Ветеринар для Единорога - О'Донохью Ник. Страница 38

Всем студентам было понятно, что в каждый данный момент делает Ли Энн: сначала она неуверенно шарила рукой, потом осторожно переместила руку с проволокой, ненадежнее уперлась ногами в землю, вся напряглась, стиснув зубы, она начала делать пилящие движения проволокой. Лошадь попыталась повернуть голову, и Полита, обхватив ее за шею, удержала ее на месте — гораздо более эффективно, чем девушки, державшие недоуздок.

Ли Энн работала несколько минут, на ее лице отражалось то напряжение, о котором нельзя было судить по скрытым от взглядов рукам. Дэйв был первым, кто предложил:

— Давай сменю.

— Если понадобится, — пропыхтела она. — Спасибо. — Ее руки были плотно прижаты к стенкам матки, пот на лице и напряженные плечи были, казалось, в противоречии с тем, какие почти незаметные движения совершали руки.

Минут через пять она сказала:

— Доктор Доббс? Как вы смотрите на то, чтобы Дэйв сменил меня, — так будет быстрее. Если нет, то я продолжу.

— Решайте между собой. Вы четверо — одна команда. Ли Энн с трудом вытащила левую руку, всю покрытую кровью, в крови была и правая рука, сжимавшая проволоку. Вместе с проволокой Ли Энн извлекла тонкую костлявую ножку, которую осторожно положила на землю.

Дэйв сразу взял у нее проволоку, снял с руки резиновый нарукавник и натянул его сам. Ли Энн с облегчением сняла и передала Дэйву второй. Потом она взглянула на доктора Доббса.

— Сэр, я знаю, что это мой пациент и принимать решение мне, но я хотела бы посоветоваться с вами, прежде чем Дэйв возьмется за вторую ногу.

— Пожалуйста, — ответил Конфетка.

— Нужно ли будет смещать назад… торс жеребенка, чтобы вытащить его?

— Нет, если Дэйв сделает свою работу чисто, в любом случае, ненамного. И имей в виду: лошадь будет сопротивляться, она стремится вытолкнуть плод.

— Спасибо. — Ли Энн повернулась к Дэйву: — Отдели ногу как можно выше, и пусть тебя не смущают толчки — это кобыла старается. Когда закончишь, отдай мне нарукавники.

— Я могу и…

— Я знаю. Спасибо. Но все-таки это мой пациент. На этот раз Конфетка не казался недовольным, а на кентавров твердость Ли Энн явно произвела впечатление. Остальные как могли успокаивали лошадь и наблюдали за Дэйвом. Больше им делать было нечего.

— Готово, — вскоре сказал Дэйв. Откинувшись назад, он повернул руку, вытащил за копыто вторую ногу, снял перчатки и протянул их Ли Энн.

— Помощь нужна? — спросил Конфетка.

— Нет, спасибо, сэр. — Ли Энн ввела обе руки в матку, закрыла глаза, нащупывая плод, и вдруг резко наклонилась вперед, сильно толкнув и одновременно повернув торс жеребенка. Кобыла фыркнула и переступила с ноги на ногу. Полита, Бидж и Анни изо всех сил старались удержать ее на месте. Плечи Ли Энн утратили напряженную неподвижность, и она начала вытаскивать руки, направляя ими движение плода.

С легкостью, которая казалось грустной насмешкой над всеми предшествующими усилиями, торс жеребенка выскользнул из матки. Дэйв подхватил его, и они вдвоем с Ли Энн положили его на землю.

Ли Энн опустилась на колени рядом и осмотрела его.

— Это была девочка.

Каррон, обнимая кобылу за шею, сказал студентам:

— Она должна знать. Покажите ей.

Девушки молча потянули за повод. Как только кобыла смогла повернуть голову и увидела то, что лежало позади, она замерла, напряглась и начала принюхиваться. Бидж и Анни крепко держали недоуздок, готовые к тому, что лошадь начнет брыкаться.

Вместо этого из сосцов хлынуло молоко, растекаясь по земле тонким белым ручейком.

Бидж приходилось наблюдать этот рефлекс у кобыл, впервые увидевших своего жеребенка. Девушка зажмурилась.

Лицо Каррона было неподвижно.

Полита смотрела на жеребенка, и ее лицо казалось осунувшимся от горя. Она приняла ту же позу, что и кобыла, заметила Бидж.

