Безжалостная ложь - Нэпьер Сьюзен. Страница 31

Глава 9

– Ну, и какие у тебя практические планы? Как ты собираешься распорядиться своей карьерой после родов? Положиться на стаю бэбиситтеров? Пригласить дневную, няню? Или хочешь, чтобы я нанял такую, которая все время жила бы в доме?

Клодия стиснула зубы и выложила приготовленную ею яичницу с грудинкой на тарелку Моргану, стараясь говорить с легкостью, какой не ощущала.

– Это что – допрос?

Она отвернулась взять его чашку с кофе и тосты из тостера. Оба ломтя она протянула Моргану и заложила еще один себе, не от голода, а чтобы уйти от пронизывающего синего взгляда.

Она отнюдь не собиралась позволить ему вытянуть у нее признание в том, что никаких далеко идущих планов у нее нет. Подобные практические соображения неделю назад, когда она поддалась его настойчивости, ей и в голову не приходили, а теперь ужас при мысли о том, что может принести будущее, вынудил ее об этом не думать. Ею овладела одна мысль: если он пообещает любить ребенка, то, может быть, есть вероятность, что он полюбит и мать?..

Глупая фантазия. Он может к ней привязаться, но, хотя вина и вожделение – крепчайшая смесь, любви они в сумме не составляют. Если бы Морган ее любил, то, откровенный во всем, так бы ей и сказал. Но в их отношениях отсутствовал жизненно важный ингредиент. Доверие. С его стороны оно было направлено не туда, она же умышленно не давала хода этому чувству. Как любовник он был волнующий, страстный, нежный, но Клодия и на миг не позволяла себе забыть, что много лет он был бесчеловечно честолюбивым, до невозможности придирчивым деспотом, пока не попытался стать мягким, полным сочувствия. Бесчеловечность, бездушие в его характере никогда не окажутся совсем уничтоженными: они слишком в нем укоренились и выйдут на поверхность, едва он почувствует, что ему перечат… или подводят его. Он вполне способен стать прежним, особенно если обнаружит, что в новом качестве он выглядит нелепо, что его смогли одурачить.

Взвесив возможный риск, она решила, что боль от его потери лучше отдалить, пока не накопится довольно счастья, чтобы ей хватило на всю грядущую зиму, неизбежно полную волнений.

По крайней мере, если Клодия родит, ее с Морганом будет постоянно что-то связывать, и в ее любви прибавится измерение, которое придаст ее жизни новизну и цель, дотоле ей неведомую. Морган может отречься от нее, но ни в коем случае не от ребенка, независимо от того, как относится к матери. Это было эгоистично, безнравственно, и все же она поступит именно так. Обманет судьбу.

– Всего лишь естественное любопытство. А ты по утрам всегда сердитая, не так ли? – кротко спросил Морган, накидываясь на завтрак. Небритый, в расстегнутой рубашке, он выглядел взъерошенным и неудовлетворенным, в то время как Клодия, уже тщательно одетая в гостиничную униформу, в своей же кухне казалась себе до неудобства официальной. – И поэтому ты оставила меня ночевать лишь сегодня? Боялась, что утром я разочаруюсь?

Нет, боялась, что он еще прочнее угнездится у нее в сердце. Боялась, что в истоме, следующей за усыпляющей страстью, она может выдать больше, чем следует, и повредить себе. Клодия чувствовала себя в относительной безопасности, пока скрывала, до чего он ей необходим. Если она сохранит независимость и станет держаться слегка отчужденно, то сможет ему противостоять и скорее сохранит к себе интерес человека, привыкшего к борьбе с теми, кто оказывает сопротивление.

Прошлой ночью он заснул у нее в объятиях после многочасовых занятий любовью, и она ошибочно подумала, что сможет какое-то время бодрствовать, просто держа его, недолго наслаждаясь иллюзией обладания твердым телом, во сне таким расслабленным и уязвимым.

Конечно, заснула и она и заплатила за это, когда перед самым рассветом пробудилась под искусными ласками его рук и губ и увидела в его лице выражение чувственного торжества. Она бессознательно встрепенулась в ответ на его прикосновение и ответила тоже лаской, хотя видела его нескрываемое самодовольство. Оставшись, он нарушил ее негласное правило, и, судя по его надменному самолюбованию, сделал это умышленно: показал, что в их отношениях нет правил, только те, что она выскажет вслух и тем самым даст ему возможность бросить ей вызов.

