Командир и штурман - О'Брайан Патрик. Страница 93
– А разве нет? – отозвался Стивен. – Я пришел к такому ходу мыслей, наблюдая за картиной нашей сдачи и сдачи других судов. Поскольку ваше знание флотской жизни, сэр, гораздо полнее моего, вы, без сомнения, были свидетелем значительно большего количества такого рода любопытных событий.
– Думаю, что да, – ответил доктор Рамис. – К примеру, я сам имел честь быть вашим пленником не меньше четырех раз. И это одна из причин того, – добавил он с улыбкой, – почему мы так счастливы видеть вас у себя. Такое происходит не так часто, как нам бы этого хотелось. Вы позволите предложить вам еще кусок хлеба, вернее, половину куска и совсем немного чеснока? Дольку этого полезного противовоспалительного овоща?
– Вы слишком добры, дорогой коллега. Думаю, вы, несомненно, обратили внимание на бесстрастные лица пленных матросов? Мне кажется, что так бывает всегда.
– Неизменно. На это указывает Зенон и все его последователи.
– А эта сдержанность, это подавление внешних чувств, как я полагаю, усиливающих ощущение беды, вам не представляется стоическим безразличием, которое фактически уменьшает страдания?
– Вполне может быть, что так.
– Я тоже так считаю. На судне были люди, которых я хорошо знал, и я твердо уверен, что без этого чувства, которое я назвал бы преднамеренным самоуничижением, такое обстоятельство сломило бы их…
– Монсеньор, монсеньор! – вскричал слуга доктора Рамиса. – Англичане входят в бухту!
На корме они нашли капитана Пальера и его офицеров, которые наблюдали за маневрами «Помпея», «Венерабла», «Одейшеса» а также находившихся подальше «Цезаря», «Ганнибала» и «Спенсера», – подгоняемые неустойчивым западным ветром, они пытались преодолеть сильное переменное течение из Средиземного моря в Атлантику. Все это были семидесятичетырехпушечники, кроме флагманского корабля сэра Джеймса, вооруженного восьмидесятью орудиями. Джек стоял на некотором расстоянии с отрешенным выражением лица; поодаль от него возле поручней сгрудились члены экипажа «Софи», пытавшиеся соблюсти внешние приличия.
– Как вы полагаете, они нападут на нас? – спросил, повернувшись к Джеку, капитан Пальер. – Или вы считаете, что они станут на якорь напротив Гибралтара?
– Сказать по правде, сэр, – отвечал Джек, посмотрев на громаду Гибралтара, – я вполне уверен, что нападут. Простите меня за мои слова. Но если учесть расклад сил, то, похоже, все мы нынче же вечером окажемся в Гибралтаре. Признаюсь, сердечно этому рад, поскольку это позволит мне отчасти отблагодарить вас за большую доброту, которую я встретил здесь.
Действительно, по отношению к нему были проявлены доброта и великодушие с того самого момента, когда оба обменялись приветствиями на шканцах «Дезэ» и Джек Обри шагнул вперед, чтобы отдать свою шпагу. Капитан Пальер отказался принять ее и, в самых красноречивых выражениях воздавая должное сопротивлению, оказанному шлюпом, настоял на том, чтобы он продолжал носить ее.
– Как бы то ни было, – заметил капитан Пальер, – не будем портить завтрак.
– Семафор от адмирала, господин капитан, – доложил один из лейтенантов. – «Стать на якорь как можно ближе к береговым батареям».
– Подтвердить семафор и отдать нужные распоряжения, Дюмануар, – произнес капитан. – Пойдемте, сэр, мне кажется, нам надо насладиться нашей трапезой, пока у нас есть такая возможность.
Это были слова отважного человека. Оба они продолжали беседовать как ни в чем не бывало, повысив голоса, поскольку раздался грохот батарей на Зеленом острове и материке и гул бортовых залпов сотрясал бухту. Но тут Джек заметил, что намазывает повидло на жареную камбалу и что-то отвечает невпопад. Со звоном и треском разлетелись кормовые окна «Дезэ». Через всю каюту пролетел служивший вместо дивана рундук, в котором капитан Пальер хранил отборные вина. На палубу устремились потоки шампанского, мадеры и осколки посуды, а посередине этого бедлама крутилось утратившее силу ядро, выпущенное кораблем Его Величества «Помпеи».
– Пожалуй, нам лучше выйти на палубу, – заявил капитан Пальер.
Возникла любопытная ситуация. Ветер почти стих. Проскользнув мимо «Дезэ», «Помпеи» встал на якорь очень близко от правой скулы «Формидабля» и принялся яростно обстреливать французский флагманский корабль, который завел верп на берег ввиду наличия предательских отмелей. Из-за штиля «Венерабл» встал на якорь приблизительно в полумиле от «Формидабля» и «Дезэ» и начал обстреливать их, ведя беглый огонь залпами левого борта. Между тем, насколько Джек Обри мог разглядеть сквозь клубы дыма, «Одейшес» находился на траверзе «Эндомтабля», располагавшегося в трех – четырех сотнях ярдов мористее. «Цезарь», «Ганнибал» и «Спенсер» старались изо всех сил преодолеть участки затишья и воспользоваться порывами бриза от вест-норд-веста. Французские суда вели непрерывный огонь. Все это время где-то на заднем плане, от Торре дель Амиранте на севере до Зеленого острова на юге, грохотали испанские батареи, в то время как крупные испанские канонерки, незаменимые при отсутствии ветра, благодаря их мобильности и превосходному знанию рифов и сильных течений, меняющих свое направление, обстреливали продольным огнем ставшие на якорь неприятельские суда.
