Голодная дорога - Окри Бен. Страница 23

Лендлорд произнес:

– Скажите вашему мужу, что я хочу его видеть.

И затем все они ушли. Мама встала с кровати и подогрела еду для Папы. Закончив, она подсчитала деньги, которые заработала в этот день. Она отложила половину на покупку своих товаров, а половину – на уплату ренты. Свеча догорала и, вспыхнув в самом конце, осветила костистое лицо Мамы, тяжесть в ее глазах, вены на ее шее.

– Я видела сегодня безумного мальчика. Его привязали к стулу, и его мать плакала.

– Что же случилось с ним?

– Откуда я знаю.

Мы молчали.

– Как поживает Мадам Кото?

– Она в порядке.

– Она не спрашивала обо мне?

– Нет.

– Чем она занимается все время?

– Она сидит в своей комнате. Сегодня у нее было много странных посетителей. Она прибила к стене джу-джу. В бар пришел сумасшедший, съел ящерицу и везде пописал.

– Не кажется ли тебе, что пора перестать туда ходить?

– Нет, я не хочу.

– Почему нет?

– Не хочу.

– А что со школой?

– Мне не нравится школа.

– Ты должен любить школу. Если бы твой отец ходил в школу, мы бы так не страдали. Учись всему, чему можешь научиться. Наступает новая эра. Грядет Независимость. Только те, кто ходит в школу, будут есть хорошую еду. Иначе ты закончишь, как твой отец: с мешком на плечах.

Мы опять замолчали.

– Ты должен быть осторожен с Мадам Кото.

– Почему?

– Люди говорят о ней разное. Мы не знаем, откуда она. И это ее джу-джу, кто его сделал?

– Я не знаю.

– Не трогай его.

– А я не трогал. Но что о ней говорят?

– Ты еще маленький мальчик. Ты все равно не поймешь.

– Скажи мне.

– Иди спать.

– Она убила кого-то?

– Иди спать.

Мы снова замолчали, и Мама отложила в сторону свою корзину с товарами и деньги. Она заработала немного, и печаль на ее лице говорила: а стоит ли день за днем ходить с лотком по улицам, расхваливая свои товары до хрипоты в голосе, чтобы в конце концов получить так мало денег? Она вздохнула, и я знал, – несмотря ни на что, она будет торговать. Ее вздох был полон отчаяния, но на дне легких, в самой глубине источника дыхания также таилась надежда, поджидающая, как сон на исходе самого знойного дня.

Когда я входил в коридоры сна, я услышал громкое пение, несущееся от самых входных дверей барака. Голос был грубый и пьяный. Кто-то другой прокричал:

– Черный Тигр!

Папа распахнул дверь и вошел в комнату, похожий на плакат для устрашения. Мама вскочила и торопливо зажгла спрятанную свечу. На ее посветлевшее лицо лег отпечаток беспокойства. Папа стоял в дверях как пьяный великан. Его плечи были сгорблены. В одной руке он держал бутылку огогоро. Обе его штанины до колен были в грязи. На нем был только один ботинок. В комнате запахло пьянством и грязью. Он похрустывал шеей. Кривя рот, щурясь так, как будто реальность ослепляла его, он сказал очень громко:

– Я собираюсь вступить в армию.

И затем споткнулся о кучу хлама на полу. Мы подбежали, чтобы помочь ему, но он быстро встал сам, увидел наши беспомощные старания и оттолкнул нас. Я полетел в тот угол, где раньше стояли его ботинки. Мама отлетела к кровати. Он прошагал по комнате, раскачиваясь, подхватил свою бутылку огогоро, сделал большой глоток и сказал:

– Как поживает моя семья?

– Мы в порядке, – ответила Мама.

– Хорошо. Сейчас у меня есть кое-какие деньги. Мы можем заплатить ублюдкам кредиторам. Мы всем заплатим. А потом я всех перестреляю.

Он наигранно сымиткровал автоматную очередь.

– Ты голодный? – спросила Мама.

– Я упал в грязь, – сказал Папа. – Я шел по дороге, слегка выпивал, слегка напевал, и вдруг дорога сказала мне: «Следи за собой». А я обругал дорогу. Затем она превратилась в реку, и я поплыл. Потом она опять изменилась и стала огнем, и я вспотел. Она превратилась в тигра, и я убил его одним ударом. И затем она оказалась большой крысой, я закричал на нее, и она убежала, как кредиторы. И потом все стало грязью, и я потерял свой ботинок. Если бы у меня были деньги, я был бы великим человеком.

