Трудная жизнь - О'Брайен Флэнн. Страница 11

– Я думал об этом, – ответил мистер Коллопи. – Вы говорите, два года? Только Всемогущий Господь знает, сколько несчастных женщин будет безвременно сведено в могилу за это время. А я ведь тоже живой человек. Заботы и тревоги могут за это время свести в могилу и меня самого.

– Не позволяйте подобным глупым мыслям забивать вам голову. Ирландия нуждается в вас, и вы это знаете.

Мистер Рафферти, вежливо отказавшись от приглашения проделать с нами весь путь, сошел в Боллсбридже. Добравшись до дому, мы сняли промокшие пальто, мистер Коллопи разжег огонь в плите, быстро достал свой любимый глиняный кувшин и погрузился в кресло.

– Анни, – позвал он, – принеси три стакана. Когда просьба была исполнена, он налил в каждый из них по щедрой порции виски и добавил немного воды.

– В такое утро, – сказал он церемонно, – и при таких грустных обстоятельствах, как эти, я думаю, каждый из присутствующих должен получить добрую крепкую выпивку, если мы не собираемся помереть от холода. Я осуждаю любого, кто начинает употреблять крепкие напитки прежде, чем достигнет возраста двадцати пяти лет, но, Богом клянусь, сейчас спиртное можно считать просто лекарством. Оно полезнее, чем та первоклассная отрава для печени и почек, чем те пилюли, таблетки и микстуры, которые продают вам негодяи-аптекари.

Мы выпили. Что касается меня, то был первый раз, когда мне довелось попробовать виски, и я был поражен, заметив, что Анни приняла приглашение выпить совершенно обыденно, как будто уже привыкла к спиртному. Я вдруг почувствовал, что меня клонит в сон, и решил поспать несколько часов. Я так и сделал и проспал беспробудно почти до пяти. Потом я встал и вернулся в кухню незадолго до того, как туда пришел брат. Мистер Коллопи, со всей очевидностью, провел эти часы в компании своего любимого глиняного кувшинчика и почти не обратил внимания на долгое отсутствие брата и на то возмутительное обстоятельство, что брат был пьян. Другим словом это назвать было нельзя – именно пьян. Он тяжело опустился на стул и посмотрел на мистера Коллопи.

– В такой день, как этот, мистер Коллопи, – сказал он, – по-моему, я мог бы получить капельку вашего тоника.

– На этот раз, думаю, ты прав, – ответил мистер Коллопи, – если ты принесешь еще один стакан, мы посмотрим, что тут можно сделать.

Стакан был принесен и тут же наполнен щедрой рукой. Мне они ничего не предложили и выпили молча. Анни начала накрывать на стол к чаю.

– Не думаю, – сказал наконец мистер Коллопи, – что вам, парни, так уж необходимо идти в школу завтра и, может быть, послезавтра. Траур, вы же знаете. Братья монахи все поймут.

Брат со стуком поставил свой бокал на плиту.

– Неужели это правда, мистер Коллопи, – сказал он раздраженным тоном. – Неужели правда? Так позвольте мне сказать вот что... Я не собираюсь идти в эту проклятую школу ни завтра, ни послезавтра, ни в любой другой день.

Мистер Коллопи в изумлении уставился на него.

– Я бросаю школу, прямо с сегодняшнего дня. Я сыт по горло пустой невежественной болтовней, которая льется из уст этих придурков – христианских братьев. Это просто неграмотные сыновья фермеров. Вероятно, все они учились в какой-нибудь бедной церковно-приходской школе.

– Ради Христа, есть у тебя хоть капля уважения к сану этих святых служителей Господа? – возмущенно воскликнул мистер Коллопи.

– Они не служители Господа, они рабы собственных садистских страстей, мошенники и самозванцы, позорящие свой духовный сан. Они разрушают души молодых людей в этой стране и гордятся своим гнусным делом.

– Есть у тебя хоть капля стыда?

– У меня больше стыда, чем у этих педерастов. Как бы то ни было, я бросил школу, и это правильно. Я хочу сам зарабатывать себе на жизнь.

– Да ну? Зарабатывать? И чем? Будешь водить трамвай или хлебный фургон или, может быть, подбирать на дорогах навоз за лошадьми?

– Я сказал, что хочу зарабатывать себе на жизнь. Это не совсем верно. Правильнее было бы сказать: я уже зарабатываю себе на жизнь. Я издатель и преподаватель международного уровня. Посмотрите на это!

С этими словами он порылся во внутреннем кармане и эффектно достал оттуда пачку банкнот.

– Вот! – вскричал он. – Здесь около шестидесяти пяти фунтов, – в этой пачке и в комнате наверху. И еще у меня есть двадцать девять фунтов в чеках, присланных по почте, которые я пока не успел обналичить. А у вас есть только ваша рента и никакой работы, а главное, никакого желания что-нибудь делать.

