Авантюристка - Нэвилл Кэтрин. Страница 69

Да, наверное, я выглядела смешно. Все, что он сказал, было совершенной правдой, но ведь меня не это сейчас беспокоило. Но тем не менее, я испытывала больший страх, чем час назад, в залитом свете зале информатора, когда для этого имелась более веская причина, А то, что так испугало меня здесь… абсурд какой-то. Не стоит мне так психовать.

Я молча приняла из его рук ночную рубашку и направилась наверх. Тор остался внизу и стал обследовать кухню. Через некоторое время он поднялся ко мне с бутылкой бренди и двумя бокалами.

Поставив свой бокал на край дубового умывальника возле кровати, он налил мне бренди и сказал:

— Выпей-ка на сон грядущий, ты это заслужила. Я зайду попозже и подоткну тебе одеяло.

— Это совершенно ни к чему, — торопливо возразила я. — Я уже сама нашла все, что надо — и ванную комнату, и все прочее.

Улыбнувшись, он вышел, тихонько притворив дверь. Быстро раздевшись, я накинула ночную рубашку и принялась размышлять о причинах своего страха. Наконец поняла. Тор выкачал из меня всю энергию и лишил меня воли к действиям. Он всегда умело провоцировал меня на то, чтобы принять на себя непосильную ношу, а потом с ухмылкой наблюдал, как я тону. Так произошло и сейчас. До тех пор, пока он не втянул меня в этот банкирский разбой, я была самой преуспевающей дамой на свете. И вот, пожалуйста, я опять увязла по уши и не видела путей к спасению.

Но было ещё кое-что похуже этой страсти рисковать моей головой. С тех пор, как умер дедушка Биби, Тор стал первым, кто заставил меня снова почувствовать свою беззащитность, и я бы не сказала, что такое ощущение мне нравилось. Он ввергал меня в ситуации, в которых я неизбежно теряла контроль и вынуждена была принимать его помощь. Он хотел, чтобы я, подобно Тавишу и всем остальным, просто покорилась превосходству его силы и интеллекта. И мне ничего не оставалось, как послушно следовать его воле. И это приводило меня в ярость. И если я опять этой ночью подчинюсь ему, он удвоит усилия, чтобы поработить не только моё тело, но и душу.

Я плеснула в умывальник воды из кувшина и сполоснула лицо, затем взглянула в зеркало. Из необъятных складок байковой ночной рубашки на меня смотрело личико маленького мальчика с всклокоченной шевелюрой. «Никто не позарится соблазнить этакую образину», — храбро подумала я и скорчила рожу своему отражению.

В комнату вошёл Тор. Он успел переодеться в голубую пижаму, а в руках держал целый ворох одеял.

— Что это ты разгуливаешь по полу босиком? — прикрикнул он на меня. — Ты же застудишься и заболеешь. Сейчас же марш в постель.

Когда я кое-как устроилась между холодными отсыревшими простынями, он принялся одно за другим наваливать на меня принесённые одеяла. Затем зажёг свечу, поставил её у изголовья кровати и выключил настенный светильник. Комната погрузилась во тьму, слегка рассеянную слабым огоньком свечи. Лёгкие золотистые блики напоминали руки, нежно ласкавшие дубовую обшивку стен и завитки резьбы кроватной спинки. На оконных стёклах мерцали капли осевшей влаги, слышался грохот волн, разбивавшихся о прибрежные скалы.

Тор присел на край кровати, не сводя с меня глаз, светившихся так поразившим меня когда-то блеском.

— С какой стати ты уселся ко мне на кровать? — осведомилась я.

— Хочу рассказать тебе сказку на сон грядущий, — улыбнулся он.

— А я-то думала, что от усталости ты не сможешь и пальцем пошевелить.

— Не совсем, — отвечал он. — Есть ещё кое-что, что мне необходимо было сделать давным-давно. — Оставалось только надеяться, что это не то, о чем я подумала.

Он облокотился на одеяла, так что его рука оказалась у меня на животе. Я тут же ощутила, какое исходит от неё тепло сквозь многочисленные слои гусиного пуха.

— Давным-давно жила на свете девочка, — заговорил он. — Это была очень плохая маленькая девочка.

— Это в каком же смысле? — спросила я.

— Я думаю, она хотела превратиться в маленького мальчика. И поэтому была ужасно независима.

— Но что в этом плохого? — спросила я. — И почему это так напоминает меня?

— Никогда не перебивай рассказчика, иначе не услышишь конца сказки, — сказал он.

— О'кей, так что же с нею случилось?

— Она получила по заслугам, — отвечал он. Его голос прозвучал еле слышно. Мне стало не по себе, как всегда бывало, когда он говорил таким тоном.

— И что же она заслужила? — продолжала допытываться я, хотя у меня уже пропало всякое желание это узнать.

— Она заслужила именно то, чего хотела. Ты знаешь, что?

— Нет.

— А вот я так не думаю, — улыбнулся он.

— Ну как, скажи на милость, я могу знать, чего же она хотела? — возмутилась я.

— Да потому, что ты и есть та самая маленькая девочка.

— Ах, так значит, это совсем не сказка?

— Сказка, но это твоя сказка, и только тебе известно, чем она кончится. Возможно, и я буду в числе её персонажей, но только ты можешь решить, какая роль достанется мне.

— А какую роль ты избрал бы для себя сам? — спросила я, сознавая, что лёд подо мною становится все тоньше и тоньше.

Он безмолвно смотрел на меня. Отражая пламя свечи, медью вспыхивали его глаза и волосы. Силы покидали меня. Казалось, что он заглянул в самую мою душу, стараясь высмотреть там некий заповедный уголок, куда я не отважилась ни разу заглянуть сама, и тем более недоступный для всего остального мира.

Его рука, лежавшая поверх одеяла, судорожно вцепилась в его мягкие податливые складки. Он отвёл в сторону взгляд. Его голос был едва различим, словно каждое слово давалось с огромным трудом.

— Я хотел бы быть твоим любовником, — сказал он. А потом одними губами, словно про себя, добавил:

— Очень, очень хотел бы.

В наступившей тишине стало слышно, как тикают часы где-то внизу, в гостиной, и шелестит галькой прибой. Ощущение было такое, как будто во мне что-то рухнуло, раскололось на мириады мелких частиц. Я затаилась, a Тор молча следил за пламенем свечи, словно и не было его последнего признания.

Мы надолго молча и неподвижно застыли. Его рука по-прежнему изо всех сил цеплялась за одеяло, как за единственную надёжную опору, оставшуюся в разрушенном им самим мире. Кажется, прошла целая вечность, но вот он зажмурился, перевёл дыхание и обернулся ко мне с явным нетерпением.