Со стороны суши волнами накатывал дым, то здесь, то там поднимаясь ввысь, зачастую закрывая Гибралтар до самого края бухты и три корабля в море. Наконец задул более устойчивый бриз, и над клубами дыма появились бом – брамсели и брамсели «Цезаря». На мачте был поднят флаг адмирала Сомареса и сигнал: «Стать на якорь для взаимной огневой поддержки». Джек увидел, как флагман прошел мимо «Одейшеса» и, находясь на дальности слышимости голоса, повернулся бортом к «Дезэ». Вокруг адмиральского корабля возникло облако, скрывшее все вокруг. Из мглы вырвалось похожее на молнию пламя – ядром, пролетевшим на уровне головы, скосило шеренгу морских пехотинцев, стоявших на корме «Дезэ». Весь корпус могучего французского корабля содрогнулся от удара: по меньшей мере половина выпущенных ядер попали в цель.
«Тут не место для пленника», – подумал Джек Обри и, с чувством глубокой благодарности посмотрев на капитана Пальера, поспешил вниз, на квартердечную палубу. Там он увидел Бабингтона и юного Риккетса, с растерянным видом стоявших со скрещенными на груди руками, и крикнул им:
– Оба вниз! Нечего изображать из себя древних римлян. Хорошо же вы будете выглядеть, разорванные пополам нашими собственными цепными ядрами.
И действительно, над морем с воем и визгом летели ядра, соединенные цепями. Он заставил их укрыться в бухтах тросов, а сам направился в офицерский гальюн – не самое безопасное место на корабле, но постороннему наблюдателю трудно было найти себе место в твиндеках воюющего корабля, а ему страшно хотелось проследить за ходом сражения.
Пройдя вдоль строя французских судов, повернувшихся на север, «Ганнибал» стал на якорь чуть впереди «Цезаря» и досаждал своим огнем «Формидаблю» и батарее в Сантъяго. «Формидабль» почти перестал отстреливаться, что было весьма кстати, поскольку по какой-то причине «Помпея» развернуло течением: возможно, его шпринг был перебит, и кораблю грозила лобовая атака бортовым залпом «Формидабля», поэтому теперь «Помпеи» мог только обстреливать береговые батареи и канонерки орудиями правого борта. «Спенсер» по-прежнему находился в дальней части бухты, и все – таки пять английских линейных кораблей противостояли трем французским. Все складывалось удачно для англичан, несмотря на действия испанской артиллерии. А теперь в пробеле в облаке дыма, проделанном вест-норд-вестовым бризом, Джек увидел, как «Ганнибал» перерубил якорный канат и, подняв паруса, направился в сторону Гибралтара и, как только набрал ход, стал лавировать. После этого, приблизившись к берегу, он прошел между сушей и носом корабля французского адмирала и обстрелял его продольным огнем. «Совсем как в битве на Ниле», – подумал Джек, и в этот момент «Ганнибал» плотно сел на мель, оказавшись под огнем тяжелых орудий, установленных на Торре дель Альмиранте. Облако дыма сомкнулось вновь, и, когда оно снова рассеялось, Джек увидел шлюпки, снующие между другими английскими кораблями и заводящие якорь. «Ганнибал» ожесточенно обстреливал три береговые батареи, канонерские лодки, а носовыми орудиями левого борта и погонными пушками бил по «Формидаблю». Джек так крепко сцепил руки, что стоило немалого труда разъять их. Положение еще не было отчаянным, но уже из рук вон плохим. Западный ветер стих, и теперь задувший с норд-оста бриз стал разгонять плотное облако порохового дыма. Перерубив якорный канат и обойдя вокруг «Венерабля» и «Одейшеса», «Цезарь» принялся бомбардировать «Эндомтабль», находившийся за кормой «Дезэ», обрушив на него самый ожесточенный огонь, какой только довелось видеть Джеку Обри. Капитан «Софи» не смог прочитать семафор, но был уверен, что поднятый сигнал означал: «обрубить канат и сделать поворот через фордевинд», а также «вступить в более тесное соприкосновение с неприятелем». На мачте французского флагмана был также поднят семафор: «рубить канат и выброситься на мель», поскольку теперь, при ветре, который позволит англичанам приблизиться к французским судам, лучше рискнуть аварией, чем допустить полный разгром. Кроме того, его сигнал было легче выполнить, чем распоряжение сэра Джеймса, поскольку, после того как английские суда заштилели, французы могли воспользоваться бризом. Кроме того, французы завели верпы с помощью десятков шлюпок, подошедших с берега.