Лучше для мужчины нет - О'Фаррелл Джон. Страница 17

Поскольку были пасхальные выходные, Пол и Саймон не пошли на работу, и мы все слонялись по квартире, не зная, чем заняться. Любопытно наблюдать, как остальные трое тратят время впустую, точно эта роскошь у них – в вечном пользовании. Ничегонеделание у них получалось гораздо лучше, чем у меня – наверное, тренировка праздности не отнимает столько сил. Джим растянулся на диване и, судя по всему, последние три часа потратил на то, чтобы понять, как тыльная сторона ладони может сберечь ему время. Пол демонстративно читал взрослую, серьезную газету, а Саймон сидел за кухонным столом и не делал ничего. Это для него обычно – словно он чего-то ждет. Ждет, когда потеряет девственность, уверял Джим.

Саймон узнал секрет вечной юности. Временами он становился таким неуклюжим и застенчивым, что не мог говорить нормальными фразами. А потому разработал целый параллельный мир общения, где разговаривали исключительно посредством вопросов из викторин. Например, сегодня вместо того, чтобы сказать: «Привет, Майкл, несколько дней тебя не видел», – он возбужденно улыбнулся и спросил:

– Столица штата Нью-Йорк?

– Олбани, – послушно ответил я, и он издал тихое удовлетворенное хрюканье, показывая, что в этом мире все в порядке.

– Что на обратной стороне «Богемской рапсодии»? – продолжал допытываться Саймон.

– «Я влюблен в свою машину» [14]. На музыкальных вопросах ты меня не поймаешь. Так получилось, что это моя специальность.

– Ладно, тогда какая строчка из «Богемской рапсодии» дала название песне, которая стала хитом в том же году?

Я пережил легкую внутреннюю панику, услышав музыкальный вопрос, ответ на который не знал.

– Не знаю. Сам, наверное, только что придумал.

– Это хорошо известный факт, – встрял Джим.

Я попытался изобразить безразличие.

– Ну, не знаю. «Скарамуш, Скарамуш» в исполнении Вилл Ду и группы «Фандангос».

– Нет.

– Они заняли лишь второе место, – сказал Джим.

Я мысленно пробегал строчки «Богемской рапсодии», пытаясь отыскать среди них название хита 1975 года. Таковой не оказалось.

– Сдаешься?

– Нет, конечно, не сдаюсь.

Вместо того чтобы терять время, я отправился к себе в комнату – поработать. Час спустя я вышел и сказал:

– Сдаюсь.

– Ответ: «Мамма миа!» [15] – торжествующе сообщил Саймон.

Я оцепенел. Так нечестно. Я бы догадался, если бы подумал чуть дольше.

– Ты сказал «строчка». А это не строчка, это просто фраза. Не считается.

– Приветствуем тебя, король викторин! – взвыл Саймон, простирая руки.

На постороннего объем знаний Саймона мог произвести впечатление. Он знает, что битва при Мальплаке состоялась в 1709 году, что птица додо обитала на острове Маврикий. Однако с другой стороны, он не знает ответов на вопросы типа «чем ты зарабатываешь на жизнь?» Он не знает, что его родители из-за него беспокоятся. Не знает, как завести себе подружку. И он не знает даже, что от него немного попахивает. К счастью, вопрос «Не воняет ли Саймон?» никогда не попадается в научно-популярных викторинах, хотя Саймона гораздо больше расстроил бы неверный ответ на вопрос, чем общественное мнение, согласно которому он воняет, как промокший спортивный костюм, все лето пролежавший в сумке.

Пол не принимал участие в викторине, но когда прояснился ответ на последний вопрос, сказал:

– Да, это верно, – и кивнул с мудрым видом.

Возможно, Пол не мог принять участие в викторине, потому что все его силы уходили на выполнение почти невозможной задачи: читать газету самым раздражающим способом. Газеты он брал в руки вовсе не для того, чтобы читать, а чтобы всем стало ясно: человек серьезный, читает серьезную газету. Временами молчание прерывалось утвердительным хмыканьем, когда Пол хотел показать, что согласен с передовицей, или едва слышными восклицаниями, когда он читал какую-нибудь печальную новость из стран третьего мира. Кроссворды он всегда сопровождал комментариями в виде утомленных вздохов и удовлетворенных междометий.

