Голодная дорога - Окри Бен. Страница 16

– Ты смеешься надо мной? Ты следующий!

И с демоническим выражением на лице пошла на меня. Я закричал. Папа обнял меня и сказал:

– Спи, сын мой. Никто не тронет тебя.

После долгого молчания, словно отвечая на важный вопрос, который эта ночь, его предки и его надежды задали ему, он сказал:

– Сегодня я весь день носил на голове этот мир.

И вскоре после этого он заснул. Он спал как гигант.

Глава 14

Папа возносил молитвы над телом Мамы. В комнате находился травник. Он выглядел очень свирепым, мудрым и от него пахло прелыми листьями. Он жевал какой-то корень и его зубы были коричневыми. Он обрызгал комнату жидкостью из своей полтыквины. По обеим сторонам от маминого тела горели свечи. Она лежала на мате, ее дыхание было мягким. Намазанные сурьмой веки блестели. На ее лице лежал труп летучей мыши. На ее плечи были нанесены надрезы бритвой, и я видел, как кровь стала черной, когда травник обработал надрезы пеплом. Травник заставил ее сесть прямо и выпить из чаши горькую жидкость. Мама скривила лицо. Травник начал стегать воздух, изгоняя незваных духов своей великолепной плеткой. Воздух сотрясался от криков духов. Когда он опечатал наше пространство короткими заклинаниями в рифму, он снова усадил Маму прямо. Под нашим неусыпным взором он прижег мамино плечо и вытащил из ее плоти длинную иглу и три каури. Он вышел из дома и зарыл их в земле.

Когда он закончил лечение, Мама заснула, и выглядела она спокойнее, чем прежде. Травник и Папа торговались по поводу денег. Голос Папы был натянутый, он все просил, чтобы стоимость лечения была ниже. Травник не сбавлял цену. Папа сказал, что это все, что у него есть. Травник не уступал. Папа вздохнул, заплатил, и они сели поговорить. Я возненавидел травника за то, что он взял столько денег с Папы, и проклял его. Они беседовали как друзья, и я еще больше ненавидел его за то, что он притворялся нашим другом. Когда он встал, чтобы выйти, он заметил меня, казалось, впервые за все это время. Он сурово поглядел на меня и дал мне фунт, который я отдал Папе. Я взял назад свое проклятие, и он ушел. Я уселся Папе на ноги, и мы смотрели, как Мама шумно спит на кровати.

* * *

Позже, в тот же день, Папа сказал, что хочет пить. Мы пошли в бар. За стойкой Мадам Кото никого не было, кроме мух. Я слышал, как она поет на заднем дворе. Папа позвал ее, но она не слышала. Мы оба звали ее, стуча по столу, и все-таки она нас не услышала. Мы продолжали стучать по столу, выкрикивая ее имя, когда вдруг входная дверь распахнулась, и черный ветер ворвался в бар, обогнул нас и исчез в глиняном котле с водой.

– Ты видел это, Папа? – спросил я.

– Что?

– Черный ветер.

– Нет.

Вошла Мадам Кото, растрепанная, с руками, измазанными в крови животного.

– Так это вы двое. Я сейчас приду.

Она вышла и через несколько минут вернулась – руки чистые, волосы причесаны.

– Что вы будете пить?

Папа заказал обычное пальмовое вино и перечный суп с мясным жарким. Когда вино было подано на стол, мухи оживились вокруг нас. Со стены, пока мы пили, на нас смотрел геккон.

– Посмотри на геккона, Папа.

– Не бери в голову, – сказал он, не смотря. – Это наш друг, он наблюдает за нами.

Перечный суп был горячее, чем обычно, и я дул на него, чтобы охладить.

– Выпей немного воды, – сказала Мадам Кото.

– Нет, я не хочу воды.

– Почему?

– Черный ветер вошел туда.

– Какой ветер?

– Не обращайте на него внимания, – сказал Папа.

Она посмотрела на меня с подозрением.

– У вас странный сын, – ответила она и села напротив нас на стол.

– И хорошая жена, – добавил Папа. – Я слышал, что вы сделали для нее. Спасибо вам.

Она проигнорировала благодарность Папы. Она все смотрела на меня большими глазами и сказала:

– И о деньгах, которые мне должен…

– Я? – сказал я.

