Путешествие «Геоса» - Новиков Валентин Афанасьевич. Страница 3
Аэла подбежала, выхватила котенка. Автомат послушно отдал его. Но котенок царапнул руку девочки, вырвался, бросился наутек куда-то вниз под части работающей машины. Его немедленно перехватил второй автомат.
Аэла снова отняла котенка и сказала:
– Зачем ты его трогаешь? Это мой котенок.
Автомат был такого же роста, как Аэла. Он тупо глядел на нее и повторял:
– Это инородное тело.
– Это не тело, это котенок. А ты кто такой?
– С-72…
– Ну и имя!
Из машинного зала Аэла вошла в сводчатое помещение, где было одно из программных устройств. Ввиду перегрузки машины тут никто не работал.
Аэла подошла к клавиатуре, держа в одной руке котенка, другой нажала красную кнопку.
Тотчас донесся ясный металлический голос:
– Готовность.
– Ты кто? – спросила Аэла.
– Электрический мозг.
– Ты можешь придумать сказку?
– Да.
– Ну-ка, придумай.
Не ведая того, Аэла задала мозгу задачу огромной сложности. То, что было легко для человека, оказалось крайне тяжело для машины.
Аэла подошла к пульту распределения энергии и не заметила, как пересекла электронный луч и замкнула электрическую цепь. Машина начала подавать в главный сектор сигналы тревоги.
Чарли, как ветер, влетел в зал и, увидев у программного устройства Аэлу, всплеснул руками.
– Как ты меня напугала, детка!
Он торопливо сказал в микрофон:
– Энергия!
Снова вспыхнули сигнальные лампы.
Они возвратились в главное управление анализатора.
Принятые из космоса радиосигналы не поддавались кибернетической машине. Попытки установить их последовательность также ни к чему не привели.
Не слышалось ни единого звука. Только какой-то шорох да тихий скрежет иногда прерывали плавное движение ленты.
Аэла сидела в легком качающемся кресле и, щуря глаза, прислушивалась не к шорохам ленты, а к приглушенному шуму океана. Океан начинался за окном и стеной уходил в дневное небо, терялся и тускнел в его невыносимом блеске.
Одэя стояла у окна и прислушивалась к монотонному пению приборов.
Чарли поглядывал на нее запавшими глазами.
– Никакой системы, – нетерпеливо сказала Одэя. – Зачем все это, если сигналы невозможно разобрать? Для кого собственно они посылали их?
– Скорее всего сигналы предназначались для того, кто первым примет их. В сигналах мы действительно не находим системы, но это не значит, что ее нет. У них какой-то свой язык, который трудно понять. Но мы могли бы, не зная его, понять друг друга на элементарном математическом языке.
Он подошел к окну и стал рядом с Одэей. Долго смотрел в пустынную даль Тихого океана. Волны плескались у берега, разбрасывая брызги. Вдоль побережья бежали светло-голубые электробусы. Над водой скользил силуэт крылатого океанского лайнера.
– Мне кажется, что-то тревожное есть в этих сигналах из космоса, – вдруг сказал Чарли. – Странно, но я что-то чувствую.
Одэя быстро взглянула на него.
– Но, может быть, они потерпели катастрофу и зовут на помощь. – Кстати, какие у них координаты?
– Это в направлении созвездия Лебедя. Нас от них отделяет сто световых лет.
– Вы исключаете возможность катастрофы?
Математик пожал плечами.
– Кто знает. Я не уверен, мне, судя по этим сигналам, кажется, что уровень их цивилизации весьма близок к нашему.
– Но ведь здесь просто ничего нет, пустая лента…
– Здесь что-то есть.
Аэла слушала молча и смотрела через окно в ровную лучезарную пустоту неба.
И вдруг Аэла сказала:
– Три, какое-то слово, потом два, четыре, опять это же слово, потом три…
– Что-что? – повернулся к ней математик.
– Я не знаю, – ответила Аэла.
Математик бросился к аппарату,
– Невероятно, – прошептал он.
Снова зашуршала пленка.
– Один, – сказала Аэла, – теперь другое слово и два. Три, опять такое же слово и четыре…
Одэя словно в каком-то оцепенении некоторое время смотрела на дочь.
