Дело Локвудов - О'Хара Джон. Страница 53

— Я хочу, чтобы мой брат Пенроуз был шафером, а ты — дружкой, — сказал Джордж Локвуд. В то время они учились на последнем курсе.

— Не компрометируй себя, Джордж. Пригласишь меня, а потом увидишь, как от тебя нос воротить станут.

— А мне наплевать.

— Ну что ж, раз ты так решил…

— Да, решил. Из школы святого Варфоломея никого не буду звать, за исключением, конечно, брата. Из Филадельфии — тоже никого. И из «Плюща» — тоже.

— Даже Эзру? Он же глаза все выплачет.

— Ну, его, может, позову. Кольцо понесет. И еще, может, позову одного мальчика из школы святого Варфоломея.

— Чэтсуорта.

— Верно. Как это ты догадался?

— Наверно, потому, что надеялся. Ему здесь здорово не повезло. Когда-нибудь они об этом пожалеют, черт побери. Чэтсуорт лучше большинства из них.

— Почему ты так считаешь, Нед? Я согласен, но ведь мы с тобой его плохо знаем.

— Сам не знаю. Но в нем есть достоинство. У Энсона Чэтсуорта больше оснований быть членом клуба, чем у меня. И уж наверняка больше, чем у половины тех, кто попал в лучшие клубы. Я думаю, его обошли случайно. Теперь и ты знаешь, как это бывает. Такие ребята, как Чэтсуорт, ничем особенным не выделяются и тем не менее подходят для любого здешнего клуба. Но ни в одном из них кандидатура его не была названа, так как все считали, что это сделают в другом клубе. И все же он не распустил нюни и не ушел из Принстона. Не то что Эзра. Я уверен, что Эзра обмочился от радости, когда его приняли в «Плющ». Я часто задумывался: что побудило их принять его? Мне кажется, у него есть какой-нибудь прапрадед, подписавший Декларацию Независимости.

— Один из предков Чэтсуорта был президентом Гарварда.

— Вот видишь! Если бы Чэтсуорт пошел учиться в Гарвард, то попал бы там в один из лучших клубов. А здесь остался ни с чем. Надо бы нам протащить его в свой клуб.

— Теперь он и сам не пойдет. Кроме того, у меня сейчас много хлопот с кандидатом, которого я уже выдвинул.

— С твоим будущим шурином. Ну и работку тебе дали. Дэйви — неплохой парнишка, но размазня.

— Это не совсем так. С годами он станет лучше.

— Джордж, он размазня. Законченный тип неудачника. Не лезь из-за него в драку. Ты — единственный в клубе человек, который за него ратует. Возможно, кто-то и выдвинет его кандидатуру в каком-нибудь другом клубе, а здесь все будут считать, что ты его поддерживаешь, так как женишься на его сестре. Прими во внимание и то, что если его и вовсе не примут в клуб, он не будет особенно переживать. Пора ему знать, как он котируется.

— Заранее никогда не знаешь, как оно может обернуться, и всегда надеешься.

— Что ж, пусть так. Надейся. — О'Берн засмеялся. — Когда мне перечисляли, какие клубы предлагают мне членство, я на минуту подумал: а вдруг в их числе — «Плющ»?

— А ты пошел бы в «Плющ»?

— Нет. По одной-единственной причине: не перевариваю я Джека Харборда. Сладкоречивый лицемер. На этой планете нам вдвоем всегда будет тесно. Если бы сейчас я услышал, что он на краю гибели, то и пальцем бы не пошевелил, чтобы его спасти.

— Когда мы отсюда уедем, тебе уже не придется с ним встречаться.

— Мне — нет. Это ты будешь встречаться. А я ни на какие встречи однокурсников не поеду. Вот побуду на твоей свадьбе дружкой, и вся моя связь с Принстоном кончится. После этого я исчезну. Поеду прямо в Кимберли и начну богатеть на алмазных копях.

— Тебе здесь было не по душе. Что мешало тебе уйти? Семья?

— Что же еще? Отец. Своего старика я очень люблю. И вполне его понимаю. Мать решительно настаивала, чтобы хоть кто-нибудь из нас пошел в иезуитские священники, а отец столь же решительно возражал. Поэтому он и определил Кевина и меня в Принстон, подальше от иезуитов, а нашего младшего брата — в Йель. Он надеялся, что я, как и Кевин, пойду по медицинской части, но потом понял, что из этого ничего не выйдет.