Мы смотрели на него в растерянности и страхе. Он немного закачался, расправил спину и прошагал к стулу. Он не сел, а встал рядом со стулом, оценивая его, словно врага.

– Ты смотришь на меня, стул, – сказал он. – Ты не хочешь, чтобы я сел на тебя, да? Потому что я упал в грязь, не так ли?

Стул не ответил ничего.

– Я с тобой разговариваю, стул, – сказал он. – Ты думаешь, ты лучше, чем моя кровать? Я говорю с тобой, а ты двигаешься. Кого ты из себя изображаешь, а?

Стул думал над этим вопросом слишком долго, и Папа пнул его ногой без ботинка. Он вскрикнул и снова посмотрел на стул.

– Сядь на кровать, – сказала Мама.

Папа посмотрел на нее ядовито. Потом опять повернулся к стулу.

– Будь спокоен! – сказал он авторитетным тоном.

Стул был спокоен.

– Так-то лучше. Я сейчас собираюсь сесть на тебя, неважно в грязи я или в золоте, ты меня понял? И если ты сдвинешься, я побью тебя.

Он сделал паузу.

– Меня не зря называют Черный Тигр.

Затем он тяжело сел, и стул скрипнул так громко, что на секунду я подумал, что он развалится на части. Стул покосился, и Папа, передразнивая его, поерзал, потом встал, схватил его и со всего размаху швырнул в окно. Но стул отскочил на пол, а окно распахнулось. Москиты и комары стали залетать в комнату, ящерицы поползли по стенам, а крысы выскочили из-под шкафа и беспорядочно забегали по комнате. Папа вконец разошелся, схватил стул и набросился на крыс. Он ударился головой о шкаф, преследуя их. Одна крыса побежала к двери, и он бросился догонять, пытаясь попасть в нее стулом, топая ногами, издавая звуки автоматной очереди.

Какое-то время он находился снаружи, Мама подняла стул и поставила его на обычное место. Прошло немало времени, и Папа появился с чьей-то накидкой, обмотанной вокруг пояса. Он умылся, и вода капала с его волос, и выглядел он как боксер, сошедший с ума. Брюки он положил на плечи. Он вошел на цыпочках, со светлыми глазами, и робко присматривался к нам, словно нам было за что на него сердиться. Он выпил немного воды и попытался закрыть окно, но оно не закрывалось. Он снова попытался. Потом пригрозил ему кулаком и уселся на стул. Вдруг вскочил и, пряча голову, стал наносить боксерские удары. После этого он долго боролся со своими штанами цвета хаки. Его грудь была голой, он уже успел вспотеть, и тело его блестело.

Папа выглядел очень мощно. Его большие плечи трещали от мускулов, похожих на горные холмы, шея была толстая. Я раньше никогда не замечал, что у него такие квадратные челюсти и такой высокий лоб. Нос у него был больше, чем я о нем помнил, и на лице щетина. Его мускулы впечатляюще пульсировали. Такое быстрое превращение удивило меня.

Он все не мог угомониться и продолжал двигаться, делая выпады в воздух слева и справа. Он почти не замечал нас. Мы не спускали с него глаз. Он выглядел дико и пугающе. В конце концов он сел и закрыл глаза. Затем встряхнул головой и осмотрелся по сторонам. Свеча осветила ярость на его лице. Он сказал потолку:

– Я сегодня перетаскал много грузов, пока моя шея и спина, и моя душа не сломались. Я бросил на землю свою ношу и сказал: «Больше никогда!» Но я ничего не заработал, а у меня есть семья, которую я должен кормить, и я снова взял свою ношу и сказал: «Должно быть, есть какой-то другой способ заработать деньги». И подумал, что мне надо идти в армию. Потом я встретил своего родственника, Аку, и занял у него деньги.

Он снова замолчал и закрыл глаза.

– Как поживает Аку?

– Хорошо.

– А его жена?

– Отлично.

– Видел ли ты их детей?

– Нет.

Затем Папа поднял ногу, чтобы положить ее, как обычно, на стол, но нога повисла в воздухе.

– А что случилось со столом? – спросил он, открывая глаза, с ногой, зависшей в воздухе. – Он стоял здесь, помнится мне.