Снежная смерть - Обер Брижит. Страница 22

Иветт складывает покупки. Я переезжаю в гостиную, устраиваюсь перед большим окном. Это мой любимый уголок, мне кажется, что отсюда я вижу, что происходит, что здесь я ближе к свету. Как угнетает вечный мрак! Как будто находишься в комнате с вечно закрытыми ставнями. Там пахнет затхлостью, болезнью. Я делаю несколько глубоких вдохов.

— Ку-ку! Они дали мне кассету! «Счастливчик Люк. Быстрее собственной тени»!

Магали сует что-то мне под нос, чуть не раздавив его.

— Потише, юная барышня! — говорит Шнабель, отодвигая ее. — Она перевозбуждена, — объясняет он мне.

— Макдо! — кричит Магали. — Много, много!

— Хм, пришлось остановиться в Макдональдсе, малышка умирала с голоду.

— Картошка! Три порции для генерала!

— Вы скрыли от нас повышение, Шнабель! — усмехается Лорье.

Шнабель бормочет что-то неразборчивое.

— Она ничего не будет есть за обедом, — сетует Франсина. — Где Ян?

— Ему захотелось побыть в тишине, он пошел скатиться разок с горы, — отвечает Лорье уже без смеха. — Не очень-то мы продвинулись, — объясняет он мне. — Иветт вам объяснила?

Я поднимаю руку.

— Я послал двух своих людей в лыжную школу, чтобы они взяли списки всех служащих и их фотографии, — продолжает он. — Но не думаю, что это нас куда-то выведет.

Блокнот: «Где можно раздобыть форму инструктора?»

— Ну… Думаю, что ее можно сделать и самостоятельно. Достаточно вышить синим «Лыжная школа Кастена» на спине красного комбинезона и приклеить эмблему на рукав.

Я плохо представляю себе, чтобы Вор мог сам сделать такое. Он что, пошел к вышивальщице? Надо бы выяснить. Пишу свой вопрос.

— Вы правы, это надо проверить. Кроме того, я забыл вам рассказать об отчете, касающемся этой Эннекен. Она из Антрево. Ей двадцать девять лет. Урожденная Гастальди. Из очень хорошей семьи банкиров. В девяностом — двяносто втором годах была замужем за неким Эннекеном, каковой Эннекен в конце девяносто второго года умер от передозировки. Он и Марион пили и постоянно кололись. В девяносто третьем ее уволили с должности кассирши. Со всех дел она перестала оплачивать квартиру, и через шесть месяцев ее выселили. После этого она исчезла из города, и ее следы теряются.

И через шесть лет ее находят мертвой в Антрево.

Блокнот: «Что говорят ее родители?»

— Они умерли. Гастальди-отец — от болезни Альцгеймера в прошлом году. Что касается госпожи Гастальди, она умерла в девяносто седьмом, так и не повидавшись с дочерью. Соседи говорят, что при Эннекене в семье постоянно были ссоры.

«Профессия Эннекена?»

— Компьютерщик. Женился на Марион, будучи безработным. К этому моменту он уже прошел два курса детоксикации. Они познакомились, когда оба проходили лечение метадоном.

Сегодняшняя романтика. Вместо санаториев наших пра-пра-дедушек.

Лорье уходит, а за ним следуют Шнабель, благодарящий Иветт за чашечку кофе, и кудахчущая Магали, которую приходится задержать в комнате. Исход сил правопорядка. Пришло время беспорядочных мыслей. «В голове моей полный бардак, ничего не поймешь, всюду мрак». Мелькает мысль о том, что эта композиция, пропетая с помощью синтезатора голоса, могла бы занять ведущее место в хит-параде, я снова впадаю в мрачную меланхолию, преследующую меня с самого утра.

Умерли две молодые женщины. Какой-то человек пытался убить меня. Кто? За что? Или за кого? Может быть, Вором кто-то управляет? Лорье следовало бы навести справки о неуравновешенных людях, недавно выпущенных из психбольниц.

Марион Гастальди. Соня Овар. Кто были родители Сони? Явно не богатые банкиры. Я записываю вопрос в блокноте. Надо еще спросить у Лорье, кому достанутся деньги Гастальди, если Марион умерла.

— К столу! — кричит Франсина прямо над моим правым ухом, от чего я подпрыгиваю до потолка.

И, не дожидаясь моего ответа, она катит меня к длинному столу, который, надо полагать, ломится от яств. Пансионеры входят толпой, как обычно, очень шумно. Я оказываюсь рядом с Мартиной.

Я шарю по столу, чтобы найти свою тарелку, наполненную копченостями и отварной картошкой, а в это время Мартина шепчет молитву. Внезапно я почему-то чувствую себя страшной грешницей. И ужасно пугаюсь, когда она вдруг предлагает:

— Как насчет того, чтобы в воскресенье пойти к мессе? У нового кюре такие ободряющие проповеди.

