Свидание в Самарре - О'Хара Джон. Страница 39
Джулиан открыл средний ящик письменного стола, вытащил кольт-автомат, встал и пошел в туалет. Он задыхался от волнения и чувствовал, что глаза его, как всегда, когда он был возбужден, расширились и смотрят пронзительно. Он сел на унитаз и, понимая, что ничего над собой здесь не совершит, все-таки сидел и смотрел на пистолет. Он долго смотрел на него невидящими глазами, а потом, ничуть не меняя положения, словно очнулся, вложил дуло себе в рот и ощутил привкус смазки. В горле у него что-то булькнуло, он глубоко вздохнул, положил пистолет в карман, встал, прополоскал рот холодной водой, а затем снял с себя пиджак, сорочку и галстук и, оставшись в нижней рубашке, умылся, смочив водой голову, лицо и руки до локтей. А потом вытерся, использовав целых четыре полотенца, оделся, стер случайно попавшие на ботинки капли воды, вернулся в контору и закурил сигарету. Он вспомнил, что в столе у него есть бутылка виски, и не спеша выпил стакан. «Не могу, — сказал он и, опустив голову на сложенные на столе руки, расплакался. — Бедный ты, бедный, — добавил он, — мне так жаль тебя».
Послышались первые послеобеденные звуки: начал шлепаться о перчатку бейсбольный мяч. Значит, механики покончили с едой. Один из них был членом полупрофессиональной команды и, чтобы не терять формы, не бросал тренировок даже зимой. Джулиан поднял голову, и в этот момент зазвонил телефон.
— Алло, — сказал он.
— Я пыталась найти тебя в клубе. Где ты обедал? — Это была Кэролайн.
— Нигде, — ответил он.
— Еще бы! Тебе, наверное, и есть-то не хочется. Послушай, Джулиан, я звоню вот почему: если ты будешь разговаривать с миссис Грейди таким тоном, между нами все кончено. Ясно?
— Да.
— Я говорю серьезно. Я не позволю тебе срывать злость на прислуге. Миссис Грейди следовало бы влепить тебе пощечину.
— Вот как?
— Да, теперь твоя очередь. И пожалуйста, запомни следующее: если сегодня ты придешь домой пьяным и поднимешь скандал, я просто позвоню всем нашим гостям и скажу, что вечер отменяется.
— Просто?
— Заткнись, — сказала она и повесила трубку.
— Просто, — повторил он и аккуратно положил трубку на рычаг. — Просто. — Он встал, надел шляпу, но остановился на секунду в нерешительности, не зная, оставить ли записку Мэри Клайн. — Да кто она такая, эта Мэри Клайн? — С трудом влез в пальто и поехал в городской клуб.
В клубе было довольно пусто.
— Привет, Стрейт! — поздоровался он с клубным администратором.
— Доброе утро, мистер Инглиш. Как праздники? Фу! Мы все очень благодарны вам за щедрый взнос в рождественский фонд сотрудников клуба. Фу! — Старик Стрейт, разговаривая, фыркал, будто нюхал нашатырь.
— Пожалуйста, пожалуйста, — ответил Джулиан. — Отдохнули на рождество?
— Вполне. У меня, к сожалению, фу, нет настоящей семьи, фу. Мой племянник в Южной Африке. Он…
— Мистер Дейвис в клубе? Кто еще здесь? Ладно, я сам посмотрю.
— Сегодня у нас мало народу. На следующий, фу, день…
— Знаю, — перебил его Джулиан.
Он прошел в зал, и с первого взгляда ему показалось, что там совсем никого нет, кроме Джесса, официанта-негра. Лишь потом он разглядел, что в углу за маленьким столом, который по общему согласию или за определенную плату числился за юристами, сидели несколько пожилых адвокатов, не только гиббсвиллских, но и из маленьких городков поблизости — им по долгу службы приходилось бывать в окружном суде. Заговаривать с сидящими за этим столом было совсем необязательно. По правде говоря, они не всегда и друг с другом-то разговаривали. Джулиан рассчитывал застать в клубе Картера Дейвиса, однако его не было видно. Джулиан уселся за столик на двоих и только сделал заказ, как к нему подошел Фрогги Огден.
— Садись и ешь. Я только что заказал. Если хочешь, Джесс примет у тебя заказ и подаст нам вместе.
— Не хочу, — ответил Фрогги.
— Тогда просто посиди, дай отвести душу.
— Что-то ты сегодня раскис, — заметил Фрогги, садясь.
— Не то слово. Закуришь?
— Спасибо, нет. Послушай, Джулиан, я подошел к тебе не для дружеской беседы.
— Вот как?
