Командир и штурман - О'Брайан Патрик. Страница 65

Через десять минут самка откусила три фрагмента длинного туловища своего возлюбленного над верхним сочленением и с явным удовольствием съела их, роняя перед собой частицы хитинового панциря. То, что осталось от самца, по-прежнему крепко держало самку задними ногами и продолжало совокупляться…

– Вот вы где! – воскликнул Джек Обри. – А я уже четверть часа жду вас.

– Ох, – вздрогнув, отозвался Стивен Мэтьюрин. – Прошу прощения, прошу прощения. Я знаю, как вы цените пунктуальность. Очень извиняюсь. Я убрал свои часы в начале наблюдения, – продолжал он, осторожно прикрывая самку богомола и ее обед пустой коробкой с отверстиями. – Теперь я к вашим услугам.

– Ничего подобного, – отвечал Джек. – Только не в этих безобразных башмаках. Кстати, зачем вы приделали к ним свинцовые подошвы?

В любое другое время Джек Обри получил бы очень резкий ответ, но Стивен понял, что утренняя встреча друга с адмиралом была не из приятных, и единственное, что он сказал, надев туфли, было следующее:

– Женщине не требуется от вас ни голова, ни даже сердце.

– Кстати, вы мне напомнили, – отозвался Джек. – Нет ли у вас чего – нибудь такого, чтобы у меня с головы не сваливался парик? Когда я переходил площадь, со мной произошла смешная история. В дальнем ее конце шел Диллон, держа под руку какую-то даму, по-моему сестру губернатора Уолла, поэтому я старательно ответил на его приветствие. Я приподнял шляпу, и этот окаянный парик слетел у меня с головы. Можете потешаться, и это было действительно чертовски забавно. Но я был готов заплатить полсотни фунтов, лишь бы не выглядеть в его глазах смешным.

– Вот кусок лейкопластыря, – сказал Стивен. – Позвольте, я сложу его вдвое и приклею к вашей голове. Очень сожалею, что между вами и Диллоном установились такие напряженные отношения.

– Я тоже, – ответил Джек Обри, нагнув к доктору голову. Затем в порыве откровенности, поскольку оба оказались в иной обстановке, к тому же на суше, где отношения совсем иные, чем на море, он сказал: – Я еще никогда не оказывался в таком тупике. Мой лейтенант обвинил меня – не хочется произносить это слово – в пассивности, а по сути – в трусости, после встречи с «Какафуэго». Первым моим желанием было потребовать от него объяснения и, естественно, сатисфакции. Но положение весьма своеобразно: если выпадет орел, то я выиграл, если решка-то он. Если бы я его потопил, то тем бы дело и кончилось. Но если бы это произошло со мной, то его мигом выгнали бы с флота, что для него равносильно смерти.

– Действительно, он страстно привязан к морской службе.

– Да и судно в жалком состоянии… черт бы побрал этого дурака. Но, с другой стороны, он лучший старший офицер, какого только можно себе пожелать. Строгий, но не притеснитель, отличный мореход, с ним нет никакой заботы о поддержании порядка на шлюпе. Хочется думать, что он не хотел меня оскорбить.

– Конечно же, он не посмел бы усомниться в вашей храбрости, – сказал Стивен.

– Вы так думаете? – спросил Джек Обри, глядя доктору в глаза и покачивая в руке парик. – Вы не хотели бы отобедать у Хартов? – помолчав, спросил он. – Мне нужно туда идти, и я был бы рад, если бы вы составили мне компанию.

– Отобедать? – воскликнул Стивен, словно впервые узнав о существовании такого слова. – Отобедать? Конечно, я просто в восторге.

– У вас нет случайно зеркала? – спросил капитан.

– Нет. Но оно есть в комнате у мистера Флори. Мы можем к нему зайти, когда будем спускаться.

Несмотря на откровенное удовольствие от своего щегольского вида – он надел лучший мундир и золотой эполет, – Джек Обри никогда не заблуждался относительно собственной внешности и до этой минуты редко обращал на нее внимание. Но теперь, после того как долго и пристально изучал ее, он произнес:

– Мне кажется, я безобразно выгляжу.