Гоп-ля, я притворяюсь глухонемой, поглощенной жратвой. Она не настаивает. Щелканье челюстей, довольное бормотанье.

— Где наша милая Жюстина? — спрашивает Франсина.

— Смотри-ка, она действительно не спустилась, — замечает Мартина.

— И Леонар тоже! — говорит Юго. — Пойду поищу их.

— Хотелось бы, чтобы порядок и дисциплина Центра не очень пострадали из-за драматических событий, которые мы переживаем, — сухо произносит Франсина.

Кристиан начинает испускать сладострастные вздохи.

— Кристиан! — кричит Мартина.

— Ах, ах, ах, Леон'ар, Жю'тина. Ах, ах, ах. Что за бяка!

— Где бяка? — спрашивает Эмили. — Какашки?

— Какашки, какашки! — подхватывают все остальные, колотя по столу своими приборами.

— Хватит, хватит, успокоились! — приказывает Франсина. — Иначе не получите десерта.

Мгновенная тишина.

— Это Кристиан! — говорит Магали.

— Ни слова больше! Мартина, будьте любезны проверить, чтобы Кристиан принял все, что надо, я нахожу его очень… возбужденным.

Мартина шепчет мне на ухо:

— У Кристиана бывают скачки тестостерона. Я часто застаю его, сами понимаете за чем. Я молилась за него и удвоила ему дозу, но природа оказалась сильнее. Меня это немного беспокоит, представьте, вдруг он примется за девочек? Эти невинные души!

Я представляю. Так же хорошо, как представляю себе Леонара и Жюстину. Возвращение Юго прерывает мои фантазии.

— Ну что? — спрашивает Франсина.

Он прокашливается.

— Они не хотят есть.

— Ни тот, ни другая? — удивляется она.

— У Леонара приступ мигрени, а у Жюстины болит желудок. Они предпочитают не вставать.

— Могли бы предупредить, — говорит . Петиция. — В конце концов, мы все — одна команда.

— Именно так! — подтверждает Франсина. — Еще немножко ветчины, милая?

Летиция отказывается и просит разрешения выйти из-за стола. Она забыла капли в своей комнате.

— Я тебе принесу, — предлагает Юго.

— Не стоит, я сама справлюсь.

— Правильно. Покушайте, Юго, все остынет. Летиция вполне дееспособна.

— Я тебя провожу, — говорит Мартина.

— Уж я как-нибудь знаю, где моя комната! — протестует Летиция.

— Я оставила у себя журнал «Вуаси», а мне хотелось бы почитать на террасе, — объясняет Мартина, хотя никто ни о чем ее не спрашивает.

— Вы покупаете такое? — удивляется Франсина.

— Из-за кроссвордов, — уточняет Мартина.

— Это последний номер? — интересутеся Иветт. — Там, где Ричард Гир в кальсонах?

Летиция уже вышла. Я не сомневаюсь, что она полным ходом катит свои ходунки к комнате Жюстины или Леонара. Мартине наконец удается отделаться от Иветт, и она тоже выбегает из столовой. После драмы — водевиль.

Следующие десять минут проходят относительно спокойно. Потом где-то на этаже хлопает дверь, и молодая женщина злобно кричит:

— Как ты можешь? Она тебе в матери годится!

— Летиция! — успокаивает ее Мартина.

Еще один хлопок двери. Тишина. Судя по всему, моторная дисфункция Леонара распространяется не на все части тела. Все, Элиз, это конец, это шикарно, это так изысканно!

Возвращается Мартина. Слышу, как она что-то шепчет, а Франсина отвечает:

— Так я и думала. Позже разберемся. Без паники, переходим к десерту.

Я выпила две чашки кофе, очень крепкого и очень сладкого, как я люблю. Иветт читает светскую хронику в журнале и вслух комментирует заметки. Франсина совещается с мадам Реймон, Юго проводит креативные занятия: паззлы и игры на внимание. Мартина наводит порядок в аптечке. На этаже вроде бы все спокойно. Я разрабатываю мрачную версию: сначала убили старого Моро, а уже потом — его племянницу. Убийцей руководит кровная месть, распространяющаяся также и на семью Гастальди. Может быть, это сын некогда ограбленного фермера, некогда обманутого влюбленного, вора, некогда ставшего жертвой шантажа? Однако, если существовала вендетта, противопоставившая друг другу разные кланы, можно предположить, что о ней стало бы известно людям, да и от полиции это вряд ли укрылось бы. Я временно ставлю крест на своей гипотезе, но меня не покидает ощущение, что темные корни всех убийств уходят очень глубоко в жесткую землю этих мест.