжала ядовито ухмыляться и ела не спеша: она даже за едой ухитрялась выставлять напоказ свою чувственность.
Гилмор жадно поглощал порцию за порцией, совершенно не замечая напряжения, царящего за столом. Незримые слуги подавали все новые и новые блюда — должно быть, очень вкусные: во всяком случае, пахли они очень аппетитно и выглядели чудесно. Но для Рены все эти яства пропали втуне. Она пыталась есть, но еда не шла в горло.
Так что Рена просто ковырялась вилкой в тарелке, пока слуга не забирал ее.
Зато она жадно пила вино, и слуга добросовестно наполнял ее бокал, к каждой новой перемене — другим вином. Наверно, Рена выпила многовато, потому что у нее начала кружиться голова, но, во всяком случае, она не напилась настолько, чтобы не понимать, что говорит. Девушка пила вино как обезболивающее, чтобы не ощущать всей мучительности происходящего.
Она молчала, смотрела в тарелку и терпела.
Незримый музыкант продолжал играть. Вскоре к нему присоединился арфист. Деревья покачивались под нездешним ветром. Незримые слуги убирали у Рены из-под носа полные тарелки, заменяя их другими полными тарелками. Джаэне по-прежнему улыбалась, все больше делаясь похожей на кошку. Она лениво развалилась на стуле и позволила корсажу немного соскользнуть с плеч. Гилмор уставился ей за корсаж с той же алчностью, с какой он поглощал пищу. К середине невыносимого обеда они начали вести себя так, словно Шейрены тут вовсе и не было.
Лишь вино давало девушке силы сидеть и сносить все это — вино и еще уверенность в том, что, если отец захочет, она в любом случае станет женой Гилмора. Она — или, по крайней мере, ее тело. У нее был только один выбор: остаться собой — или перестать быть. А чтобы остаться собой, надо выказать послушание. Отец хочет этой свадьбы. А чтобы получить то, чего хочет она сама — хотя бы отчасти! — следует заплатить молчанием.
А решение все равно останется только за ее отцом — не считая лорда Лайона.
Наконец, когда Рена залпом выпила еще один бокал вина и ее головокружение усилилось, подали десерт. Незримый слуга унес последнюю тарелку, и на столе появился крохотный сахарный единорог, несколько приукрашенный по сравнению с настоящими. На роге единорога висело кольцо. Тяжелое кольцо белого золота с выгравированными на нем крылатыми оленями и лунными птицами. Обручальное кольцо, разумеется. Если Рена примет его и наденет на палец, судьба ее будет решена.
Девушка заколебалась — всего на мгновение, желая оттянуть неизбежное. Пока она не надела это кольцо, еще можно делать вид, что она свободна…
«Но я не свободна. Я никогда не была свободной — и не буду».
Она сняла кольцо с рога непослушными пальцами и надела его.
А потом взяла вилку и медленно, тщательно растолкла единорога на мелкие сахарные осколки.
Она думала, что пытка на том и кончится. Но Гилмор не собирался вставать, и Джаэне тоже. Гилмор, похоже, даже не замечал, что Шейрена приняла его кольцо. Рена сидела, растирая в пыль остатки единорога, а Гилмор пялился на бюст своей наложницы. Про Рену он, видимо, просто забыл. А уйти она не могла, пока Гилмор не вручит ей контракт о помолвке со своей подписью и печатью, который Рена должна передать отцу. Гилмор же, похоже, не собирался вручать ей никакого контракта, пока Джаэне сидела и хлопала своими пушистыми ресницами.