– Ты-то можешь не торопиться утром на работу, но помни, что я – всего-навсего служащая, – подчеркнула она, так и не желая признавать его лукавую победу. – Утром я обычно спешу. Мне некогда… э-э-э…

– Медленно, с удовольствием просыпаться? Поэтому я тебя и разбудил до того, как зазвонил будильник, – и нераскаянно ухмыльнулся, расправившись с яичницей. – А ты не заметила, как в критический момент раздается звон, или это у тебя в голове от меня звенит? Я думал, что все рассчитал как нельзя лучше. Собственно говоря, если ты не расслабишься на несколько минут, то придешь на службу раньше времени. Насчет посуды не беспокойся, я вымою. А тоста больше не хочешь? – с упреком спросил он, когда она с неохотой последовала его совету.

Теперь он собирается распоряжаться не только ее сном, но и питанием! И Клодия снова поняла, до чего сумасбродна. Или вправду она хочет предоставить этому самоуправцу место в своей жизни, невзирая на все муки, что он ей причинил? К несчастью, ответ был: да!

– По утрам я больше не ем.

– Но теперь нужно что-то более питательное: кашу, молоко, может быть, свежие фрукты.

– Благодарю, но у меня прекрасно сбалансированная диета, – огрызнулась она. – Кроме того, я пока что не беременна.

– Откуда ты знаешь?

Она почувствовала, что краснеет, и яростно стала намазывать на тост варенье.

– Обычным образом.

Воцарилась краткая, напряженная пауза.

– Сегодня утром?

Она понимала, что если откусит, то подавится.

– Да.

Вместо этого она отпила кофе и обожглась.

Она сама не знала, радуется или сожалеет, что беременность пока не стала даже вероятностью. И теперь, если он захочет устраниться, она предоставила ему идеальную возможность!

– Следовало что-нибудь сказать… или тебе было неудобно? Ради Бога, Клодия, я ведь не какой-нибудь ненасытный сексуальный маньяк, и сама понимаешь, что можешь мне отказать, если захочешь…

В его голосе проступила такая агрессивная смесь неловкости и досады, что она дернулась, посмотрела на него – и от ее взгляда его жесткое лицо вдруг покраснело. Стеснение Клодии как рукой сняло, когда она осознала, что сейчас, разнообразия ради, краснеет он! Ее боязнь, что первой его реакцией окажется облегчение, была поглощена яростным приливом радости.

– Рада слышать, – ответила она, следя, как румянец у него густеет.

– Если тебе не хотелось, сказала бы, что у тебя голова болит или что-нибудь в этом роде, – пробормотал он, явно не привыкший оправдываться.

Упиваясь этим мигом, она подняла брови и сделала неверный шаг, когда высокомерно проговорила:

– Эвфемизмы, Морган? Вот уж не думала, будто ты – из тех, что о приземленных делах говорят витиевато.

– Я не из тех, но ты ведь могла бы и подумать. Так почему же ты просто не сказала мне, что у тебя месячные и любовью заниматься ты не хочешь?

Собираясь глотнуть остывающего кофе, она чуть не поперхнулась. Чтоб ему пусто было, так и прет напролом!

– Я узнала только под душем.

Опять ошибка. Краска с его лица сошла, в глазах промелькнула чувственная любознательность.

– А потому что ты хотела… чутье меня ведь не подводит? Ты пытаешься узнать, что я по этому поводу чувствую? Ждешь, когда я скажу, что не приду, пока ты снова не станешь, сексуально доступной?

– Морган…

– А в таком случае, Клодия, ты страшно оскорбляешь и меня, и себя саму. Я с самого начала сказал, что наши отношения будут строиться не по календарю. Числа месяца ничего для меня не значат. Если ты не хочешь следующие несколько дней заниматься любовью, мы все равно можем проводить время вместе и получать при этом удовольствие от физической близости…

Она и не подумала, будто он предлагает просто держаться за руки. Пораженная лихорадочным смущением, Клодия, запинаясь, проговорила: