Голодная дорога - Окри Бен. Страница 116

Глава 11

Наутро нас разбудил стук в дверь, и когда я крикнул: «входите», мы увидели отца Адэ. Он был очень высокий; он стоял со склоненной головой, и на его лице были отражены изнурительные ночные блуждания в поисках сына.

Адэ немедленно поднялся и протер глаза. Они были опухшие и воспаленные. За ночь он стал еще бледнее и еще прекраснее. Улыбка его ушла. Увидев своего отца у двери, он не пошевелился и не сказал ему традиционного приветствия.

– Сколько раз человеку суждено заново рождаться в своей одной жалкой жизни? – спросил его отец всю комнату в целом.

Мамы на кровати не было. Для нас на столе лежала еда. Она ушла раньше, чем мы проснулись, и ее торговой корзины не было на шкафу. Папа все еще спал с ногами в разные стороны. Рука его свешивалась с кровати.

Отец Адэ выглядел пугающе.

– Где это ты был всю ночь? – спросил он сына. – Почему ты не пришел домой? Твоя мать почти заболела, беспокоясь о тебе.

Его окружали сумерки. Он вошел в комнату. Адэ отошел к окну. Его отец сел на кровать. Я ноздрями почувствовал все волнения и тревоги его ночных бдений. Его дух обладал сильными запахами человека, который делает ритуальные подношения, общается с духами предков, старается наладить связь с богами. Его дух был глубокий и заряженный силой. Его присутствие было давящим. Адэ, стоя у окна, казался светящимся от пламени своего отца. Адэ не выглядел раскаивающимся, но и не выглядел непокорным. Он прямо держал голову, и на его лице была невозмутимость человека, который знал, что отец больше не позволит себе избить его или довести до слез. Что-то суровое было в духе моего друга, и я понял, почему дети-духи напуганы всем. Сталкиваясь лицом к лицу с песнями и благоуханиями другого мира, мира, где нет смерти, где светится сам воздух, где духи-спутники знают сокровенные тайны чужих желаний и могут исполнить эти желания, самое последнее из них, дети-духи не могут заботиться о конечных вещах этого мира. Адэ больше не хотел здесь оставаться, ноша этого мира была для него слишком тяжелой, как и сам ужас земного времени. Любовь и мука его родителей касались его едва-едва, потому что, несмотря на их суровые взгляды, угрозы и побои, он знал, что их власть над ним временна. Он уже жил в другом великом доме.

Я не знал, насколько мы отличаемся друг от друга, пока его отец не начал своей долгой тирады, пока он не пустился в свои жалобы, направленные на то, чтобы сын сполна прочувствовал свою вину. Адэ, не опуская голову во мрак, уставясь на своих призраков, просто отошел от окна и вышел из комнаты, как лунатик. Отец шел за ним на грани ярости и отчаяния. Я следовал за его отцом. Мир казался древним в то утро. Идя по улице, отец догнал его, схватил и высоко поднял; Адэ начал плакать так, как будто все мрачные огни поселка, грязные незаасфальтированные дороги, полуразрушенные дома и все язвы нашей бедности разом набросились на него. Отец пытался утешить его, подбрасывая в небо и ловя его, но Адэ только плакал еще громче, и я понял, что плакал он не из-за любви отца, не из-за своей вины или болезни матери, а потому что время сдавило ему горло мертвой хваткой.

Глава 12

Дитя-дух – невольный путешественник в мир хаоса и света, в мир снов живых и мертвых. То, что еще не готово, что не способно родиться или быть, ради чего еще не принято надлежащих мер, чтобы продлить его рождение, то, что еще не решено и не разрешено, что завязло в хаосе неудач и страхе перед жизнью, все это продолжает возвращаться и замыкаться на себе, принимая участие в жизни ребенка-духа. Эти вещи то уходят, то приходят, пока не наступит их время. Сама история в полной мере показывает то, как вещи этого мира принимают участие в жизни ребенка-духа.

Много есть тех, кто живет такой жизнью и не знает об этом. Есть множество наций, цивилизаций, идей, полуоткрытий, революций, любви, форм искусства, экспериментов и исторических событий, находящихся в этих условиях, и они тоже этого не сознают. И множество людей. Их возвращения не отмечены бритвенными насечками. Зачастую они кажутся нормальными. Зачастую их воспринимают как новичков в этой жизни. И очень часто они остаются безмятежными, когда смерть стискивает их в своих объятиях. Они несут странные таланты в своих душах. Они всегда на время становятся обитателями своего тайного лунного света. Они пытаются заработать себе прекрасное жертвоприношение, трудное жертвоприношение, чтобы перевоплотиться во что-то высшее, чтобы умереть, отбросив яркий свет на эту жизнь, в агонии экстаза восходя к принятию своего жребия и света.