– Пол, ты разгадываешь кроссворд?

– Что? О, да. Вообще-то я почти закончил, – довольно ответил Пол, не ведая, что Джим его подначивает.

– Легкий или трудный?

– Трудный. Другие меня не интересуют.

– Ух ты!

Поздний день наконец перешел в ранний вечер, и Пол забеспокоился – в это время суток с ним такое часто случалось.

– Никто еще не думал об ужине? – спросил человек, который всегда готовил ужин.

Все слегка удивились, что нужно думать о еде до того, как пришло время есть. Джим посмотрел на часы.

– Вообще-то я еще не голоден…

– Пусть так, но ты должен купить еду и приготовить ее до того, как проголодаешься, чтобы к тому времени, когда ты будешь голодным, еда уже была готова.

Комнату затопило безразличное молчание. Пол открыл дверцу пустого холодильника.

– Ну?

– Что – ну? – уточнил Джим.

– Что мы будем на ужин?

– Спасибо, но для меня несколько рановато.

– Я ведь не предлагаю его готовить. Я спрашиваю, может, на это раз кто-нибудь подумает об ужине?

Молчание становилось невыносимым, и я не выдержал первым.

– Да ладно тебе, Пол, не беспокойся. Я приготовлю. Куплю жареную рыбу с картошкой или что-нибудь в этом духе.

– Это не означает приготовить ужин, это означает купить жареную рыбу с картошкой. Я не хочу рыбу с картошкой.

– Может, хочешь карри? – великодушно предложил я, памятуя, что тележка торговца карри стоит в пятидесяти ярдах от дома.

– Ну почему нельзя поесть нормальную свежую пищу, только что приготовленную на нашей кухне?

Ответом было молчание: добровольцев взять на себя столь непосильную задачу не было. Минут двадцать Джим задумчиво стоял над плитой, после чего утомленно сказал:

– Майкл, я не против рыбы с картошкой.

– Я тоже, – отозвался Саймон.

– Хорошо, значит, три порции рыбы с картошкой, – согласился я.

– Ладно, если вы собираетесь покупать готовую еду, я приготовлю макароны или что-нибудь еще только для себя.

На мгновение повисла пауза, и я почувствовал, как рот Джима наполняется слюной при упоминании о тех замечательных блюдах, что Пол готовит из макарон.

– Ладно, Пол, если уж ты собираешься варить макароны, может, сварганишь и на мою долю?

Пол явно подыскивал слова, объясняющие, почему он не считает такой поворот справедливым, но ему не дали на времени.

– Да, и я тоже буду макароны! – выпалил Саймон.

– Ну и отлично, Пол, – сказал я.

Четыре мужика, обитающие в одной квартире, успели превратиться в традиционную семью. Не знаю, как это произошло, и происходит ли такая метаморфоза со всеми людьми, живущими под одной крышей, но мы непроизвольно превратились в маму, папу и двух детей.

Наверное, я играл роль старшего сына – непонятного, замкнутого и тихого, который в те дни, когда не пропадает где-то всю ночь, не может встать с кровати. Саймон был младшим ребенком, неуклюжим и неуверенным в себе: чтобы привлечь внимание, он постоянно задает вопросы. Пол был измученной, многострадальной матерью, что все время суетится и беспокоится обо всех остальных. А Джим был отцом – выдержанным, ленивым, загадочным и забавным. Уверенность в себе, выработанная в частной школе, придавала ему благодушный родительский вид, мы взирали на него снизу вверх, хотя порой я чувствовал себя несколько неуютно: как-никак отец на шесть лет моложе меня.

В детстве я не понимал, откуда папа берет деньги; казалось, они у него просто есть. То же самое можно было сказать о Джиме. Единственное денежное затруднение Джима заключалось в том, чтобы потратить деньги. Он покупал мини-диски, чтобы заменить ими компакт-диски, которыми в свое время заменил все виниловые пластинки. Он покупал все новомодные электрические устройства, фирменные перочинные ножи и новые чехлы для мобильных телефонов. Мы предполагали, что деньгами его снабжает семья, но мы были слишком воспитанными и слишком англичанами, чтобы выпытывать, а на рассеянные вопросы Джим бормотал такие же рассеянные ответы.