– Ты что-то слышишь? – спросила она.
Аэла кивнула и погладила котенка.
– А теперь что? – спросил математик, включая аппарат.
– Два, еще какое-то слово и опять два.
Математик ударил себя ладонью в лоб и закричал:
– Биологическая радиосвязь? Я же чувствовал, что на меня как-то странно действует этот шорох. Вот почему машина не могла найти никакой последовательности в сигналах.
– Хорошо, но как расшифровать слова, которые слышит Аэла?
– Это совсем просто. Смотрите. – Математик взял лист бумаги и написал:
3…..2; 4…3
Такие цифры слышала Аэла, и между ними повторялось одно и то же слово. И в данном случае слово может быть только одно – “меньше”. Смотрите. Од быстро написал:
3<2; 4<3
Во втором случае она слышала вот что:
1>2; 2>3
– Один больше двух, два больше трех.
В третьем случае 2… 2. Между этими цифрами может быть только одно слово – “равно”. Машина над этими сигналами могла бы биться тысячу лет и не установила бы никакой последовательности, тогда как разгадать их может даже ребенок, обладающий телепатической одаренностью.
Центральное здание Международной федерации астронавтики было окружено необыкновенным садом. Здесь культивировались растения, привезенные астронавтами с других планет. Всякий, кто шел по дорожкам этого сада, безлюдного, странного, невольно уносился мыслью к тем мирам, откуда пришли побеги невиданной флоры.
Архитектура здания федерации была также непривычна для глаз – на прозрачных опорах, над ярусами ступеней покоилась вытянутая кровля из многослойной пластмассы. С широкого перепада рвался вверх, нависая над фронтоном, тонкий, как игла, серебристый планетолет.
Круглый зал Совета был погружен во тьму. Только перед каждым сидящим в кресле слабо светились узкие щиты с кнопками и крошечными телеэкранами для вызова справочных станций и библиотек.
Выступающие не вставали. Они включали передатчик и говорили с места.
Центральный экран передавал каждый их жест, каждое слово. Это сокращало драгоценное время работы.
Экран погас. В глубокой тишине послышалось металлическое шуршание, невнятный скрежет, затем слова:
“…антивещества на уничтожение разума… координаты девяносто второго… погибших”.
Все подались вперед и с затаенным дыханием вслушивались в слова из бездны.
Еще некоторое время слышался слабый шорох, затем все стихло. Было ясно, что это случайная запись, обрывки каких-то фраз.
Вспыхнул экран, появилось узкое лицо Чарли. Он находился в Америке, в вычислительном центре.
– Все это очень приблизительно, – сказал он. – Что-то мешало им вести передачу.
Экран погас, снова послышался тихий шорох. Шорох сменился беспорядочным набором звуков, затем звуки отсеялись и прозвучали слова:
“В четыреста циклов ушло шестьдесят кораблей. Вернулось девять. В трех первых звездных поясах следов высшей жизни не обнаружено. С-12/44 средняя, царство пожирателей. Гигантские земноводные. Море кишит жизнью”.
Некоторое время в зале царило молчание, потом прозвучали странные слова: “Остался один. Невыразимая тоска. Пять тысячелетий никто не мог оказать помощи нашей планете”.
Звуки оборвались, снова появилось усталое лицо Чарли.
– Вот все, – сказал он. – Поясняю текст. Цикл равен приблизительно 11 земным годам. С-12/44 наименование желтой звезды класса С.
На экране появилось знакомое всей планете лицо Изрытое темными морщинами, пересеченное наискось глубоким шрамом, оно притягивало какой-то необъяснимой силой.
Это был звездный капитан Горин.
Весь зал замер.
– Сигналы, принятые нами из космоса, – сказал он, – по необъяснимой причине разрозненны. И едва ли нам когда-нибудь удастся связать обрывки фраз. Этот тихий скрежет бездны оставляет предчувствие какой-то опасности. Создавшиеся обстоятельства вынуждают нас направить звездолет-астероид не к Тау Кита, а в созвездия Лебедя в столетний путь.