Знак Кота - Нортон Андрэ. Страница 7

Этим вечером я не учуял ни крысиного зловония, ни кошачьих следов, но зато обнаружил третий запах — тот, который и надеялся встретить. Тот, что означал для меня жизнь. Пруды с водорослями и были жизнью для моей расы. Именно от этих растений зависит наше пропитание. Мы получаем пишу и от наших стад, но сами животные тоже кормятся водорослями. Единственное растение, которое выживает, кроме водорослей, на нашей солоноватой почве, — угольная дыня, которую надо срезать вовремя, или она становится малосъедобной.

Если бы на островке, где я стоял, был водоем с водорослями, я мог бы найти здесь и диких яксов, и запастись вяленым мясом для дальнейшего путешествия.

Но путешествия куда? Я смотрел на звезды, которые неуклонно разгорались все ярче. Каждый из тех, кто ходил торговыми путями, знаком с этими светлыми точками, указывающими нам путь. Однако мы не уходим на большие расстояния, будучи слишком привязаны к своей земле и домам, чтобы рисковать в дальних странствиях. Я знал расположение в небе тех звезд, которые указывали мне дорогу от родной скалы к рынку в Мелоа и обратно. Оттуда, где я стоял, их не было видно, да я и не ожидал этого.

Конечно, соло не имело бы никакого смысла, если бы испытуемых оставляли там, где они сумели бы легко найти обратную дорогу. Но были и другие указатели, один из которых я мог бы встретить, будь судьба ко мне благосклонна.

Среди нашего народа тот, кому неожиданно крупно повезло, или кто избавился от серьезной опасности, или желает почтить предка, заказывает вырезать изображение котти в несколько раз больше натуральной величины и ставит его у какой-нибудь известной дороги. В глазницы им вставляют драгоценные камни, сверкающие на солнце, или с этой же целью на них надевают ошейник с самоцветами. Многие большие дороги уставлены такими часовыми по всей длине, но даже не слишком известные пути отмечает по крайней мере один в какой-нибудь важной точке.

Вот бы мне увидеть хоть одну такую статую — я вздохнул: прочной веры в свою удачу во мне не осталось.

Мои глаза достаточно приспособились к темноте. Лучше всего, решил я, обойти остров по краю, пока не увижу, насколько он велик и где…

В то же мгновение я почувствовал дуновение воздуха, как иногда бывает вечерами, и оно принесло мне запах водорослей! Никакого намека на то, что это отравленный заброшенный водоем. Камни под ногами были острыми и неровными, поэтому передвигался я медленно, не зная, когда под ногу попадется предательская трещина. Вывих или перелом ноги положит конец не только этому путешествию, но и мне самому.

Я шел на запах, тревожно ловя малейший намек на крысиную вонь или резкий запах кошачьей метки. Но пока ощущал я только благотворное дыхание растений.

Наконец я добрался до края спуска и, хотя внизу была тьма, понял, что нашел водоем, причем немаленький, что еще больше озадачило меня. Почему остров до сих пор не заселен или не захвачен крысами?

Я нашел подходящую с виду пещеру, снял с плеча мешок и спрятал его, прежде чем спускаться к водоему. Хотя я не был искусен с мечом или копьем, двумя видами оружия я владел отлично, поскольку постоянно упражнялся с ними, когда пас стада. Даже мой брат никогда не вызывал меня на состязание на пращах — он заявлял, что это оружие не для воина, а для слуги. Пращу я взял с собой, как и крепкий пастуший посох, из концов которого при повороте кисти высовывались лезвия в половину его длины. Перед спуском я свободнее устроил нож в ножнах и пополз вниз, отыскивая опоры для рук и ног. Я проделал так осторожно только часть пути, а потом вдруг оступился и заскользил вниз, больно ушибаясь о камни.

Водоросли в темноте бледно светятся, причем некоторые разновидности ярче других, так что я разглядел, что нахожусь недалеко от водоема. Но, словно мое падение послужило сигналом, неподалеку от меня внизу что-то забурлило, загорелись красные глазки, клыки в разинутых пастях тускло блеснули зеленоватым. Они пронзительно заверещали, и от вони их тел и дыхания меня чуть не вывернуло.

Я был не настолько глуп, чтобы не приготовиться к такому развитию событий. Посох, висевший у меня за спиной, словно сам прыгнул мне в руку и ощетинился лезвиями.

