Пыльца - Нун Джефф. Страница 50

Я вжала палец в интерком на двери. Металлический собачий голос ответил:

– Кто здесь?

– Полиция, – сказала я. – Открывай давай.

Главный вход раскрыл обе двери, как неторопливый любовник. Невольный вдох – и я иду сквозь зону гостиной Ботодома. Меня тащит вперед злость, чувствующая Тень Белинды внизу, под полом. Там не все в порядке. Портье оказался лысеющим робопсом, затянутым в респиратор; он съежился за стойкой, вцепившись в копию «Дайджеста обнаженных сук».

– Чего надо? – прорычал пес.

– Ключ от подвала, пожалуйста, – ответила я, сверкнув значком.

– Подвала нет.

Я ткнула пистолет в рожу пса:

– Может, тогда выроем его вместе, сявка?

Пес-портье высунул длинный розовый язык из пасти, пытаясь глотнуть свежего воздуха. Оглянулся на дверь за лестницей. Левой лапой снял ключ со щитка за его спиной.

– То, что просила, – прорычал он.

Стоило отвести пистолет, как он выбежал за дверь на всех четырех. Когда я вставляла ключ в дверь под лестницей, я все еще чувствовала его зловонное дыхание, принесенное пушистым ветром. Я шла на запах Белинды.

Снизу послышался голос, мягкий и потный:

– Кто там в дверях?

– Никого, – крикнула я. – Просто твой оживший кошмар.

– Да ну! А конкретнее?

– Теневой коп Сивилла Джонс.

– Черт!

– Ну что, ништяк?

– Бля!

Внизу возникла паника.

Я иду по темным ступеням, две за раз, три за раз.

Радиоволны…

Цвета в черном воздухе, как отправленные сообщения. Лихорадочные запахи бьют в нос. Царапанье и дыхание. Отблески голубых огней передатчиков. Радужные красные перья летят по волнам паники. Темные ароматы. Сладость. Сладость и страх. Я растворялась в этих цветах. Провода и искры. Ритмы шестидесятых из радио. Мой взгляд проникает во тьму – и хиппи Гамбо собственной персоной встает с перьев.

– Ты арестован, Гамбо, – говорю я.

– Ну надо же! – отвечает он. – Ты в одиночестве, коп-леди.

– Где Белинда?

– Бог ее знает.

Он шагает ко мне, и его длинные, грязные волосы мотаются со стороны на сторону.

– Какая теперь разница? Ты что, не понимаешь, этот ебнутый мир уже разрушен. Что вы, копы, теперь будете делать? Арестовывать сны? – Гамбо засмеялся. – Реальности – пиздец.

– Сейчас мне плевать на мир. Мне нужна моя дочь.

– Я ее тебе не отдам.

– В чем дело, Гамбо? Если действительно все кончено, против чего ты сейчас борешься?

– Я любовник, а не борец, а новому миру все равно понадобится говноискатель.

– Я все еще коп, а ты все еще нарушаешь законы радиовещания.

– Я заберу тебя в статику.

У него в руках – электронный нож, подключенный к оборудованию. На лезвии дрожит огонь. Я приставила пистолет к его голове, но пират даже не шелохнулся. Через Тень меня звала Белинда, и я попыталась послать ответный сигнал. Гамбо выбросил вперед руку.

Живот обожгло болью.

Я махнула пистолетом, мелькнув им мимо головы хиппи. В результате в ране слегка повернулось лезвие; я чувствовала перьевые волны, вторгавшиеся в 'меня из него. Ощущение, словно с тобой кто-то говорит, глубоко внутри. Как будто меня наполняют перьевые голоса. Лезвие хаоса. Я выстрелила в сердце оборудования Гамбо, и тогда боль уменьшилась. Гамбо побежал к своим схемам, вопя на гаснущие лампы. Он начал щелкать переключателями, как безумный, а перья под его прикосновениями становились кремовыми. Гамбо кричал на умирающих волнах, рассказывая миру, что он еще борется, еще хочет рассказать все людям снов.

– Гамбо вызывает мир! У меня на хвосте копы! Не верьте их лжи. Мы еще можем найти друг друга на карте. Старый добрый хиппи будет верить в вас…

Я защелкнула на Гамбо наручники и приковала его к стальной скобе в полу. Потом я шла по подземным коридорам и зажимала рану в животе, преследуя Тень моей дочери, а сияние воды отражалось от мраморных стен.

