Избранница Фортуны - Нэпьер Сьюзен. Страница 24

– Я не продаю Лори! – Его гневный вопль резко отразился от стальных стен сейфа.

– Принудить ее выйти за одного из тщательно отобранных тобой кандидатов это и значит продать.

– Я ни к чему ее не принуждаю. Она слишком молода, чтобы вообще думать о браке. Ей нужно больше опыта, чтобы выбрать достойного спутника жизни.

– А, ты хочешь, чтобы она сначала поспала немного на пробу?

– Нет! – У него потемнело от прилива крови лицо. – Я говорил не о сексуальном опыте. Я имел в виду опыт жизненный. До сих пор она вела очень замкнутый образ жизни…

– По чьей же вине?

– Я сказал – замкнутый, но не изолированный, – проскрежетал он, с трудом усмиряя ярость. – У нее впереди вся жизнь, и нет нужды торопить события.

– Понимаю. Ты хочешь, чтобы она в семнадцать лет поступала как тридцатипятилетняя. Очень логично. Ник. Очень здраво. Стоит ли плакать по луне, когда под рукой столько звезд?

Ее сарказм оказал смягчающее действие. Ник лишь издал сердитое междометие и скрестил руки на груди.

– Если собираешься дуться. Ник, сильнее задействуй нижнюю губу, посоветовала Мэгги, снимая чуть дрожащими пальцами сережки, которые примеряла перед этим.

– Господи, как я ввязался в этот спор? – вслух спросил себя Ник.

– Природный талант, – пояснила она. – Ты боец.

– Я был бойцом.

– И остался им. – Не дождавшись ответа, она взглянула на него и успела заметить неуверенность в обращенном внутрь взгляде. – Стыдишься своего прошлого, Ник? – спросила она с намеренным высокомерием.

Он вскинулся было, но сдержал себя.

– Нет, два раза я не ловлюсь. – Во взгляде появилась угроза. – Ты знаешь, на каких струнах играть, да, Мэгги? Хотел бы я знать, что из сказанного тобой было искренним.

– Очень трудно не заметить, как ты стесняешься своих грязных ногтей.

– Ты хочешь сказать, что примеряешь к себе любовника из низшего класса? – съязвил он.

– Для любви существуют только те барьеры, которые люди сами хотят видеть.

– Но мы говорим не о любви. Возбуждает ли тебя мысль о том, чтобы лечь в постель с неутонченным, полным здоровой грубости мужчиной?

– Ты имеешь в виду – с любым, полным здоровой грубости мужчиной… или с тобой?

Мэгги ожидала отпора, но Ник рассмеялся.

– Кажется, мы снова вступаем на опасную территорию. Признаю, что на меня произвело впечатление замечание о классе, но и ты должна признать, что я прав.

– В чем? – осторожно спросила она.

– В этом, – он указал на футляр, который предлагал с самого начала.

– Ты уверен, что я не слишком низкорослая? Или толстая? Или коленки чересчур выпирают? – Она прекрасно понимала, что голос выдает раздражение.

– Это будет выглядеть на тебе превосходно. – Он достал тонкое, как бумажная аппликация, ажурное золотое ожерелье с тремя каплевидными рубинами.

– Это подчеркнет твои хорошие черты и отвлечет от плохих.

– Хорошие черты? Неужели ты заметил хоть одну? – пробормотала Мэгги, стараясь не обращать внимания на прикосновение его пальцев к шее под тяжелым водопадом волос Действительно он не справляется с застежкой или медлит нарочно? Он стоял очень близко. Она чувствовала его тепло всем своим телом от головы до пят. В зеркале ее фигура отражалась в обрамлении широких мужских плеч.

– Годится, Мэгти? – Он наконец справился, но вместо того, чтобы отойти, легонько положил руки на ее обнаженные плечи. Тонкие бретельки платья вдруг обожгли спину. Что, если он шевельнет своими большими ладонями, если спустит бретельки и?.. Она моргнула, встретив его взгляд в зеркале, чувствуя, как пересохло во рту от очевидности его мыслей. Мэгги не могла произнести ни слова.

Не отрываясь от ее затуманенного взгляда, он провел рукой вдоль золотой дорожки на ее кремовой коже, ниже… ниже, туда, где капли рубинов уютно лежали над самым краем декольте.

– Видишь? – пророкотал он в ее волосы. – Идеально. У тебя красивые груди, мягкие, полные, округлые и теплые. Камни как раз на своем месте – позволяют мужчине любоваться твоей женственностью, не оскорбляя.