Я был ребенком-духом, который восстал против духов, захотел прожить земную жизнь и испытать ее противоречия. Адэ захотел уйти, снова стать духом, очутиться в плену всех свобод. Я хотел раздвинуть границы, найти или создать новые дороги, вытекающие из той, что всегда голодна, дороги нашего отрицания жизни. Я определенно не был из тех, кого называют сильными; наверное, легче жить в земных границах, чем быть свободным в бесконечности.

Отстраняя факт бессмертия духов, могло ли все это быть причиной, почему я захотел родиться – эти парадоксы всех вещей, вечные изменения, загадка, заданная жизнью тому, кто ею живет, мистерия бытия, рождения внутри рождений, смерти внутри рождений, рождения внутри смерти, стремление дать рождение лучшей части себя, своему новому духу, пока для новой звезды условия благоприятны, чтобы войти в этот мир из другого мироздания; стремление расти дальше, учиться, любить, перерастать себя, дорастать до высочайшего в себе; возможность нового соглашения со своим духом; вероятность того, что ни одна несправедливость не длится вечно, ни одна любовь не умирает, ни один свет не может по-настоящему погаснуть, ни одна честная дорога не может быть завершена, ни один путь не может быть совершенным и ни одна правда не есть последняя; и что в реальности не существует ни концов, ни начал? Но вполне возможно, что на земле всех начал, когда многие из нас были птицами, даже ни одна из этих причин не имела никакого отношения к тому, почему я захотел жить.

Так или иначе, все возможно. Много есть среди нас загадок, на которые не может ответить ни живой, ни мертвый.

Секция третья

Книга восьмая

Глава 1

В течение трех дней, пока Папа отсыпался, дорога подняла первую из своих волн кошмаров. Сон дороги был нарушен сперва проституткой, которая была убита током в ночь вхождения Мадам Кото в высшие сферы власти. Ей устроили небольшие похороны. Гроб несли по улице, и ночью мы слышали плач некоторых проституток. На следующий день пошел дождь, и трое мужчин, которые занимались проводкой кабелей для большого политического съезда, тоже погибли от электричества. Дождь совсем сошел с ума в те дня. Нищие промокли до нитки, ютясь под дырявыми навесами рядом с фасадами домов. Каждый вечер Элен подходила к нашим дверям, и Мама оставляла ей еду, к которой она не притрагивалась. Каждое утро Мама уходила со своей корзиной с товарами, от дождя у нее все промокало, и она возвращалась домой в полдень мокрая, без выручки, с товарами, грустно выглядывающими из корзины.

Папа спал, как гигант, во время сезона дождей. Он не заметил грохота больших партийных грузовиков, которые разъезжали с громкоговорителями по городу. Проспал их агрессивную конфронтацию, когда они встречались на улицах. Он проспал нищих, толпившихся на нашей улице, просивших милостыню возле разбитой машины. По вечерам они оживленно совещались между собой. Казалось, они ждали какого-то знака, столь очевидно было их нетерпение. Никто не давал им милостыню. Обитатели нашего района не упускали случая сказать нищим, что им пора отсюда уходить. Но и сами они уже чувствовали, что засиделись на одном месте, что их ждут новые дороги. Удерживала их только Элен. Она никогда ничего не говорила, но вокруг нее создавалась нетерпеливая атмосфера путешествия. Нелепыми выглядели их усилия продолжить папины попытки сделать себя полезными. То и дело они приступали к очистке скопившегося мусора на нашей улице. Вся их помощь была очень неуклюжей. Никто не принял всерьез их стараний. На второй день папиного сна я шел мимо них и слышал, как они спорят между собой резкими голосами о вечно откладываемом большом съезде, о школе, которую обещал построить для них Папа, о деньгах. Когда они увидели меня, их лица расцвели и загорелись надеждой. Они подошли ко мне, остановились и стали наблюдать за моими движениями голодными глазами. Я принес им еду, которую украл из дома. Из-за папиного сна мы сами голодали. Мама не зарабатывала денег. Мы старались меньше есть. Мы ели в молчании, прислушиваясь к тому, как на кровати храпит Папа, поглощая воздух в комнате. Мы смотрели за тем, как растет его дух, питая наш голод. Он рос во сне. Я видел, как его нога свесилась с кровати. Я видел, как вздымается его грудь, распирая рубашку. Он набирал вес; и когда он начинал беспокойно метаться, словно объезжая во сне мифических скакунов, кровать стонала. Он спал глубоким сном, погружая комнату во тьму. Свечи горели очень низко, когда он спал. Дверь была открыта. Посетители входили, шептались над его спящим телом и на цыпочках покидали комнату.