Прижавшись спиной к скале, я взмахнул посохом, и две крысы, перехваченные в прыжке, покатились по земле. Стая сразу же набросилась на упавших, но я был занят теми, кто нападал на меня. Для пращи места не хватало, так что приходилось ограничиваться посохом, но и им я владел хорошо.

Я отбросил еще двоих и сам зарычал, когда мой посох ухватила зубами одна из тварей, раза в полтора крупнее остальных. Ее красные глаза обещали мне месть. Я отпустил посох, выхватывая нож. Им я тоже неплохо владел. Не в первый раз я сталкивался с яростью крысиной стаи, но никогда я не был один. Прежде, защищая стада, я подавал сигнал и был уверен, что ко мне быстро подоспеет помощь, а яксы, прекрасно знавшие своих давних врагов, пускали в ход рога и острые копыта. Внезапно я ощутил резкую боль в бедре, словно меня ранил меч. Я в ответ ударил ножом. Мне повезло — я нашел себе место в расщелине скалы, где крысы могли приближаться ко мне только по двое, и с этим я справлялся. Но я оставался в одиночестве, а моих врагов было куда больше, чем я мог сосчитать, они вертелись вокруг, двигались очень быстро, что им всегда было присуще. Пока я сражался с двумя крысами, еще одна перепрыгнула через них, целясь мне в горло. Я вскинул руку, и ее прыжок сам насадил ее на мой нож. Я пошатнулся, и рука онемела от силы удара, но я успел ощутить, как треснула под ножом крысиная кость.

Напавшая тварь с пронзительным визгом свалилась мне под ноги, тем самым сорвав атаку двум крысам, которых я удерживал на расстоянии.

Суматоха сражения не давала остальной стае добраться до меня. Я ободрал плечи о камень, дыхание становилось тяжелым. Передышка протянется не больше мгновения, а потом они снова насядут на меня. Несмотря на всю силу и навыки, которые я получил, будучи пастухом и путешественником, я понимал, что не выдержу следующей же решительной атаки.

Да, я боялся, но меня раздражало, что мне придется погибнуть, став пищей для этих тварей. Я заберу с собой стольких, сколько смогу, или скормлю их же сородичам. Мой посох лежал неподалеку, но три сцепившиеся между собой крысы преграждали мне путь, и добраться до него я не мог.

И тут стая вдруг снова заволновалась. В таком освещении они казались всего лишь черными тенями с тлеющими угольями глаз. Я подобрался, ожидая очередного, последнего нападения, которого мне не пережить.

Но они отступали! Я не верил себе — хотя эти крысы не отличались сообразительностью, мне показалось, что они уходят, чтобы посоветоваться, как лучше до меня добраться без больших потерь для их стаи.

Но все больше голов поднималось к небу, а вовсе не ко мне. Затем раздался одинокий пронзительный визг, потом его подхватили другой и третий. Три крысы передо мной все еще дрались. Одну совсем затоптали, а две другие вцепились друг другу в горло за право сожрать ее. Только они одни не вели себя так же странно, как прочая стая.

Снова раздался визг. Мне показалось, что это не призыв к бою, а предупреждение. Я поймал себя на том, что тоже смотрю в небо, прислушиваюсь, пытаюсь уловить что-то кроме вони стаи. Налетел порыв ветра, и я понял, что так насторожило моих врагов. Мы, часть этой земли, живущие близко к ней, готовы улавливать ее перемены.

Надвигалась буря. Я не слышал ни предупреждающего грохота барабана, ни дальней дрожи, которая передавалась статуям сторожевых котов вдоль дорог. Но в самом воздухе было что-то, от чего покалывало кожу по всему телу.

Стая, верещащая теперь в один голос, убралась с глаз долой. Даже одна из тех, что сцепились у меня под ногами, вырвалась на свободу и, прихрамывая, побежала следом за стаей. Они искали укрытие, как и следовало всему живому в предчувствии надвигающейся бури — в том числе и мне.

Я перепрыгнул через два крысиных тела, сцепившихся на песке, и осмотрел берег водоема. Такие бури могут длиться по нескольку дней, и мне стоило пополнить свои скудные припасы. Я протянул руку и схватил столько водорослей, сколько мог, запихивая их за пазуху своей куртки, поскольку больше мне не в чем было их спрятать. Я позволил себе схватить только три таких горсти — больше медлить было нельзя.