– Верно, – согласился Стивен. – Очень даже. Придя в порт, Джек обрезал остатки волос и приобрел этот парик, чтобы прикрыть шевелюру, которую обкорнал. Однако спрятать обожженное лицо, которое, несмотря на изготовленную доктором мазь, загорело на солнце, а также опухоль на лбу и заплывший глаз с цветущим желтизной синяком было невозможно. Если посмотреть на него с левой стороны, то Джек походил на западноафриканского мандрила.

Покончив с делами в доме призового агента (прием был очень любезный – сплошные поклоны и улыбки), оба отправились на обед. Предоставив Стивену созерцать древесную лягушку возле фонтана в патио, Джек увидел Молли Харт, сидевшую в одиночестве в прохладном вестибюле.

– Боже мой, Джек! – воскликнула она, уставясь на него. – Парик?

– Это я на время, – отвечал Джек Обри, быстрыми шагами направляясь к ней.

– Осторожно, – прошептала она, усаживаясь за отделанный яшмой, ониксом и сердоликом стол шириной три и длиной семь с половиной футов, весивший девятнадцать центнеров. – Прислуга.

– В летнем домике нынче вечером? – шепотом произнес он.

Покачав головой, сопровождая свои слова выразительной мимикой, она проговорила:

– Indisposee [48]. – Затем тихо, но вполне отчетливо продолжала; – Позвольте рассказать вам о людях, которые придут на обед, – чете Эллис. Насколько мне известно, она родом из одной известной семьи. Во всяком случае, она училась вместе со мной в школе миссис Капелл. Разумеется, она, будучи много старше меня, уже тогда была взрослой девушкой. Затем она вышла замуж за этого мистера Эллиса, коммерсанта из Сити. Он уважаемый, порядочный господин, чрезвычайно богатый и разумно распоряжается нашими деньгами. Я знаю, что капитан Харт многим ему обязан. Легацию я знаю целую вечность, так что мы с ней как бы связаны. Они хотят отправить своего сына на флот, и мне доставило бы большое удовольствие, если бы…

– Я сделаю все, что в моих силах, чтобы доставить вам удовольствие, – внушительно заявил Джек Обри. Слова «наши деньги» неприятно задели его.

– Доктор Мэтьюрин, я так рада, что вы сумели прийти, – воскликнула миссис Харт, поворачиваясь к двери. – Среди моих гостей есть очень ученая дама, с которой я хочу вас познакомить.

– В самом деле, мадам? Счастлив слышать это. Скажите, в каких же науках она преуспела?

– О, во всех, – весело ответила миссис Харт.

По – видимому, таково же было и мнение Летиции, поскольку она тотчас же высказала Стивену свои взгляды на лечение рака и на поведение союзников. В обоих случаях ответ был один: молитва, любовь и евангелизм. Это было странное, похожее на куклу существо с неподвижным лицом – одновременно робкое, чрезвычайно самодовольное и угрожающе моложавое. Говорила она медленно, странно извиваясь торсом и уставясь при этом на живот или локоть собеседника Поэтому для ее описания понадобилось бы вдохновение особого рода. Муж ее был высоким господином с воловьими глазами и влажными ладонями, с кротким, ангельским выражением лица и кривыми ногами, вогнутыми внутрь так, что колени задевали друг друга. Не будь у него таких коленей, он был бы в точности похож на дворецкого. «Если этот человек долго проживет, – думал про себя Стивен, слушая, как Летиция разглагольствует о Платоне,-то он станет скрягой. Но, скорее всего, он повесится. Частые запоры, геморрой, плоскостопие».

В десять сели за стол. Стивен убедился, что соседкой слева от него была миссис Эллис. Справа сидела мисс Уэйд – непритязательная, добродушная девушка, отличавшаяся хорошим аппетитом, которую не смущала влажность при температуре девяносто градусов по Фаренгейту или требования моды. Рядом с нею сидел Джек, затем миссис Харт, справа от нее – полковник Питт. Вместе с мисс Уэйд Стивен увлеченно обсуждал сравнительные достоинства раков и омаров, когда слева от него прозвучал громкий голос Летиции – он был настолько настойчивым, что было невозможно не обратить на него внимания.

– Не могу взять в толк: если вы, как он мне заявляет, настоящий врач, то каким образом вы попали на флот? Как вы попали на флот, если вы действительно доктор?