– Не ты. Твой отец.

– Да?

– Я не то, что остальные люди.

– Какие остальные люди?

– Люди, которым вы должны и которые…

Она остановилась, посмотрела на Папу, а потом на меня.

– Я забуду о деньгах, если вы позволите вашему сыну приходить сюда и сидеть в моем баре.

Папа посмотрел на меня.

– Зачем? – спросил он.

– Потому что с ним придет удача.

– Какая удача? Нам он не приносит ничего, кроме бед.

– Это потому, что он ваш сын.

– Я не согласен. Он должен идти в школу.

– Я не хочу идти в школу.

– Замолчи.

Мадам Кото уставилась на Папу, ее глаза заблестели.

– Я заплачу за его обучение в школе.

– Я сам могу заплатить за обучение своего сына, – ответил Папа гордо.

– Хорошо. Я забуду про деньги. Пусть он просто будет приходить и сидеть здесь десять минут каждые три дня или около того. Вот и все.

– Вы хотите превратить его в пьяницу?

– Но его Папа не превратился в пьяницу.

Папа посмотрел на меня. Он смотрел на меня новыми глазами. Геккон на стене не шевелился. Все это время ящерица смотрела на нас.

– Мне нужно обсудить это с его матерью.

– Хорошо.

– Но эти люди, которым я должен денег, что с ними?

– Что с ними?

– Вы собираетесь мне о них что-то сказать?

– А ваш сын говорил о них?

– Что?

– То, что они бросали камни в вашу жену?

– Кто? Кто бросал камни?

Мадам Кото поднялась и принесла еще пальмового вина.

– Я не скажу вам.

Папа повернулся ко мне и посмотрел на меня так свирепо, что я, не дожидаясь его вопроса, рассказал ему, кто были эти люди и что произошло. Он одним глотком опорожнил полстакана с пальмовым вином, вытер со своего потного лица то, что пролилось, и выбежал из бара, не заплатив.

* * *

Когда мы подошли к поселку, Папа уже довел себя до чудовищной ярости. Мы подбежали к одному из кредиторов, который только что вышел из туалета. Папа пошел прямо на него и, не говоря ни слова, сделав обманный замах ему в лицо, нанес сильный удар в живот. Кредитор согнулся, замычал, Папа схватил его за талию и швырнул на землю навзничь. Когда Папа распрямился, вытирая руки, он заметил другого кредитора, чей сын бросил в Маму камень. Второй кредитор, только что увидевший результат папиной ярости, пустился наутек. Папа побежал за ним, догнал его, скрутил, взвалил бедного парня на плечи, показал его небу и швырнул в кучу грязи.

Первый кредитор, быстро оправившись от падения, побежал к нам, высоко размахивая горящей головней. Папа только обрадовался. Он увернулся от дуги, которую описала головня, стукнул парня снова в живот и смял его серией ударов левой в лицо. И затем, с криком, потрясшим всех, уложил кредитора ударом справа.

Второй кредитор, покрытый грязью, пошел на Папу, ругаясь на трех языках. Папа поупражнялся на его носе правой, пока не пошла кровь, и затем врезал ему слева. Собрались люди. Второй кредитор лежал без движения на полу, как большая куча, и жены и родственники упавшего мужчины обступили Папу. Он продолжал драться с мужчинами, выбрасывая обе руки в диком свинге, намереваясь отделить их головы от тел. Мужчины испугались и в страхе подставлялись под свингующие удары Папы. Только троих он уложил одной больной левой рукой. Толпа была обескуражена его доблестью.

– Боксер, боксер! – скандировали они.

Жены кредиторов бросились на Папу, стали царапать ему лицо и целиться в его промежность, и я услышал, как он закричал. Он попытался отогнать их и затем побежал. Женщины и дети преследовали его, он бежал от их ярости и от своего страха их покалечить. Когда они не смогли догнать Папу, они обратили свой гнев на меня, и я с криками побежал к Мадам Кото и спрятался за глиняный котел. Женщины и родственники стали кричать, не заходя внутрь. Они слишком хорошо знали Мадам Кото, чтобы лезть к ней в бар. Она услышала с заднего двора шум, и я увидел, как она плотно оборачивает набедренную повязку вокруг талии в полной готовности драться. Она пошла прямо на них, крича: