Superwoobinda - Нове Альдо. Страница 25

А солнце все бешеней палит, а башка все тяжельше гудит, силов больше нет тут валяться, что со мной, не пойму, вроде все при мне и, главное, солнцезащитный девятнадцать, а внутри так свербит — мочи нет, прямо рвет на куски, все не так, все, с детства не выношу, когда меня не понимают. Короче, встаю уже, иду к сладкой парочке, к этим говнюкам занюханным иду, и откуда только они берутся, кто их таких усеял; солнце зверски лупит по баклушке, а баклушку так и распирает, как тогда, в детстве, когда меня отругала бабушка.

Теперь эти двое завели глаза, млеют себе на солнышке, умолкли уже, затихарились на пляжу, просекли под самую завязку, каково это — обиду клеить тому, кто больше твоего приобресть может; чем людей разобижать, лучше б догнали, что нечего нависать над тем, кто круче тебя по качеству правильный товар берет.

Короче, видя такое дело — солнце там, пекло и мысли разные, достаю я свой универсальный швейцарский ножичек и пыряю в их среднеитальянские, подрумяненные пузяры, треснувшие от солнца и двушечки, до тех пор пыряю, пока вдосталь не умоются кровью, в другой раз будут знать, как с людьми по-людски разговаривать, хоть у парфюмера, хоть у косметички, хоть у хрена лысого пусть пробивают, какой такой крем для загара самый годняк: коли уж защищаться от солнца, то как полагается — с гарантией качества.

Аромат всех на свете планет

Тот год, когда Д.Д.Джексон дала на Телемонтекарло интервью Джослену, был практически лучшим годом моей жизни.

В тот год я нахлобучил Д.Д.Джексон!

Шел 1981.

Время было — полный мрак.

А мне жилось убойно. Опаски, правда, тоже были, но так — машинальные, типа когда наши парни из Варезе купили чипсы, а там цифровые котлы. Смотришь на них, смотришь и, где там что, не сечешь. Вот и поспевай за таким временем.

Кадрились напропалую. Или с пробуксовкой. По-всякому бывало. Я потому те годы помню, что группы вроде Rockets превратили их в бессмертный сон. Их знали не только зеканские пацаны из нашей кодлы, но и любой кидала, что покупал диски Rockets. Rockets были мужским вариантом Д.Д.Джексон. Д.Д.Джексон — это несравненная космическая певица моей вечной любви.

Ты запускал винил Д.Д.Джексон «Cosmic Curver», черная такая лепешка еще на древнем вертаке, еще с механической лапкой. Сейчас таких не делают. Сейчас это хлам. Миллион веков прошло с тех пор, когда эти сонги были реальнее всей туфты, которую давят сегодня.

Ты напяливал наушники. И теленовости выметались из комнаты.

Ты слушал. Это были восьмидесятые.

Rockets или Д.Д.Джексон. Правда, больше всех мельтешил этот Краксище. Ты даже и не представлял, что он везде и всюду. Ты видел его мордень по всем каналам, в газетах он фигурял без передыху. Как сейчас реклама Телекома или Омнителя, так и тогда из всех щелей торчали Кракси и Де Мита. Только тебе это было монопенисуально. Ты был молодой. Ты думал про фику и про музыку.

Музыка уносила тебя в сказку. Когда ты был маленьким, сказки пускали по всемирному голубому телевидению. Одна, помню, называлась «Каникулы на острове чаек». Та далекая жизнь никогда не перестанет быть счастливой.

Я помню. За десять дней до поездки Д.Д.Джексон на Телемонтекарло я покатил на вечерину. Ее задавала манда №1 г.Варезе, дочка известного в шестидесятых тренера. У нее еще Abarth 130 ТС была.

Я был в миноре.

Стоял ноябрь. На мне был шотландский батник Ritzino с запонками в форме слоников. В Милане купил. Слоники были из коричневой слоновой кости. Старой уже. Остальное было из золота. Я купил эти запонки на стольник, который для полного счастья стырил у бабули. Кроме как у меня, таких запонок ни у кого не было. Я мог толкнуть их в любой момент, но продержал до декабря. Когда я говорил с девчонкой, только это во мне и цепляло. Я постоянно снимал их и вертел в руках, как будто ворожил.

Еще на мне был боксер Armani и трузера тоже Armani, под цвет боксера. Носки были Burlington. Шузы Worker's. Я накинул оранжевый Moncler и комон на пати. На флэте у той блондинистой типки с Ritmo Abarth 130 ТС было темным-темно, когда я вошел, лукая на типок.