Каррон взглянул на маленькое тельце в траве:

— Знайте, будь она моей дочерью, я бы, по обычаю, взял ее на руки, — он протянул вперед пустые руки, — поднял и сказал Богу: «Склонись над ней и благослови. Она твоя, но и моя тоже».

— И моя, — сказала Полита. Каррон повернулся к ней. Полита выдержала его взгляд, не отводя глаз.

— И твоя, конечно, — сказал он наконец. Ли Энн отвернулась от кентавра. Он подбежал к ней и положил руку на плечо девушки:

— Ты считаешь нас жестокими.

— Вы не умеете быть другими, — ответила она без всякого выражения.

— Мы умеем, но так для нас лучше. Подумай. — Он показал на небо. — Если бы грифоны или Великие напали на нас сейчас и моему народу пришлось бежать или сражаться, что бы стало с теми, которые не могут даже идти? Что стало бы с теми, кто не в силах двигаться, или видеть, или дышать достаточно хорошо, чтобы бежать или сражаться?

— Я понимаю все это, сэр, — взорвалась Ли Энн, — но так смотреть на вещи легко сейчас, пока ты силен и здоров. Его рука соскользнула с ее плеча.

— Да, я сейчас здоров, это правда. Но однажды, когда я состарюсь, мой народ отправится в свой летний путь на север. Мы соберем свои немногие пожитки, уложим игрушки для детишек и все вместе пойдем к переправе на Горной реке, недалеко отсюда. Вы видели ее?

Люди покачали головами.

— Там стремнина — Горная река впадает в Летьен, главную реку Перекрестка. Горная река делит пополам западную часть, так же как Летьен делит пополам всю страну. Дальше к северу Горная река просто поток, текущий по камням, конечно, не во время наводнения. Летьен ниже по течению легко переплыть, особенно если осень была сухая. Но переправа находится при впадении Горной в Летьен, в узком ущелье, где течение очень быстрое. А сразу за переправой — водопад.

И все переправятся через реку, остановятся и будут смотреть, как я тоже пытаюсь переправиться. Может быть, я не удержусь на ногах и течение унесет меня к водопаду. А может быть, после двух или трех попыток я сдамся.

Если это случится и Полите хватит сил на три переправы, она переплывет реку, чтобы попрощаться. Может быть, она возьмет на память что-то из моих вещей. Потом она переплывет реку снова и оставит меня умирать в одиночестве, как это случилось с моим отцом.

Ли Энн подняла голову и посмотрела на кентавра почти с вызовом.

— Бывает по-всякому, — продолжал кентавр. — Моя мать погибла, убегая от Великого, и мы устроили ей погребальный костер. Но мой отец прожил долго, и я помню, как он добровольно остался умирать на берегу Летьена. Он помахал мне рукой на прощание. — Рука Каррона поднялась как бы в прощальном жесте. — Я не захотел помахать ему в ответ, потому что он по своей воле остался умирать. Тогда я пылал гневом. Теперь я понимаю. Теперь я даже не жалею о том, что так устроена жизнь.

— Каррон, посмотри на ее лицо, — прошептала Полита. Но ее взгляд был обращен не на Ли Энн, а на Бидж.

— Извините, — пробормотала Бидж, поворачиваясь, чтобы отойти в сторону. Ей под ногу попался камень, выступающий над землей всего сантиметра на три, — любой человек, наступив на него, пошатнулся бы, но сохранил равновесие.

Бидж упала. Каррон наклонился вперед — это выглядело как глубокий поклон, — подхватил ее под мышки, без всякого усилия поднял и поставил на ноги, но не отпустил.

— Ты споткнулась.

— Теперь все в порядке. — Но он вопросительно и откровенно смотрел ей в глаза, и Бидж стало стыдно за свою ложь.

— Ты уверена?

— Конечно. — На самом деле она совсем не была уверена. — И к тому же, если бы со мной не все было в порядке, разве ты не сказал бы, что мне лучше умереть?

— Ох, тебе от этого совсем не будет лучше, — сказал он серьезно. — Смерть есть смерть. — Как ни обеспокоена была Полита, она не могла удержаться от улыбки, увидев выражение лица Бидж. — Но я бы постарался помочь тебе, — продолжал Каррон искренне. — Ты можешь нуждаться во мне, ты можешь бояться или тебе будет чего-то не хватать. Видишь ли, узнать об этом невозможно.

Полита теперь смотрела на него, и то, что было написано на ее лице, ясно говорило о том, почему она так многое ему прощает.