Дверь № 3 - О'Лири Патрик. Страница 64

Поездка к Ленни в Чикаго вымотала мне все нервы. Сидел за рулем, разумеется, я сам: рисковать, что водитель дематериализуется на скорости шестьдесят пять миль в час, мы не могли. Однако внезапное исчезновение собеседника посреди разговора – тоже вещь малоприятная. Только мы выехали из Детройта, как – хлоп! – моего пассажира не стало. Заикаясь, я все-таки закончил фразу – а вдруг он меня еще слышит… Через двадцать минут Сол обнаружился мирно спящим на заднем сиденье.

– Где это мы? – пробормотал он, приподнявшись.

– А ты где был? – спросил я.

Он попробовал вспомнить, но снова уснул. Через некоторое время впереди показалась знакомая фигура: Сол голосовал, стоя на обочине шоссе. На заднем сиденье было пусто.

– Привет, я Сол Лоуи, – представился он, залезая в машину.

– Джон Доннелли, – ответил я и пожал протянутую руку.

– Ваше лицо мне знакомо. Который сейчас год? – Услышав ответ, Сол в сердцах сплюнул. – Черт! На двадцать лет раньше… – Хлоп! Он растворился в воздухе.

Следующие два часа я ехал один, чувствуя себя препаршиво. На окраине Гэри, штат Индиана, старикашка наконец появился – и опять на середине фразы.

– … не спит всю ночь и мучительно гадает, познаваем ли Рим! – Он визгливо захихикал и смеялся минуты две. Потом увидел, что я даже не улыбнулся, и смущенно смолк.

– Это конец, а как начинается? – спросил я.

– О! – понимающе кивнул он и выудил из кармана пачку «Кэмел». – Что делает агностик, страдающий бессонницей и дислексией одновременно?

Говорят, что в квантовой механике уравнения действуют во времени в обе стороны. Никогда не думал, что анекдоты тоже. Я рассмеялся, потом вспомнил Джонни Карсона, который пользовался этим уже много лет.

Из «бардачка» послышался резкий звонок.

– Это тебя, – просиял Сол, доставая автомобильный телефон: розовый, с наборным диском и, как я вскоре убедился, тяжелый как кирпич – наверное, самая первая модель.

– Тетушка Белл плюнула мне в физиономию, когда я ей это предложил, – скривился Сол, выдвигая антенну, па которой можно было жарить шашлык. – Вот ведь придурки!

Я взял у него трубку.

– Джонни, это ты? – послышался знакомый растерянный голос брата.

– Хоган? Как ты узнал этот номер?

– Как, ты же сам оставил его вчера вечером! И был такой странный… Энджи говорит…

Я обернулся к Солу, потом посмотрел на телефон. Вчера вечером? Не был я у Хогана! Силясь проглотить комок, подкативший к горлу, я съехал на обочину и остановил машину.

– Джонни! Ты слышишь меня? Ты где?

– Я здесь. – По крайней мере мне так казалось.

– Ты вчера нес какую-то ерунду. Энджи говорит, что ты был выпивши. И еще… – Хоган хихикнул. – В следующий раз, когда пойдешь на бой в грязи, советую потом зайти домой и переодеться.

– Что?

– По крайней мере смой с себя это фруктовое желе. Ты что, сидел в первом ряду? – Он подавился смехом.

– Сол! – хрипло выдавил я, отпихивая в сторону телефон. Потом высунулся из окошка, и меня вырвало.

Старик сунул мне в руку свой красный носовой платок и продолжил разговор сам:

– Не-а, он в порядке, не волнуйся… Просто немного переутомился… Ну, ты понимаешь… Ха-ха-ха!.. Значит, прочитал брошюрку?.. Ага… Ага… Нет-нет! Это тот грех, когда ты что-то должен делать, но не делаешь. С сексом – ничего общего. Что? Да, прелюбодеяние входит в первую десятку. Угу… Угу… Ты вот что делай: во-первых, нужно чистосердечное признание… Да нет, не жене! Священнику! Да-да… Потом что-нибудь в знак раскаяния, ну… как искупление… Откуда я знаю? Ну, сдай кровь, бездомного какого-нибудь накорми или что-нибудь… Нет-нет, не обязательно связанное с сексом! Главное – чистосердечно… Что? Ну… я не знаю, это уже вопрос хитрый… Сомневаюсь, что насчет пришельцев есть специальная заповедь. Так или иначе, речь ведь идет о самообороне, правда? Так что не психуй зря… Не-а… Не-а… Она же сама напрашивалась… Погоди, он вроде уже очухался!

Он протянул мне телефон.

– Хоган, – дрожащим голосом проговорил я в трубку, – скажи мне – только точно! – что я делал вчера вечером!

Сол рывком выдернул у меня трубку и мрачно покачал головой.

– А вот это ты зря, док.

– Почему?!

– М-м… на твоем месте я бы не стал, – скривился он.

– Какого черта?! Отдай!

– Ладно, ты сам себе хозяин, – пожал он плечами.

Меня переполняла решимость узнать все до конца. Очевидно, я все-таки попал в будущее к холокам, и мне понадобилось предупредить о чем-то Хогана…

Хлоп! Сол снова исчез.

Сжимая трубку дрожащими руками, я представил себе ужасающую картину: мое тело по-прежнему находится в Детройте, а я, не в силах проснуться, завяз в кошмарном фантастическом сне. Тем временем какой-то пришелец, завладев оставленным телом, живет там, дома, моей жизнью, спит в моей постели, принимает пациентов, ходит по ресторанам… Я сглотнул комок и несколько раз глубоко вдохнул. Наверное, стоит послушаться старика: не надо ничего выяснять.

– Как твои дела, братец? – спросил я как можно жизнерадостней.

Пауза.

– Да все ничего, как обычно… Послушай… Я просто волновался, все ли в порядке. Все остальное ерунда… я тебя давно уже простил…

– Что? – Я снова вздрогнул.

– Ты всегда был хорошим братом, Джонни. А что прошло, то прошло. Поезд ушел, ничего уже не изменишь. Так или иначе, все это было давно, детство кончилось, так ведь?

– Ну да… – Интересно, за что же это я перед ним извинялся?

– Так что не переживай зря. Если тебе нужно уехать, значит, нужно. Нам будет тебя не хватать – и мне, и Энджи. Я только хочу, чтобы ты знал: никто на тебя не в обиде.

– Отлично. – Я закусил губу.

– Я тоже люблю тебя, Джонни, – глухо проговорил он. – Так хорошо, что ты это сказал вчера… Я просто не успел ответить… – Он помолчал. – По правде говоря, Энджи меня весь день попрекает.

– Спасибо, брат, – тихо сказал я.

– Ну ладно, все. Жизнь продолжается. И… спасибо тебе за алиби.

Я сидел, слушал короткие гудки и думал, думал…

На самом деле большую часть нашего детства мы с братом находились в состоянии войны. Я появился на свет в четвертом году э. Э. – эры Элвиса – и был назван Джоном в честь деда. Моему брату, который родился на четыре года позже, повезло меньше. Отцу одно время довелось играть в гольф с самим Беном Хоганом, и младшему сыну пришлось всю жизнь нести тяжкое бремя чужой славы. Я то и дело прохаживался на его счет, говорил, что у него вместо имени две фамилии, а брат обижался, потому что еще не мог понять смысла шутки. Возможно, я просто плохо перенес потерю почетного титула Единственного и Любимого, но когда мать приехала с Хоганом из роддома, он мне сразу сильно не понравился. Взглянув на пухлую розовую куклу, завернутую в синее теплое одеяльце, я презрительно спросил: