Золотой Триллиум - Нортон Андрэ. Страница 31

Девушка смело спросила:

— Те, что пришли со мной, — они все еще остаются там? Или их захватили и куда-нибудь утащили? Они — мои спутники, и я обязана защищать их.

Женщина покачала головой.

— Войти сюда с тобой им дано не было. Тебе вход открылся только потому, что с тобой дар Ялтана, — она указала на меч. — Они остались там.

— Джеган не успокоится! Он будет искать путь сюда, и, возможно, его схватят скритеки. Если ваши Врата открылись, чтобы впустить меня, они, конечно, откроются снова, чтобы я вернулась к моим спутникам. Чудовища, за которым я шла, тут нет, а ведь ищу я его!

Теперь головой покачал Ламарил.

— Королевская дочь, Врата, мы можем открыть, лишь когда на это согласятся все и соединят свои усилия. Они останутся до тех пор запертыми.

Кадия не сомневалась, что он сказал правду. Благоговение — и страх, рожденный этим благоговением, — которое охватило ее при виде их, возрастало, хотя и чуть поугасло, пока она рассказывала свою историю. Так пути назад нет? Она ощущала жар амулета, вибрацию Силы в мече. Она еще не была готова смириться с тем, что должна остаться тут.

Однако она последовала за ними, когда они прошли в глубину зала. Ее промокшие сапоги громко чмокали по узорчатому полу, и Кадия вдруг сообразила, как жалко должна она выглядеть в этой обители света, порядка и красоты. Грязная, потрескавшаяся кольчуга из раковин, помятый шлем, из-под которого выбиваются спутанные пряди волос, — и эта нелепая фигура объявляет себя противником древнего Зла! Кадия больно закусила губу и постаралась идти в ногу с этими тремя, хотя они были выше ее и ступали изящно и быстро.

Выход из длинного зала вел прямо наружу, и Кадия увидела залитые теплым солнцем просторы под ясным небом без единой тучи. По равнине, точно горсть небрежно оброненных раковин, были разбросаны здания ослепительно белого цвета с перламутровым отливом. Ничего похожего на улицы Ялтана. Их разделяли цветники и кусты с яркими листьями.

По дорожкам между зданиями ходили люди, которые, увидев Кадию и ее эскорт, начали приближаться к ним. Исчезнувшие смотрели на нее с тем же удивлением, какое испытала она, встретив в храме первых трех.

Они безмолвствовали, но Кадия почувствовала в голове словно дальний ропот и решила, что они пользуются незнакомым ей видом мысленной речи. Толпа расступилась перед ней и теми, кто ее сопровождал, но некоторые пошли следом. Девушка вглядывалась в их лица: не видела ли она кого-нибудь среди статуй в Ялтане.

И действительно, она узнала еще одну женщину. Тем временем они приблизились к зданию, почти такому же внушительному на вид, как то, которое хасситти в Ялтане выбрали для своего обитания и хранилищ. Однако стены этого не были оплетены лианами, а перед входом был ухоженный цветник. Лицо ей овевал теплый ветерок, напоенный благоуханием. Ее восхищение росло. Исчезнувшие, о которых было столько сказаний, оказывается, удалились в край такой красоты, какую она и вообразить не могла!

Дверей в здании как будто не было. Ламарил вышел вперед и приложил ладонь к сверкающей дощечке, вделанной в стену рядом с порталом. Прозвучала короткая мелодия.

Кадия увидела только сплошное сине-зеленое мерцание, преграждавшее вход. Не успела смолкнуть музыка, как эта завеса (Кадия сочла мерцающее полотнище завесой) раздвинулась, и они смогли войти.

Перед ними был широкий коридор с дверными проемами по сторонам. Все с занавесями из света, насколько ей было видно, всех оттенков — от темно-синего до светло-зеленого. Одна из них в дальнем конце коридора раздвинулась, и из двери навстречу им вышли двое.

Исчезнувшие, которые встретили ее в храме, внушали благоговейный страх, но эти были воплощением высочайшей, но сдерживаемой Силы. Кадия пошатнулась и упала на колени. Она всегда чувствовала, что Великим Волшебникам следовало воздавать высшие почести, а эти, мужчина и женщина, выглядели так, что сама Вина могла бы служить им. Излучаемая ими Сила действовала на нее, точно лучи полуденного солнца в разгар сухого сезона.

