Потрошитель - Обер Брижит. Страница 12

— Пока ничего. Они завалены работой.

— Вряд ли дождетесь чего-нибудь путного, — горько улыбнулся Док, бросив скальпель в залитую гноем раковину. — Если хотите знать мое мнение — так вы имеете дело с садистом, старина. С каким-то чертовым сумасшедшим!

— Вот твари, как специально ко мне цепляются! — процедил Жанно сквозь ряд ровных зубов, которые раз в полгода чистили ультразвуком. Ладно, пока еще мы не в полном дерьме!

— Сожалею, но мне как раз туда и нужно — у моей двоюродной бабки день рождения.

— У вашей двоюродной бабки? Сколько же ей стукнуло? — не удержался от вопроса Жанно.

— Девяносто восемь! И до сих пор дьявольский аппетит! Жена вот бурриду готовит.

Буррида. Образ кусков рыбы в густом соусе моментально сменился зрелищем кипящей кастрюли с человеческими потрохами. К горлу подкатило, и Жанно вылетел на свежий воздух.

Почему бы не переключиться на материи более нежные — формы Лолы Тинарелли, например? Жан-Жан снова был в своей тарелке. А что, может, еще стейк под горчичкой стрескать? А? Пожирнее!

Лола с Лораном сидели в небольшом баре подле рынка. Лола углубилась в чтение меню, Лоран нервозно терзал салфетку.

— Ты-то о Жанно что думаешь? — не вытерпел он.

Лола, у которой после того, как нос немного поджил, пробудился волчий аппетит, досадливо повела округлыми плечами: она просидела с Жанно весь день и не испытывала ни малейшего желания говорить о нем.

— Уф… Ну и что ты будешь есть? — ответила она.

— Телячьих голов нет?

— Гм… нет.

— Тогда, может, тертый сельдерей с соусом провансаль… и… мозги. В крайнем случае — селедку с картошкой в масле.

— Прости, Лоран, но тут для тебя только равиоли с рикоттой, котлетки по-каннски и тушеное мясо по-домашнему.

Он мрачно согласился на тушеное мясо с жареной картошкой.

— А вот и нет! С кукурузной кашей! — развеселилась Лола. — Что с тобой? Пыльным мешком по голове ударили?

— Не знаю. Такое чувство, будто мы ходим по кругу. Будто не делаем чего-то самого главного.

— У тебя стресс. Кэндо не пробовал заниматься?

— Японским мечом? Да ну его — как-то не очень в стиле дзен.

— Скажешь тоже! Знаешь, как клево! У меня лично, когда мораль на нуле, руки сами к мечу тянутся: берусь за него — и хоп! Или, на худой конец, соточку отжиманий: в голове вмиг ничего не останется — как перед белой стеной будешь.

— На самом деле меня гнетет какая-то неуверенность… — рискнул он.

На самом деле его смущали и даже пугали подходы Жанно: тупо биться головой о стену без всякого научного метода! Но Лола, набив рот местными маслинами, перехватила инициативу.

— Медитация, релаксация, организация! — прочавкала она. — Кстати, ты знаешь, что в прошлом году у них уже был один серийный убийца?

— В курсе. Коротышка какой-то, дебил недоразвитый — тоже мне, людоед нашелся! Ничтожество! Аи! Моя нога!

— Прости, я думала, это ножка стола.

— У тебя что, привычка лягать ножки стола?

— Нервы разыгрались… Так о чем мы там говорили?

— О предыдущем мокрушнике. Не человек, а язва ходячая. И хитрый, как черт: убил жену Блана и двух полицейских в придачу! Его самого Костелло грохнул. Каково, а?! Старый котяра, вроде бы на покой пора, и — на тебе: боевик! — ухмыльнулся Лоран, ухватившись за случай хоть на ком-то выместить чувство фрустрации, разраставшееся в нем день ото дня. — Он ведь изрешегил этого карлика прямо как в тире!

Что это? Страшно побледневшая Лола изо всех сил стиснула челюсти. «Нос, что ли, не проходит?» — подумал Мерье, заказав минеральной воды.

Марсель с наслаждением отхлебнул ледяного пива. Жажда одолела! На город обрушилось лето — пять месяцев перманентной жары, изредка грозы то здесь, то там. Перед его невидящим взглядом застыли десятки рекламных щитов, все еще оклеенных киноафишами, и полуприцепы, на которые водружали стенды с плакатами.

— А вот и курочка!

Марсель вздрогнул: перед ним стоял Жан-Ми с запеченным в сухарях и сыре цыпленком.

— Ого! Да на тебе лица нет!

