Сестры - Нюблум Хелена. Страница 2

— Ищу людей, которые взяли бы меня в услужение, — ответила девочка.

— Вот это кстати, — сказала ей старушка. — Потому что я как раз ищу себе служанку, которая взялась бы ухаживать за моим стариком, а то он стал совсем замарашкой. Слабенький он стал, одряхлел мой голубчик, и по дому у нас работы разве что самая малость. Ступай за мной, и я покажу тебе, как славненько мы живём!

Анна согласилась, и старушка повела её дальше в глубь леса. Высоко-высоко на горе, под скалою среди диких камней, где рос один чертополох да терновник, жила старушка со своим стариком, и старичок оказался ни больше и ни меньше, как настоящим горным троллем. Свернувшись калачиком, он лежал на камнях в гуще колючих зарослей. Это был его диван. Голова у него была громадная, как старый пень, а волосы торчали во все стороны, как ветки терновника. У него был не рот, а ротище — огромный, красный и полный большущих жёлтых зубов, а уж глазищ», которыми он уставился на Анну, похожи были на два» облупленных крутых яйца.

Старуха пощекотала ему в голове еловой шишкой и сказала:

— Вот погляди, моя радость, какую девчонку я привела, она будет за тобой хорошо ухаживать.

Пучеглазый тролль хихикнул и, глядя на Анну, сказал:

— Ладно, поживём — увидим, какая из неё работница.

Анна задрожала, но делать нечего, пришлось ей подойти к троллю поближе.

— А ну-ка, остриги мне ногти! — велел ей тролль, — Овечьи ножницы висят вон там, на скале.

У тролля были не ногти, а когти, и Анна тряслась от страха, пока их стригла, а тролль все время следил за нею, не сводя своих страшных вылупленных глаз.

— Молодец, хорошо справилась! — сказал он, когда девочка кончила своё дело. — А теперь причеши менж Вон там, под ёлкой, лежат грабли,

Нелёгкая это была работа — расчёсывать его патлы. Мало того, что они свалялись и перепутались как ветки репейника, но в этих зарослях водилось ещё много всякой живности. Анне пришлось напрягать все свои силы, и пот лил с неё градом.

— Ишь ты, какой я стал гладенький — волосок к волоску, — сказал тролль, проведя ручищей по своей голове. — А теперь пой мне колыбельную, пока не убаюкаешь.

Делать нечего! Анна села рядом с троллем и стала его тихонько баюкать: она пела песенку и притом должна была качать его, перекатывая с боку на бок, как бревно. Тролль сказал, что он только так и привык засыпать.

Анна тихонько напевала нежным своим голоском, а тролль урчал, как старый медведь, пока наконец не заснул.

— Уснул мой соколик! — сказала троллиха, которая и сама прилегла отдохнуть среди зарослей репейника. — Можешь и ты поспать.

Анна свернулась калачиком на сырой подстилке из мха под еловыми ветками, но как ни старалась, а заснуть так и не смогла. Лёжа на земле, она смотрела на тёмный небосвод, а с высоты на неё глядел, мерцая сквозь завесу ветвей, ясный месяц.

«Знать бы только, как поживает моя сестрёнка! — думала Анна. — Знать бы только, что она лежит в шёлковой постельке, тогда мне и на камнях хорошо бы спалось».

И тут ей показалось, что месяц широко улыбнулся ей с высоты и сказал:

— Будь покойна. Твоя сестричка спит в шёлковой постельке, усни и ты.

И в тот же миг Анна заснула.

А Элисабет между тем подъехала в карете к замку герцога, который стоял на высокой горе, откуда было видно далеко кругом. Во дворце их встретили ещё четыре девушки, они ласково приняли девочку; все восемь сестёр стали её обнимать и целовать, называли её душечкой и говорили, что никогда не видели девочки милее. У дочек герцога была прежде младшая сестрёнка, но она умерла, когда ей было столько же лет, сколько Лийсе, поэтому сейчас у девушек было такое чувство, будто к ним вернулась их любимица, и они наперебой старались угодить малютке.

— Принесите-ка мне золотые ножнички, — говорила одна, — я подстригу ей ноготки.

— Подайте мне золотую щёточку, и я приглажу её золотистые волосики, — говорила другая.

Девочку накормили вишнёвым вареньем и сладкой кашкой с миндалём, а когда наступил вечер, её отнесли в башенную комнатку, где уже была приготовлена кроватка с голубой шёлковой перинкой, и одна барышня взяла в руки лютню и стала играть на ней и петь колыбельную песенку.

Целый день Элисабет переходила с рук на руки, и все её целовали и миловали, а она щебетала весело, как синичка. Когда её уложили в шёлковую постельку, она притихла и задумалась. Широко открытые глаза девочки смотрели на круглый месяц, который светил к ней в окошко с небесной вышины.

«Как-то поживает сестрица моя Анна? — молвила она про себя. — Надо мне поглядеть на сестрицу! Вот возьму да и пойду её искать».

Но тут ей почудилось, будто месяц ей ласково улыбнулся и сказал:

— Тебе нельзя, ты ещё маленькая, зато я хорошо вижу Анну. Она сейчас спит сладким сном. Давай-ка и ты засыпай поскорее!

Тогда Элисабет крепко зажмурила глазки, и под музыку лютни она незаметно уснула.

Вот так Элисабет сделалась приёмной дочерью герцога, а Анна служанкой горного тролля, и с тех пор зажили сестрички совсем по-разному.

Элисабет с каждым днём все хорошела, и если кто-то принимался хвалить, красоту других барышень, те отвечали:

— А посмотрели бы вы на нашу маленькую сестричку Лийсу!

Все её любили, и она тоже всех любила. Лийса все озаряла вокруг себя, словно солнечный луч, и даже в тоскливую зимнюю пору, когда так хмуро и мрачно в природе и в душе человека, звонкий лепет и смех малютки напоминал журчание ручьёв и щебетание птичек, и обитателям замка казалось, будто уже наступила весна, поэтому девочка слышала от всех, что она для них радость и утешение. Поначалу она часто вспоминала старшую сестру и скучала по ней, но шло время, и воспоминание становилось бледней и бледней. Лийсе так хорошо жилось в её новой семье, что прошлое скрылось, как туман, далеко за горами.

Между тем Анна жила у тролля и трудилась не покладая рук. Целый день она должна была троллю прислуживать, а он был злющий и гадкий-прегадкий. Особенно тяжко приходилось ей зимою. Спасаясь от холодов, её хозяева попрятались в глубокие расселины, а девочку посылали в лес и на озеро, и она должна была из-под глубоких сугробов добывать для них хворост и по скользкому льду ходить по воду, а в лесу было страх как темно!