— Почему он так настроен против иезуитов? Он же католик?

— Католик, но в Ирландии посещал Братьев, Христианских Братьев. А их иезуиты считали hoi polloi [20]. Может быть, они и правы. Так или иначе, у нас в доме всегда обедает кто-нибудь из иезуитов, а моему отцу они ужасно надоели за все эти годы, надоело смотреть, как моя мать поклоняется им. Иногда я замечал, что ему и мать здорово надоела. Хотя он и старался это скрыть.

— Скажу тебе строго по секрету: мои родители просто ненавидят друг друга. Учти: ты — единственный человек, которому я это сказал.

— О, это не редкость, Джордж. Мужей и жен, ненавидящих друг друга, ужасно, ужасно много. Это одна из причин, почему ты меня никогда не видишь в обществе красивых девиц-католичек. Я не хочу жениться, но у меня мягкое сердце; если я увлекусь католичкой, то невольно в один из лунных вечеров сделаю ей предложение. Поэтому на всякий случай стараюсь иметь дело с девушками из протестантских семей, а иногда — с хорошенькими еврейками. Это позволит мне на долгие годы остаться в холостяках. Но тебя это не должно обескураживать, Джордж.

— Не обескуражит. Мы с Лали не такие, как мои родители.

— Насколько я понимаю, твоя мать — английского происхождения.

— Нет, она пенсильванская немка. Как и родители Лали.

— Но Лали… Извини меня, против твоей матери я ничего не имею, но в прежние времена девушкам солидного образования не давали.

— Моя мать училась столько же, сколько Лали. Да и вообще она была очень неглупа. Была и есть. Умеет читать по-французски и верхненемецки и разговаривает на местном диалекте.

— Понимаю. Ты хочешь сказать, что вы с отцом — разные люди.

— Да. Очень разные.

— Я видел твоего отца только раз, когда он приезжал навестить тебя. Тогда мне показалось, что вы очень похожи, но по одной короткой встрече трудно судить. Лицом ты, правда, не сильно напоминаешь его, но манерами — да.

— Он же бизнесмен до мозга костей.

— Да и ты малый не промах, уж коли на то пошло. Если ты что-то задумал…

— Ты хочешь убедить меня, что я похож на отца? Напрасно. Мы совсем разные — и внешне и внутренне.

— Не стану спорить, ибо не знаю, каков ты внутренне.

— Странно, что ты это говоришь.

— Почему?

— Мой брат употребил это же выражение относительно отца: «Никто не знает, каков он внутри». Те же слова… Итак, ты едешь в Южную Африку?

— Да, если не передумаю. В прошлом году я хотел в Оксфорд. Решив стать гражданином мира, я подумал, что Оксфорд придаст мне необходимый лоск, не говоря уже о репутации, которой пользуются те, кто его окончил. Не помню, почему я отказался от этой мысли. Кажется, под влиянием Вийона. Теперь я мечтаю накопить в Кимберли огромное состояние, купить паровую яхту, установить на ней тяжелые орудия и гоняться за английскими судами. Иными словами, сделаться пиратом, грабителем. А потом стать чем-то вроде Патрика Сарсфилда [21] и устроить заваруху в Ирландии. Время от времени мы должны напоминать англичанам, что они слишком много себе позволяют.

— Ты действительно намерен это осуществить, Нед?

— На это потребуются деньги.

— Да нет, я имею в виду — уехать в Южную Африку?

— На это тоже потребуются деньги. Я не собираюсь ехать туда четвертым классом. Возможно, остаток года мне придется посвятить карточной игре с Чэтсуортом и Дейвенпортом. Жаль, что Харборд не играет в карты. Обещал матери не играть. Это он так говорит. Но я ни в чем ему не верю. Просто не хочет рисковать.

— Сколько ты выиграл у Чэтсуорта?

— Всего? Что-то около трех тысяч, но это, как ты знаешь, не чистый доход. Часть этих денег перешла к тебе. Я не хочу, чтобы ты играл в мае и июне, когда я начну с ним большую игру. Когда ты играешь, другие стремятся тебе подражать и не делают больших ставок. Особенно Дейвенпорт. Твоя невеста позволит тебе играть в карты?

— Позволит ли она мне играть в карты? А какое ей дело, буду я играть или нет. Захочу — буду.