Восемь - Нэвилл Кэтрин. Страница 5

Когда Валентину и Мирей позвали в кабинет, аббатиса сидела за своим массивным письменным столом. Она предложила им сесть напротив. На столе, частично прикрытые расшитым покровом цвета полуночи, мерцали шахматы Монглана.

Аббатиса отложила в сторону перо и подняла голову. Мирей и Валентина сидели в тревожном ожидании, держась за руки.

— Преподобная матушка, — выпалила Валентина, — я хочу, чтобы вы знали, как я сожалею теперь, что покидаю вас. Только сейчас я осознала, каким тяжким бременем была для вас все это время. Ах, если бы я была не такой скверной послушницей и доставляла вам меньше хлопот…

— Валентина, — промолвила аббатиса, улыбаясь тому, как Мирей толкнула подругу в бок, чтобы заставить замолчать. — К чему ты клонишь? Ты боишься, что будешь разлучена со своей двоюродной сестрой? Твое запоздалое раскаяние вызвано именно этим?

Валентина уставилась на настоятельницу, изумленная тем, что та смогла прочитать ее мысли.

— Я не собираюсь разлучать вас, — продолжила аббатиса и через стол вишневого дерева протянула Мирей лист бумаги. — Это имя и адрес человека, который позаботится о вашей безопасности. Внизу я написала для вас обеих инструкции, касающиеся путешествия.

— Обеих? — воскликнула Валентина, едва не подпрыгнув от радости. — О, преподобная матушка, вы исполнили мое самое заветное желание!

Аббатиса рассмеялась.

— Если бы я не отправила вас вместе, Валентина, я уверена, ты и без посторонней помощи нашла бы возможность разрушить все мои тщательно выношенные планы лишь ради того, чтобы быть вместе с кузиной. К тому же будет только разумней отослать вас вместе. Слушайте внимательно. Каждая монахиня, покидающая аббатство, будет обеспечена. Те, кого семьи примут обратно, будут отосланы домой. Для некоторых я нашла дальних родственников или друзей, которые готовы предоставить убежище. Тем сестрам, кто пришел в аббатство с приданым, я верну деньги, и они смогут сами о себе позаботиться. Тех же, у кого приданого нет, я посылаю в святые аббатства в других странах. Во всех случаях путешествие и содержание будут обеспечены. Я должна быть уверена в благополучии моих дочерей.

Аббатиса сложила руки на груди и продолжила:

— Тебе, Валентина, повезло больше других. Твой дед оставил щедрое наследство, которое я предназначила для тебя и твоей кузины Мирей. Кроме того, хотя у вас нет семьи, у Валентины есть крестный отец, который готов принять на себя ответственность и заботиться о вас обеих. Я получила его письменное волеизъявление в пользу вас двоих. Это подводит меня к следующему пункту, делу огромной важности.

Когда аббатиса упомянула о крестном, Мирей бросила на Валентину быстрый взгляд и тут же уставилась в бумагу, которую держала в руке. На листе аббатиса написала жирными буквами: «М. Жак Луи Давид, художник». Ниже стоял адрес в Париже. Мирей не знала, что у Валентины есть крестный.

— Как я понимаю, — продолжала настоятельница, — когда узнают, что я закрыла аббатство, кое-кто во Франции будет этим недоволен. Многие из нас окажутся в опасности, особенно из-за таких людей, как епископ Отенский, который захочет выяснить, что за предметы мы извлекли из стен аббатства и унесли с собой. Ведь следы нашей работы нельзя скрыть полностью. Возможно, некоторых женщин узнают и найдут. Эти сестры будут вынуждены бежать. Потому-то я решила, что восемь из вас будут не только хранить свои фигуры, по одной на каждую, но и примут фигуры от других сестер, если тем придется спасаться бегством, или получат от них указания, где эти фигуры спрятаны. Валентина, ты станешь одной из этих восьми.

