Балерины - Носова Валерия Васильевна. Страница 8

Может показаться, что мы удалились от главной темы книги, коротко рассказав в этой главе о зарождении русского балета, введя в повествование деятелей театра, которые были предшественниками Анны Павловой или ее современниками по сцене. Но как не существует страны, народа без своей истории, так не может быть и истинного артиста без вдумчивого учителя, хорошего партнера по сцене.

IV. Первые шаги

Осенью, как только открылся театральный сезон 1899—1900 года, любители хореографии снова увидели Павлову, но уже на большой сцене. «В этот первый сезон своей артистической жизни, — вспоминает Светлов, — Павлова появлялась в незначительных, но все же не на кордебалетных местах. Еще не развернувшийся, а только распускавшийся талант стал нравиться публике и рецензентам».

Даже в скромных партиях танцы Анны Павловой, по словам ее современников, отличались пластичностью поз и движений, в прыжках она казалась невесомой, воздушной. Правда, одаренная редкими природными данными — музыкальностью, темпераментом, гибкостью, — Павлова уступала иным выпускницам в технике танца, и трудности современной хореографии доставляли ей огорчения.

Любовь Николаевна Егорова, соученица Анны Павловой, сохранила в памяти своей характерный эпизод, Мариус Петипа, введя в спектакль «Спящая красавица» молоденьких танцовщиц, роздал роли фей Павловой, Егоровой и Седовой. Павлова должна была танцевать фею Ландыш. Репетицию вел помощник Петипа Александр Викторович Ширяев. А Мариус Иванович, как обычно, сидел в кулисе. Он был весь внимание. Если исполнение ему нравилось, он кивал головой, похваливал: «Моя красавица, моя красавица». Если же был недоволен, молчал и, когда танцовщица проходила мимо него за кулисы, делал вид, что его в этот момент что-то заинтересовало вверху, где обычно крепили декорации. Он не бранил провинившихся то ли потому, что не хотел обидеть, то ли потому, что быстро и безошибочно угадывал, на что способен артист, и знал — в некоторых случаях объясняться было бы бесполезно.

Ждавшие своего выхода артистки собрались в артистической уборной, сообщая друг другу закулисные новости. Вдруг дверь резко отворилась, и вбежала Павлова. Бледная, растерянная, она в ужасе произнесла:

— У меня не выходят скачки на пальцах! Мариус Иванович не простит мне этого!

— Не волнуйся, сейчас главное быть решительной. Давай на эту музыку придумаем что-нибудь похожее, Петипа, может, и не заметит, — успокоила Павлову Егорова.

Напевая знакомую мелодию, стали предлагать разные вариации на ту же тему и довольно быстро сочинили нечто похожее. Конечно, наивно было предполагать, что опытный балетмейстер не усмотрит маленькой хитрости.

Любопытствуя, как пройдет их спасительный обман, к выходу Павловой все собрались за кулисами. Сочиненную подругами вариацию Павлова выполнила искусно и смело. Когда закончила ее, наступила тишина — Петипа молчал. А потом произнес на своем родном языке, вставляя в текст русские слова:

— Моя красавица, вариацию свою ты исполнила недурно. Но завтра ты станцуешь то, что сочинил я. Это было не мое, оно нарушило мою мысль. Понимаешь?

И, считая разговор оконченным, обратился к Ширяеву:

— Продолжим репетицию. Следующий выход!

Павлова тут же расплакалась:

— Разрешите, профессор, я станцую то, что вы хотите.

Она старалась, но не смогла. Вытирая слезы, попыталась еще и еще раз. Петипа и его помощник терпеливо ждали. При всеобщем сочувствии исполнителей в конце концов она справилась с трудной вариацией.

— Теперь идет, — снисходительно сказал Мариус Иванович. — Но надо еще много работать, моя красавица!

Конечно, Павлова и сама скоро поняла, как неутомимо нужно трудиться балерине, чтобы обрести легкость прыжка, красоту позы, стремительность вращений. Она себе, а позднее и другим часто говорила: «Даже балерина, имеющая успех, не может позволить себе лениться». Только целенаправленно двигаясь вперед, можно достичь желаемого, и только любовь к труду делает талант зримым.