На мече в ее руке три глаза, обведенные сияющей пыльцой, которую стряхнул на них цветок, были широко открыты и устремлены на дивную пару, точно талисман узнал власть, его подчиняющую. Амулет на груди пылал янтарным огнем. Однако Кадия ощущала себя ничтожной, хотя, подумалось ей, она ведь не притворялась чем-то большим, чем была на самом деле.

— Дочь земли, откуда мы удалились, — заговорила женщина, — зачем ты явилась тревожить нас? Мы покинули ее, ибо так было справедливо; упрямая гордость и темные страсти ее обитателей обрекли нас на изгнание. Мы покинули тех, чьими жизнями руководили, чтобы они могли выбирать сами — жить в мире или нет.

Кадия не смела поднять глаза на говорящую.

— Великая, быть может, в прошлом и был сделан выбор, но сейчас мира там нет. Носитель Зла, который выглядит похожим на вас, но обезображен мерзким недугом, посеял на земле смерть, с которой те, кого вы оставили там, бороться не могут. Следуя за ним, я попала в эту вашу обитель. Хотя не понимаю, как подобный может разделять ее с вами.

— Его здесь нет, — ответил мужчина. — Исчадие Варма вернулось к своему господину, и вошел он не в наши Врата. Однако служитель Варма зашевелился — создание Тьмы. Дочь новых земель, отдохни и не тревожься. Нам теперь надобно поразмыслить.

И они исчезли — исчезли, словно задутые огоньки свечи, хотя Кадия не сомневалась, что были они из плоти и крови, как она сама. Девушка, стоя на коленях, смотрела на место, где они только что были.

Точно так же растворилась в ничто туманная фигура, которую она встретила тогда в саду.

К ее плечу прикоснулись. Она оглянулась и увидела женщину, проводившую ее сюда.

— Королевская дочь, идем. Тебя ждут еда и отдых. Поистине, подумать нужно о многом.

Кадия с трудом поднялась на ноги. Сияние амулета померкло, глаза на рукояти полузакрылись. Сила, заставившая их открыться, могла оставить их так, однако девушка не испытывала обычной слабости, какая охватывала ее, когда она прибегала к их помощи. Но ее томила огромная усталость. Она вспомнила, что не ела уже очень давно, и все тело ныло.

Женщина провела ее по коридору в двери с зеленой завесой, исчезнувшей при их приближении.

Кадия привыкла к удобствам королевских покоев в Цитадели, хотя и считала их излишне изнеживающими. Но они не шли ни в какое сравнение с тем, что она нашла тут.

Девушка опустилась в ванну в форме раковины, куда перед этим женщина бросила горсть порошка, образовавшего пену, целительную для ссадин, царапин и прочих следов тяжелого пути.

Она расслабилась в приятной истоме, а женщина села возле на табурет и, кивнув в ответ на благодарные слова Кадии, сказала:

— Расскажи мне про Ялтан, пришелица. Я — Лалан и некогда принадлежала к внутренней страже. Иногда мне снится, что я брожу по улицам, спускаюсь в сад… — ее голос замер.

— Город таит в себе волшебство, — начала Кадия. — Издали он кажется такими же развалинами, какие сохранились на многих островах. Но стоит войти в ворота, — она запнулась, — и кажется, будто он ждет хозяев, как ждут хасситти.

— Хасситти! — Тоска исчезла с лица женщины, ее губы изогнулись в легкой улыбке. — Эти малыши! Они всегда были рядом, готовые к забавным выходкам, которые вызывали смех, когда на сердце было тяжело. Так что теперь с хасситти, королевская дочь?

Кадия вновь рассказала о своей встрече с обитателями Ялтана, но на этот раз со всякими подробностями, и всячески хвалила усердие, с каким они старались сберечь все, по их мнению, ценное, что принадлежало покинувшим город.

Лалан кивнула.

— Такими они были всегда… рачительными хранителями вещей. Жаль, что мы не могли взять их с собой. Без их веселой игривости как-то пусто.

— А взять их было нельзя? Лалан покачала головой.

— Врата не впустили бы никого иной крови. Когда мы избрали изгнание, сделали мы это ради блага тех, кого ты называешь оддлингами, а также хасситти. Мы взрастили их из странного семени, и настало время, когда им следовало расти без ухода, чтобы стать тем, чем им суждено было стать.