Я шла по лабиринту из камня, пока передо мной не появилась запертая дверь. Почувствовала за ней Тень Белинды, пульсирующую болью, а потом Тень чужака – блестяще-красную, расцвеченную злостью и страхом. Мужская дымка. И намерение: грозная потребность убить. А потом имя этой Тени: Крекер. Я вытащила тюбик дверного ваза, выдавила немного в замок, а потом сунула туда коп-ключ. Замок чуть-чуть скользнул, механизм недовольно скрипнул. Еще немного ваза, этого скользкого освободителя – и один точный удар. Дверь с треском открылась.

Ступени вниз. Кричу:

– Полиция! Без глупостей!

Тени любовной схватки. Мех. Крики. Прошу… Мат. Боже! Неожиданный укол в Тени Крекера, когда он достиг кульминации. Мои ноги сами нашли дорогу.

Картина, в которую я спустилась: моя дочь делает хороший глоток вина, ее обнаженное тело плавает в толще мерцающей воды, шеф полиции тюленем идет к ней, держа пистолет в вытянутой руке. Тени танцуют от страха и наслаждения. На секунду я погружаюсь в кайф моей дочери, и тут меня накрывает боль. Не представляю, что делать, кроме как кричать: «Стоять!» Больше всего я похожа на копов из мыльных опер. Очень действенно. Крекер медленно пробирается по воде к Белинде. С его тощего тела льются тени. Пистолет собирается проделать огромную дыру…

Я это сделала. Справилась с работой. Моей единственной коповской работой. Выстрелила в шефа.

В последний момент, сбивая прицел, вмешались правила. Рука Крекера с пистолетом на мгновение стала крылом, а потом, когда он погрузился в воду, распалась, разбрызгивая кровь. Голова моей дочери исчезла под водой. Стакан покачался на поверхности, черпнул воды и медленно отправился за ней. Я прыгнула в бассейн, чтобы прижать тело Белинды к себе, вытащить наверх, ее тело, покрытое картой…

– Белинда…

В ответ – тишина. Ее глаза светятся наслаждением, она сейчас далеко отсюда. Крекер у бортика жалко повизгивает, гонит ногами волну, а рука окрашивает воду красным.

Я резко поворачиваюсь к нему.

– Заткнись на хуй! – кричу я. – Ты арестован, Крекер!

Крекер панически закатывает глаза, его Тень скачет от огня. Он не может прекратить дергаться, пускать по воде красные волны. Он еле двигает обмякшими губами…

– Это был «бумер», – выдыхает он. – «Бумер». Она приняла «бумер». Слишком много «бумера». Я пытался…

– Это правда?

Я повернулась к Белинде, протянула руку к тонущему стакану.

– Я пытался остановить ее, – сказал Крекер, – Вот и все. Извини, Джонс. Мне очень жаль. Меня заставил Колумб. Он шантажировал меня… мои преступления… куча преступлений… что мне было делать?

Все течет спокойно и медленно, как плохие воспоминания о только что случившемся. Борьба за жизнь. Поражение.

Поражение…

Я держу в руках дочь, прижимаю ее к себе, хочу вдохнуть жизнь в ее спокойную плоть. Ее глаза на секунду вспыхивают, а потом закрываются. И ее Тень уплывает прочь, в окрашенную кровью воду. Я легко подняла ее, совсем как в детстве, когда она падала в садике около дома. Крекер вырывается на поверхность, баюкает разбитую руку здоровой, кричит мне:

– А как же я?! Как же я?!

Я вынесла Белинду из подвала, прочь от грустного шума, прочь со склада. Ее тело… дыхание призрака. Жизнь моей дочери вытекает медленными волнами.

Длинные ноги Койота несут его вприпрыжку по Принцесс-роуд к центру Манчестера. Он больше не страдает от аллергии. Пока он бежит, карта постоянно меняется, но это не пугает его цветочную душу. Он сам чувствует себя дорогой, частью этого нового мира. Койот стал цветком; дорога раскрывается перед ним распустившимся бутоном. Это путешествие, о котором он всегда мечтал. Но для полного счастья не хватает еще чего-то – машины. Запах цветения из Плат Филдз-парка заставляет задние стебли Койота вцепиться в тротуар. Перед ним прорастают цветы. Койот идет сквозь их ароматы, добавляя их ртам собственное сладкое послание. Только тогда он осознает. «Можно совсем по-другому: я могу свободно перемещаться. Цветок во мне еще растет, еще учится. Это несложно. Никто не должен меня видеть. Я могу просто… знать… просто расти…»