– Ну хватит, довольно! – раздраженно прервал его мистер Коллопи. – Ты сказал, будто я ничем не занимаюсь. С чего ты это взял? Позвольте мне сказать вам кое-что, тебе и твоему братцу. Я принимаю участие в одном из самых трудных и патриотичных проектов, когда-либо предпринимавшихся жителями этого города. Вы еще услышите о нем после моей кончины. И ты, черт побери, еще имеешь наглость утверждать, что я ничем не занимаюсь. Что еще, по-твоему, я могу делать, учитывая состояние моего здоровья?

– Не спрашивайте меня, что. Я бросил школу, и это главное.

Тема разговора выдохлась, ее оставили. Это был очень изматывающий день, и физически и эмоционально, а брат и мистер Коллопи – оба напились до безобразия. Позже, уже лежа в постели, брат спросил меня, собираюсь ли я продолжать ходить в школу на Синг-стрит.

– Придется, по крайней мере сейчас, – ответил я, – пока не смогу найти подходящую работу.

– Ну, как знаешь, – сказал он, – но не думаю, что это место подходит для меня. Ирландский адрес, черт возьми, никуда не годится. Британцам он не нравится, они не доверяют ему. Они думают, что все стоящие и честные люди живут только в Лондоне. Я постоянно думаю над этим.

9

В течение года, последовавшего за смертью миссис Кротти, атмосфера нашего дома несколько изменилась. Анни присоединилась к своего рода маленькому клубу, вероятно состоявшему в основном из женщин, встречавшихся каждый день после обеда, чтобы поиграть в карты или обсудить вопросы ведения домашнего хозяйства. Похоже, она – хвала небесам! – стала покидать свою скорлупу. Мистер Коллопи с новым усердием занялся таинственной общественной деятельностью и стал довольно часто встречаться с членами своего комитета в нашей кухне, предварительно предупредив всех, что на весь этот вечер она становится совещательной комнатой. Однажды мне довелось случайно увидеть из окна второго этажа прибытие его советников. Это были две пожилые леди и высокий, сухопарый мужчина, которых мы встретили на похоронах, а так же мистер Рафферти в сопровождении молодой дамы, которая показалась мне, во всяком случае на расстоянии, весьма хорошенькой.

Дела брата шли все лучше и лучше, и в конце концов он достиг такого уровня благосостояния, что смог брать взаймы деньги, чтобы расширить свое предприятие до промышленных масштабов. Сопоставляя все доступные мне крохи информации, я пришел к заключению, что он занял на короткое время четыреста фунтов под двадцать процентов. Быстрый оборот капитала, независимо от того, сколь ничтожной могла оказаться выгода, был главной аксиомой его бизнеса. Случилось так, что брат прочитал о том, как в одном старинном английском поместье нашли тысячу пятьсот экземпляров двухтомного переводного труда, включающего в себя произведения Мигеля Сервантеса Сааведры и его жизнеописание. Оба тома были выполнены очень элегантно, заключены в переплет из кожи и прекрасно иллюстрированы. Первый содержал биографию Сервантеса, второй – отрывки из его важнейших произведений. Эти книги были отпечатаны и опубликованы в Париже в 1813 году. Очевидно, вся партия была привезена в Англию, попала на склад и была благополучно забыта. Один лондонский книготорговец приобрел лот за весьма небольшую сумму, и мой брат написал ему, предлагая купить всю партию по цене 3 шиллинга 6 пенсов за каждый экземпляр двухтомника. В то время я посчитал эту операцию крайне глупой, поскольку, мне казалось, житель Лондона по определению должен был лучше разбираться в вопросах рынка, чем мой брат. Но он еще раз доказал, что знает, что делает. Действуя от имени издательства «Симплекс Нейчур Пресс», брат разместил в английских газетах объявление, отчаянно восхвалявшее сборник, его содержание и оформление, а также делавшее публичное щедрое предложение: любой человек, купивший первый том за 6 шиллингов 6 пенсов, получит второй том абсолютно бесплатно. Это предложение, срок действия которого был ограничен, делалось только один раз и не могло быть повторено. Оно было принято не менее чем двумя с половиной тысячами людей, довольно много запросов пришло от колледжей, и впоследствии брат много раз пользовался этим приемом, слегка его видоизменяя, чтобы привлечь клиентов предложением приобрести что-нибудь «за бесплатно». Эта операция принесла чистый доход примерно в сто двадцать один фунт. Она косвенным образом задела и меня, поскольку, когда к нам стали прибывать деревянные запакованные ящики с произведениями Сервантеса, брат вежливо предложил мне перебраться вместе с кроватью и прочими пожитками в другое незанятое помещение, так как наша общая комната теперь должна была служить ему не только спальней, но и «офисом». Возражений против такого перемещения у меня не было, и я согласился. К несчастью, первые четыре запакованных ящика прибыли, когда ни меня, ни брата дома не было, и они попались на глаза мистеру Коллопи. Я был первым из нас двоих, кто вернулся домой и обнаружил их сваленными в кучу на кухне. Сидя в своем кресле, мистер Коллопи грозно хмурил брови.