— Я! — ахнула девушка. В горле у нее внезапно пересохло. — Но, преподобная матушка, я не… я не могу…

— Ты хочешь сказать, что не слишком-то ответственна? — улыбнулась аббатиса, хотя глаза ее оставались грустными. — Я знаю об этом, но полагаюсь на твою здравомыслящую кузину. Когда я отбирала восемь сестер для особой миссии, я исходила не из ваших способностей, но из стратегического положения, выпавшего на долю каждой из вас. Твой крестный отец, Жак Луи Давид, живет в Париже, самом сердце Франции и шахматной столице. Как известный художник, он поддерживает дружбу со знатью и пользуется уважением среди людей благородного происхождения. Он также является членом Национального собрания, поскольку некоторые считают его пламенным революционером. Я верю, что благодаря занимаемому положению он сможет в случае нужды защитить вас обеих. И я достаточно заплачу ему за вашу безопасность, чтобы он приложил к тому все усилия.

Преподобная мать внимательно посмотрела на девушек.

— Это не просьба, Валентина, — строго сказала аббатиса. — Ваши сестры могут оказаться в беде, а вы сможете помочь им. Я дам ваши имена и адрес тем, кто уже отправился по домам. Вы же поедете в Париж и сделаете все, как я говорю. Вам по пятнадцать лет — в таком возрасте уже надо понимать, что в жизни существуют вещи более важные, чем удовлетворение ваших сиюминутных желаний.

Аббатиса говорила суровым тоном, но лицо ее светилось добротой — как всегда, когда она смотрела на Валентину.

— Кроме того, Париж — это не самый суровый приговор, — добавила настоятельница.

Валентина улыбнулась ей.

— Нет, преподобная матушка, — согласилась она. — Там есть опера, возможно, будут балы, и говорят, что дамы носят очень красивые платья.

Мирей снова ткнула ее в бок.

— То есть, — тут же поправилась Валентина, — я смиренно благодарю преподобную матушку за такую веру в ее покорную слугу.

На этом аббатиса разразилась веселым звонким смехом, сразу сбросив с себя груз прожитых лет.

— Очень хорошо, Валентина. Вы можете идти и собираться. Завтра на рассвете отправитесь. Не медлите.

Аббатиса встала, взяла с доски две тяжелые шахматные фигуры и вручила их послушницам.

Валентина и Мирей, в свою очередь, поцеловали перстень аббатисы и спрятали доверенные им сокровища.

Перед тем как выйти из дверей кабинета, Мирей обернулась и заговорила впервые с тех пор, как они с кузиной вошли в комнату.

— Могу ли я спросить, преподобная матушка, — сказала она, — куда собираетесь уехать вы? Мы будем с радостью думать о вас и посылать вам наилучшие пожелания, где бы вы ни находились.

— Я отправляюсь в путешествие, которое хотела предпринять в течение сорока лет, — ответила аббатиса. — У меня есть подруга, которую я не навещала с детства. Иногда, Валентина, ты напоминаешь мне ее такой, какой она была в те дни. Полной жизни…

Аббатиса замолчала, и Мирей показалось, что в глазах у нее застыла тоска — если только представить себе, что столь почтенная и уважаемая особа может тосковать.

— Ваша подруга живет во Франции, преподобная матушка? — спросила Мирей.

— Нет, — ответила аббатиса, — она живет в России.

На следующее утро, когда земля еще была залита тусклым серым светом, две девушки в простых дорожных платьях вышли из дверей аббатства Монглан и забрались в телегу, полную сена. Телега проехала через массивные ворота и покатила мимо гор, похожих на перевернутые миски. Едва телега спустилась вниз в долину, ее накрыла густая дымка тумана, в которой почти ничего не было видно.

Напуганные девушки кутались в плащи. Они были преисполнены благодарности Господу за то, что, выполняя его миссию, получили возможность вернуться в тот мир, от которого так долго были укрыты.

Однако вовсе не Бог молча наблюдал с вершины горы, как телега медленно спускается в темноту долины. Высоко над аббатством, на покрытой снегом вершине, вырисовывался силуэт одинокого всадника. Всадник неотрывно следил за телегой, пока та не исчезла в пелене тумана. Затем без единого звука он развернул коня и ускакал прочь.