— Сегодня ночью убили одного мальчишку. Утром я видел его родителей.

— Вот черт! Час от часу не легче! Драка?

— Неизвестно. Его нашли среди скал.

— Давай-ка выпей лучше. И поешь — нечего на пустой желудок терзаться!

Марсель посмотрел ему вслед, машинально постукивая кончиком вилки по цыпленку. Что верно, то верно — терзаться бесполезно. И все же серийный убийца что ни год — это как-то уж слишком по-киношному. Даже для киностолицы. Внезапно ему дико захотелось увидеть Надью, стиснуть ее в своих объятиях. Захотелось обнять детей и знать, что все живы и здоровы.

— Эй! Жаркое-то доедать будешь?

Жан-Жан угрюмо просматривал «Экип». Сколько же топ-моделей отымели эти «синие»! [21] А бабы! Да их вообще не поймешь — западать на типов в спортивных трусах, гоняющих мяч по лужайке! То ли дело карате — тут без настоящего мужика никуда! Так нет же! Им это по фигу! Никакой тебе социосексуальной гармонии!

Отодвинув пустую тарелку — эскалоп по-милански, спагетти в масле, — он допил бокал вина «Виноградники Мора» и заказал кофе малонго — «крепкий». В эти выходные его жена собралась в Сен-Тропез за покупками. А вот у него был прекрасный повод остаться. Ведь ей с дочками так или иначе придется заночевать у подруги, Маризы по прозвищу Лифтинг.

Аллауи, Шукрун, Диаз… Почему эти трое? В рапорте Блана говорится, что Аллауи с Шукруном посещали один и тот же ночной бар «Меч-рыба» — любители джаза, понимаешь. Конечно, не та среда, где бы друг дружку в капусту крошили, но это их единственная зацепка.

Итак, в субботу вечером — в «Меч-рыбу» с Тинарелли! Счастливчик, такого напарника отхватил! Хе-хе: лифчик напарника отхватил…

К величайшему раздражению всей следственной бригады, день, пропахший окурками, потом, холодным кофе и бумагами, тянулся бесконечно.

Он весело бежал вприпрыжку. Толкал свою Тележку на колесиках — старую Тележку Грэнни в красно-черную клетку — и подпрыгивал. Почему-то, когда он ее вез, он всегда подпрыгивал. Хоп-хоп-хоп: ехали-ехали, ехали-поехали… «Глянь-ка! Наш чокнутый с тачкой — пора закрываться», — сказал торговец вином, обращаясь к жене.

Завернув у молочного магазина за угол, он едва не налетел на двух сплетниц, которые, осклабившись, расступились, и вскоре достиг заветного пятачка подле общественных туалетов. Просунув руку в Тележку, он зацепил пакет — ах, эта влажная холодная тяжесть! — и развернул газету. В свежести ночи резко пахнуло потрохами. Мяукнула кошка… затем другая… Он отошел в сторонку и растворился в тени мусорных баков. «Ешьте-ешьте, кисы! Это я, Папа-Вскрой-Консервы, с ГОСТИНЦЕМ!» — шептал он, посылая своим любимицам воздушные поцелуи. Он обожал кошек.

Одну из них — КРАСИВУЮ полосатую лапочку — он как-то раз подобрал на дороге. Но Грэнни, его бабка, так РАЗОРАЛАСЬ, так разоралась и в конце концов выбросила ее на помойку. Конечно, кошка была МЕРТВАЯ — ее переехала машина, — но ведь она была такая КРАСИВАЯ! И к тому же совсем-совсем ТЕПЛАЯ! Он бы с радостью приютил ее у себя в комнате! Она ведь даже есть не хотела!

Но Грэнни орала не из-за кошки, а чтобы его УЯЗВИТЬ — что он ДЕБИЛ, больной, и такой и сякой, и все одно и то же, а он молча прижимал кошку к груди и просил ЕГО сделать хоть что-то, но Грэнни кричала так сильно, что ОН, конечно же, ничего не мог услышать.

— Черт-те что — этот пролом в черепе из головы не лезет, — пожаловался Жан-Жан своим наручным часам, ответившим ему понимающим «тик-так». — Ну откуда он взялся?

Капитан лениво оттолкнул досье. Лола с Лораном ушли уже давно. Каждый — в свою сторону: он удостоверился, выглянув в окно. Что ж, пора и ему. Должно быть, жена уже покормила близняшек и сейчас дергается за просмотром очередной телесаги «Монте-Кристо среди Отверженных». Хоть бы сентиментальной оказалась! Выплакавшись, она была не прочь утешиться.