Художественного совершенства исполнения Павлова достигала в любом балете — старом или новом, классическом или современном. В этом как раз и сказывается более всего ее гениальность. Но она и совершенствовала свой талант, как немногие. Подобно пианисту или скрипачу, которые обязательными ежедневными упражнениями развивают технику пальцев рук, и балерина, если она не хочет потерять свое мастерство, технику, должна изо дня в день тренировать свое тело и профессиональную память. Долгие годы Анна Павлова занималась у известнейших педагогов.

Свидетель ее жизни от первых дней юности и почти до последнего выступления на сцене, преемник Петипа, благословленный им па творческий подвиг балетмейстер Михаил Фокин, как никто другой, понимал Павлову.

«Павлова не выставляла никаких лозунгов, не боролась ни за какие принципы, не доказывала никаких истин, никаких, кроме одной. Она доказала одну истину, что в искусстве главное — это… талант… Поэтому-то в единодушной восторженной оценке Павловой сходятся представители самых разнообразных направлений. Художники, композиторы, писатели, балетмейстеры, танцоры всех направлений. И классики, и модернисты одинаково восторгаются ею…

Иногда сочинение, наивное, устарелое, казалось бы, нетерпимое для современного зрителя, в ее исполнении приобретало смысл и особую прелесть… В то время, как многие из-за устарелости некоторых приемов балета готовы были поставить крест на все искусство, она умела показать те ценности в старом балете, которые были бы не замечены без нее.

Павлова оказала незаменимую услугу и новому балету. Она стала первой балериной в реформированном русском балете. Почти все первые опыты новых постановок прошли при ее участии в качестве главной исполнительницы».

На этой характеристике Анны Павловой стоит остановиться подробнее.

Спустя много лет, живя за границей и готовя к изданию свою книгу «Против течения», Михаил Фокин предпослал ей предисловие:

«Самое спокойное, самое выгодное для работы в области искусства — плыть по течению…

…Если хочешь, чтоб было проще и легче, — плыви по течению!

Если же это тебя не соблазняет и ты хочешь с в о и м путем направиться к с в о е й цели, если ты готов к б о р ь б е и страданиям, а идущая навстречу бессознательная стихия тебе не страшна… — не жди благоприятной погоды, не справляйся о попутном ветре — с м е л о г р е б и п р о т и в т е ч е н и я!»

Вот фокинское кредо в искусстве. Но ведь, по существу, под этим фокинским знаменем прошла и жизнь Павловой в искусстве. И Фокин и Павлова шли рядом — они создавали истинно прекрасное, вечное.

Михаил Фокин дебютировал на сцене Мариинского театра немного раньше Павловой. В школьные годы в ученических спектаклях он танцевал почти всегда с Белинской. Маленькую Анну знал «издали». Когда же она, окончив школу и удачно дебютировав, пришла на сцену, Петипа стал давать ей сольные номера. Лишь изредка Павлова танцевала в «двойках» или «четверках». Ее партнером теперь оказался Фокин, она и он выступали в ролях друзей главных персонажей.

Многое незначительное из этих выступлений время стерло в памяти Фокина. Но цепко сохранились па-де-де, которые пришлось ему и Анне Павловой исполнять в разных балетах. Артисты старались включить в свой номер то, что у них получалось легко и красиво. Павловой удавались пируэты, а Фокину — высокие прыжки. И очень часто между музыкой их танца, произвольно включенного в балет, и всем балетом существовала отдаленная связь. С первыми звуками оркестра исполнители начинали свое адажио, умолкал оркестр — кончали и артисты, не понимая вполне, что необходимо оттенять акценты и тонировку. Обладая тонким слухом, Павлова интуитивно шла за мелодией и просила партнера не торопиться, точно помнила каждый такт и взглядом говорила: музыка кончится еще не скоро! Иногда же, наоборот, тихо подсказывала Мише: «Быстрее, быстрее!»