Был Джанни, мой лучший коря, потом был Давиде, и были эти оторвы из седьмого С: сумочки Mandarina Duck, волосы прилизаны Naj Oleary, хотя в дэнсе все равно ерошились. Я напрыскался одеколоном Capucci «Capucci pour homme. Собственный почерк». Он отлично сочетался с Gucci номер 3 Джанни. Джанни никого не клеил, просто был рядом.

Он стоял, прислонившись к стене, и бился об нее головой. Как и я, как и все мы, он слушал забойнейший Meteor Man. Джанни молотил руками, как будто перед ним была ударная установка из клипа Depeche Mode. Он типа разбивал в темноте разные предметы. Я тоже решил отвязаться.

Запалил зелененькую More. Вроде я уже со всеми перездоровался и был в отвале. Музон шпарил вовсю. Хозяйка Abarth врубила психоделическую подсветку. Предки, вместе с другими родаками, умотали отдыхать в горы, в Мадонна-ди-Кампильо. Была там и эта, которая кандыбает в Варезе на автобусе. Кошолка та еще была, глотка луженая, второгодница. Блузка с кружевным воротничком. Кошолка та еще.

У стены стоял стол. На столе скатерка, чипсы, оливки те, оливки се, Мартини бьянко. А еще было то, что нам было по пятнадцать и радости — полные штаны. И вся жизнь впереди. Уж наше-то поколение сумеет ответить на вызов, брошенный той жизнью, что вокруг нас.

Пошел я, значит, подергаться с остальными. Тут-то меня и прихватило. В этот день у меня стоял весь день. Я думал о том клипе Дэвида Боуи, где все счастливы, и ждут, когда он появится, и хлопают в ладоши, и я громко хлопал в ладоши и ждал с сигаретой в зубах. Сквозь полумрак я смутно видел, как балдежно делает дэнс белый хайр хозяйки.

Только вот перехавал я в тот день разной там хванины, а заодно и лекарств. Так что потерся я, потерся, чую — пора продаблиться. Если ты никого не клеишь, то типа ты в лабиринте. С понтом дела шевельнешь конечностью — и ты уже лучший. Музыка бешено стучит по вискарям. Клево, что ты здесь. Теперь можно и похезать. Ты слышишь звуки диска, они роятся кучками и улетают к далеким и громадным восьмидесятым.

Таким я этот день ну никак не представлял. Пока добирался до очка, чувствую, подступает весь тот бардак, который я учинил, чтобы прийти на пати не таким уж заведенным. Я принял роипнола и поостыл. Два колеса я раскатал у Джанни за пару часов до того. Закинул первое и вспомнил, как мальчишкой летними ночами смотрел на того типчика, который загонял стереосистемы Rossini по Rete A и по Телерепортеру. И всюду стояло сплошное лето. Как в тормозной порнухе, где все повторяется один к одному, как в старых программах, где снова все как было, и вроде бы должны уже закончить, и ты выходишь на балкон, и уже четыре утра, и во всех домах спят, почти все окна мира погасли, а я опять шлепаю к телику. Телетолкучка шла полным ходом.

Кипел аукцион цветных стерео со штатовским флажком на корпусе. Мужика-загонялу звали Джо Денти. Году в 79 это было.

А я все брел в два нуля, да какой там брел — чесал, чтобы отложить личинку и не на шутку проблеваться. В голове — вертолет! На один бок хилял, как Джон Траволта, на другой — как Чарли Чаплин. Ковылял вприпрыжку, чисто недофрик. И вот добрался до эмжо.

В тот вечер я сам был как пятнадцатилетний волшебный мультяк.

Бррррррррр! Все было как в клипаке тех швейцарцев, Yello, помните? Блевалось цветом электри?к. Летело во все стороны. Откуда только силы взялись, все соки из себя повыкачал. А заодно оливки те, оливки се и душу — в жидком виде.

Музычка была далеко, а эта поганая мертвечина близко. Я так забрызгал новый батник Ritzino — места живого не осталось. И тут же отрубился возле ссальника. Сплю, значит, я, сплю, и снится мне всякое-разное, чего сейчас, пиши, и в помине нет.

И вижу я типа каталога без конца и края таких пучковых картинок, которые мелькают эвридей. Пиплы там, расклады, песняки — все это быстренько так перемешивалось и попадало в сон. Конкретный сон. Это было то, что у меня было и есть. Это была вся моя жизнь. Я видел ее сплошняком.