— Да, так, — ответил Фрогги. Было заметно, что он раздражен.
— Что ж, давай выкладывай. Я целый день слушаю хор недовольных, ты вполне можешь к ним присоединиться. Какие у тебя ко мне претензии?
— Послушай, Джулиан, я старше тебя…
— А, вот о чем речь. И ты тоже заботишься только обо мне? Так? Господи боже мой, прошу тебя, избавь меня от этого.
— Нет, не так. Я старше тебя во многих отношениях.
— Ты хочешь сказать, что потерял руку на войне? Не возражаешь, если я докончу твою мысль? Ты потерял на войне руку, ты много пережил, что делает тебя старше меня. А если бы у тебя было две руки, ты бы на мне места живого не оставил.
Фрогги не сводил с него взгляда до тех пор, пока они оба не услышали тиканье часов.
— Да, хорошо бы врезать тебе как следует. Сукин ты сын, Кэролайн — моя двоюродная сестра, но и не будь она моей сестрой, все равно она замечательный человек. Хочешь, я тебе кое-что расскажу? Когда она сообщила мне, что собирается выйти за тебя замуж, я пытался этому помешать. Я всегда тебя не любил. Я ненавидел тебя, когда ты был ребенком, и ненавижу теперь. От тебя сроду не было толку. Во время войны ты уклонился от призыва. Я знаю, сколько тебе было лет, но если бы ты хотел, то сумел бы попасть в армию. Ты и ребенком был трус, трусом ты и вырос. Ты бегал за этой полячкой до тех пор, пока ей не пришлось уехать, иначе ее отец расправился бы с ней. А потом ты разыграл влюбленного перед Кэролайн, и она, да поможет ей бог, попалась на эту удочку. Я хотел помешать, но нет, она сказала, что ты переменился. Я…
— Ты, однорукий подонок! Хорошо бы у тебя была вторая рука.
— Можно обойтись и без нее, — ответил Фрогги и, взяв со стола стакан, выплеснул воду Джулиану в лицо. — Выйдем отсюда. Я могу драться и одной рукой.
Дрожа от ярости, Джулиан встал и вдруг как-то обмяк. Нет, он не боялся: он знал, что не может драться с Фрогги. Во-первых, он по-прежнему относился к нему хорошо, а во-вторых, не представлял, как драться с человеком, у которого только одна рука.
— Пойдем, — повторил Фрогги. — Куда угодно.
Джулиан салфеткой вытер лицо.
— Не хочу я с тобой драться.
Интересно, видели ли этот инцидент те, кто сидит за адвокатским столом, подумал он, но не повернул головы. До него донеслись голоса детей, игравших на улице, и ему вспомнились страшные субботние утра, когда мать возила его в Кольеривилл к зубному врачу и колокольчик автомобиля непрерывно звонил, разгоняя игравших на улице детей и лошадей, тащивших телеги под страхом кнута.
— Пойдем. Пусть тебя не заботит, что у меня одна рука. Это уж мое дело. Не твое.
— Уходи. Убирайся отсюда, — сказал Джулиан. — Не ломай комедию. Ты же знаешь, что я не могу с тобой драться.
— Идем, иначе, ей-богу, я изобью тебя прямо здесь.
— Нет, не изобьешь. Я не позволю тебе избить меня здесь, герой, и не буду драться с тобой на улице. Думаешь, я дам людям возможность и это поставить мне в вину? Ты спятил. Давай мотай отсюда, генерал. Война кончилась.
— Вот как? Между прочим, я знал, что ты не будешь драться. Ты стопроцентный трус. Я это знал. В тебе не осталось ни капли мужества, если когда и было.
— Пошел отсюда, кузен. Мотай домой пересчитывать свои медали.
Фрогги размахнулся, но Джулиан подставил руку, и удар пришелся на кисть, больно шлепнув по ней.
— Джентльмены!
— Не валяй дурака, — сказал Джулиан.
— Тогда пойдем на улицу.
— Джентльмены! Вам известны правила клуба?
Это был Стрейт. Он встал между ними, спиной к Фрогги, а лицом к Джулиану — выглядело так, будто он защищает Фрогги от Джулиана. Теперь уж не приходилось сомневаться, что адвокаты в курсе событий. Они смотрели во все глаза, а двое из них даже встали. Джулиан услышал, как один из них сказал нечто вроде: «Посмотрите, что он делает… одна рука». Он понимал, что они думают то, что подумал бы любой, услыхав об этой ссоре: они уверены, что он ударил Фрогги. Один толстяк, которого Джулиан встречал на судебных процессах в Гиббсвилле и ресторанах, подошел и, положив руку на плечо Фрогги, спросил: