В тесной комнате - О'Брайен Джудит. Страница 1

Джудит О'Брайен

В тесной комнате

Глава 1

Главная причина, почему я, Николь Ловетт, решила не посещать импровизированного мемориального собрания, посвященного предполагаемой смерти моей коллеги, была простой. Весьма велика была вероятность того, что виновницей этой кончины стала я. Да, весьма вероятно, что я оказалась ее убийцей.

Конечно, речь не идет о преднамеренном убийстве, хотя, признаюсь, мотив, притом серьезный мотив, желать ей смерти у меня был. Но позвольте мне начать с самого начала, чтобы вы поняли, как произошла вся эта путаница.

Прежде всего вам будет нелишне узнать, что втайне я весьма честолюбива. Ну, не столь честолюбива, как Эдди Хаскелл note 1, просто я из тех людей, кто постепенно, шаг за шагом, карабкается к вершине, достижимой для людей моего круга. Я была одной из лучших учениц, если не самой лучшей, в средней школе, а позже одной из лучших в колледже.

Обычно мои успехи были неожиданными для всех, кроме меня самой. Если бы я могла превратиться в одного из персонажей басен Эзопа, то, несомненно, стала бы медлительной черепахой из басни «Черепаха и заяц», а если вспомнить о старых фильмах, то я самой себе напоминаю незабвенную хитроумную Еву Арден из фильма «Все о Еве», наперсницу великой актрисы, одетой в изысканное атласное платье.

Должна вам сказать, что это не значит, что я серая мышка. Но если вам двадцать восемь и у вас красно-рыжие волосы, голубые глаза, нос осыпан веснушками и часто, если не всегда, в понедельник утром вы являетесь на работу с коленками, ободранными после катания на роликовых коньках или в результате того, что перелетели через руль велосипеда, вы едва ли можете рассчитывать на то, чтобы считаться роковой женщиной.

Вот почему на телевидении все были так удивлены, когда я обратилась с просьбой о предоставлении мне места постоянной ведущей в лучшее эфирное время субботы и воскресенья. Чтобы развеять ваше недоумение, позвольте мне кое-что объяснить.

С момента получения диплома бакалавра я обреталась в Чаттануге, где неизменно способствовала процветанию дела телекоммуникации. Там я получила квалификацию «мастера на все руки»… Там меня и нанял канал Восемьдесят девять, посулив оклад вдвое больше моего прежнего. Само собой разумелось, что я приложу все силы, чтобы запустить на этом канале новую оригинальную программу.

Вот куда я попала. В Саванну из Чаттануги, где я ведала вопросами связи с общественностью. Наниматели были впечатлены моими пробными роликами из Чаттануги и пришли в восторг оттого, что человек с таким опытом готов взяться за дело при столь низкой оплате.

Телестанция в Чаттануге только-только становилась на ноги и не брезговала ничем. Несмотря на атмосферу доморо-щенности, я ценила то, что мне было предоставлено право заниматься решительно всем — от составления документов и подачи их на подпись до установки камер. Иногда в студии мне случалось быть диктором в рубрике «Прогноз погоды». Я указывала пальцем на улыбающееся солнце или на веселые, бодрящих жизнерадостных цветов, зонтики. Большую часть своего эфирного времени я проводила на свежем воздухе, в том числе во время ураганов и наводнений. Именно меня вы могли видеть в желтом дождевике, старающейся перекричать дождь и пытающейся держаться прямо во время торнадо и грязевых оползней.

Это была неплохая работа, разумеется, для первой работы в жизни. Чаттануга — мой родной город, и мои родители до сих пор живут там. Всем было известно, что я жила дома, у них под крылышком, и мои мама и папа отвозили меня на работу почти каждое утро. Моя репутация серьезной журналистки страдала от того, что мне приходилось звонить маме и просить ее забрать меня в конце рабочего дня после эфира. Однако сочетание ничтожного заработка, необходимости выплачивать какой-то его процент в счет ссуды за высшее образование, оплаты отправки моих пробных роликов на другие телестанции и вложений в будущую роскошную сказочную свадьбу не оставляло мне другого выбора. У бакалавра искусств Николь не было возможности снять квартиру хотя бы пополам с подругой даже на окраине Чаттануги.

Итак, ко времени, когда мне поступило предложение работы из Саванны, я вполне созрела для поисков нового и меня привела в восторг перспектива работы в месте, не связанном с неприятными воспоминаниями. Даже по истечении всех этих лет мне еще было больно проезжать мимо отеля, где мы праздновали мою помолвку, или приходить в церковь и садиться в том ряду, мимо которого я шла по проходу в своем сверхдорогом свадебном платье. Настало время начать новую жизнь с чистого листа. К тому же Саванна таила для меня особое очарование: там я могла жить, не платя за квартиру. На центральной площади находилось одно из довоенных зданий. Еще несколько месяцев назад дом. принадлежал моей двоюродной бабушке Адели Ловетт. Ловетты были одной из семей старожилов в Саванне, а теперь из них не осталось никого и дом опустел. Жить там стало некому, если, конечно, не считать меня. Тетя Адель покинула этот мир, не оставив завещания. Поэтому дом отошел к моему отцу. До того как меня пригласили работать в Саванну, он подумывал о том, чтобы продать его. Родители были в восторге, когда я получила новую работу. Это избавляло их, по крайней мере на время, от забот о старой развалюхе, доме тети Адели. Мое новое жалованье давало мне возможность купить машину. И все, таким образом, складывалось как нельзя лучше.

Неудивительно, что телецентр в Саванне как две капли воды походил на телецентр в Чаттануге. Здесь только приступали к телевещанию и начинали делать передачи местных новостей и ток-шоу.

И все же на хлеб с маслом сотрудники зарабатывали за счет мыльных опер и рекламы. Сначала меня взяли на работу в качестве выпускающего продюсера, а позже сценариста и организатора съемок. А потом, когда Брин Суон, девушка, постоянно работавшая диктором в рубрике «Погода», а иногда и телеведущей, перестала демонстрировать различную продукцию, начальство обратило свое благосклонное внимание на меня, Николь Ловетт. В течение двух лет я усердно резала лук с помощью чудо-ножей, драила грязные полы самовыжимающейся губкой, расхваливала домашние курсы для зубных техников, мастерила кукол-марионеток и выдерживала шквальные порывы ветра в своем желтом дождевике. И в течение этих двух лет я лелеяла надежду на то, что Брин Суон позвонит и скажется больной и отменит съемки. Ну хотя бы раз. Тогда я смогла бы заменить ее и потрясти менеджера телецентра, редактора новостей и телезрителей своей особенной манерой читать программу новостей.

И вот это случилось. Была среда, и студийный косметолог как раз покрывала мои ноги пастой для сведения волос. И именно в это время в студию ворвался режиссер.

— Ты появишься в пятичасовом выпуске новостей, Николь! — закричал он. — Брин сегодня не может. У нее аллергическая реакция на клей для накладных ресниц.

— Да ты шутишь!

— Неужели я похож на шутника? А ну-ка быстренько гримируйся, замажь свои веснушки!

И тут меня осенило! Это был мой великий шанс, мое везение! Я вспомнила одну из расхожих легенд старого шоу-бизнеса. В студию входит дитя, а выходит из нее звезда. Наконец-то мне подфартило!

За две минуты я покончила с гримом и уселась за стол. Я была собранной и готовой ринуться в бой. До эфира оставалась минута, еще минута и…

— Я здесь! Я здесь! — огласил студию несравненный голос Брин.

Кто-то одним махом столкнул меня со стула, в следующую секунду я уже увидела Брин Суон со слегка опухшими глазами, но с победоносным видом, готовую к своему явлению в эфире, готовую, как всегда, вещать о важнейших событиях дня и никогда не забывавшую придать своему лицу трагическое выражение, если речь шла о смерти или расчленении человеческого тела, или воссиять улыбкой, если в новостях сообщалось о счастливом спасении кошки, снятой с высокого дерева.