Его палец коснулся ложбинки, в которой лежал самый большой камень. Мэгги задержала дыхание. Вдохнуть необходимый кислород значило бы податься навстречу его теплу А от отсутствия воздуха мутилось в голове. Глаза полуприкрылись трепещущими ресницами, когда она ощутила, как его пальцы поправляют две меньшие капли по обеим сторонам большого рубина, чтобы они лежали ровно, каждая над своим холмиком шелковистой плоти.

– Один камень извиняет мужчине первый взгляд… три позволяют взгляду задержаться.

– Ч-что, если я не хочу этого взгляда? – непослушными губами прошептала Мэгги, утратив всю свою хваленую бойкость.

– Тогда не носи такие платья. Женские груди сохраняют свою возбуждающую силу, несмотря на ослабление прежних запретов. Мужчина может восхищаться… и не прикасаться. Здесь все дело в самоконтроле.

Тогда почему же он прикасается? Он все ласкал изысканно ограненные рубины, и жесткие неровные костяшки пальцев скользили по ее вздрагивающей коже. В ушах у нее появился странный звон, колени ослабли так, что пришлось прислониться спиной к его груди. Мэгги закрыла глаза, и краска жарко залила шею и лицо, когда она поняла, что оказалось между ее мягкими ягодицами. Его бедра прижали ее к жесткому краю полки, и он начал ритмично покачиваться.

Распахнув глаза, она резко втянула воздух.

– Ник…

Его взгляд неохотно оторвался от эротического контраста между своей рукой и ее грудью. При виде ее пылающего лица он замер, весь напрягшись. Мэгги поняла, что движения совершались бессознательно. Он забылся в эротической грезе, похожей на ее собственную. Мэгги ожидала, что он помрачнеет, ожидала презрения к ней и к самому себе, но вместо этого Ник спросил с легчайшей улыбкой:

– Так что я говорил о самоконтроле?

– Не знаю, – хрипло пробормотала Мэгги, справляясь и со смущением, и с румянцем. Он не собирался акцентировать ее возбуждение, которое было таким же явным, как и его собственное. Под тонким черным платьем не было лифчика, и соски грудей, которыми он так внимательно любовался, заметно напряглись. К… к этому не полагаются сережки?

– Полагаются. – Прошло ощутимое мгновение, прежде чем Ник потянулся за ними.

Получив сережки, Мэгги выяснила, что трясущиеся пальцы не способны найти даже дырочки в ушах и уж тем более не справятся с застежками.

– Дай-ка мне.

Руки Ника сохранили каменную твердость и при этом оказались удивительно для своего размера чуткими. Мэгги повернулась лицом к нему и послушно погрузила руки в волосы, приподнимая их, чтобы открыть уши. И чуть не взвилась до потолка, когда он нежно сжал мочку большим и указательным пальцами.

– Спокойнее! – попросил он, когда она вскрикнула от боли, причиненной, своим рывком. – Мне нужно сначала найти дырочку.

– Просто вставь, – поторопила Мэгги и поперхнулась, краснея. – Я имею в виду сережки.

– Конечно, Мэгги, что же еще ты могла иметь в виду? Я не думаю, что ты так же спешишь, когда… э-э… занимаешься другими вещами, – примирительно согласился он, вставив наконец золотой стерженек в ухо и застегнув сережку.

Вторая заняла столько же времени. Теперь она знала, что он дразнит, и всеми силами постаралась изобразить скучающее безразличие принцессы, терпящей утомительную, но неизбежную церемонию. – Вот так Несколько долгих секунд Мэгги видела только чувственное удовольствие на его лице.

– О да, они прекрасны! – Отпустив волосы, Мэгги покачала головой, любуясь кроваво-красными сполохами в качающихся сережках.

– Ну, значит, с одним подарком покончено.

– С двумя. Маркхам может подарить мне сережки, а Патги – ожерелье.

Ник заметил, что она не поинтересовалась ценой. Мэгги Коул никогда не приходилось спрашивать цену, шла ли речь о подарке или о покупке. Любая прихоть могла быть и бывала удовлетворена. Ник знал, каково быть игрушкой богатой женщины, женщины, которой никогда не говорили «нет». Однако, хотя Мэгги принимала свое богатство и привилегии как должное, она, похоже, не спекулировала ими. Может быть, она играла перед ним, но ни разу он не видел, чтобы Мэгги была пренебрежительна или хотя бы невнимательна к кому бы то ни было, независимо от положения… скажем, со своим слугой даже чересчур мила.