Дублет из коллекции Бонвивана - Ольбик Александр Степанович. Страница 44

Авдеева отошла к окну и стала смотреть на мокрые, уже начавшие желтеть деревья, сиротливо поджавшую хвост таксу, что-то подбирающую возле мусорных баков, пожилую женщину, старающуюся раскрыть зонт, и надо всем сущим — отчужденную пелену сумерек. И вдруг ее взор в серой мгле выделил голубое пятно неба, через которое протянулось полудужье роскошной радуги. Она не поверила своим глазам и потому почти вплотную притиснулась лицом к стеклу. Она смотрела на увиденные, поразившие ее первородные цвета и в ее утомленной душе встрепенулась небывалой мощи жажда жизни.

Женщина стояла у окна и тихонько, чтобы не услышали проходящие по коридору больные, творила молитву. Она молила Бога, чтобы он помог справиться ей с несчастьями, чтобы он, ее Володя, поправился и чтобы все худшее, что случилось с ним и Татьяной прошло и уже никогда не возвращалось в их жизнь…И в это же время, этажом выше, Рощинский, влекомый каким-то необъяснимым помыслом, тоже узрел в настенном зеркале краешек отраженного радужного излучья, поразившего его своей первозданной свежестью. И, может быть, впервые за долгие месяцы, из его тела изошла физическая маята и даже рана, нанесенная пулей и скальпелем, перестала саднить, отчего в каждой клетке тела ожило долгожданное отдохновение. И успокоенная, освободившаяся из плена физических страданий душа его приказала легко закрыться ресницам, влила в кроветок тепло и он, поддавшись умиротворению, погрузился в глубокий, невозвратный сон. И снился ему Форд, сидящий возле своей конуры, дом, кусты расцветшего жасмина и калитка, в которой туманно обрисовывался силуэт женщины…И все виденные им образы покрывала слабеющая мелодия: «Вечер, шумит у ног морской прибой, грустно поют о прошлом волны…»

…Похороны Рощинского состоялись в ближайшую пятницу. Кроме Авдеевой на них присутствовали две пенсионерки и представитель еврейской общины. Возвратившись с похорон уставшая и замерзшая Анна Александровна пошла в ледник. Она долго стояла на его пороге, не решаясь окунуться в его сумеречное нутро. Она смотрела на мокрые, сиротливые кусты смородины, на поникшие головки георгинов, увядшие грядки и смертельная тоска сжимала ее грудь. Затем она спустилась вниз и на ощупь нашла гвоздь, к которому была примотана проволока. И когда она ее освободила, рука почувствовала не уступчивую отягощенность, идущую от гирлянды сокровищ. И не сожалея, она разжала пальцы и проволока жесткой змейкой заскользила по ладони. Она услышала шорох и через несколько мгновений в сумерках помещения раздался глухой, придонный звук. Анна Александровна вышла из ледника и, вооружившись ведром и лопатой, стала с грядок носить в него землю. Когда собралась порядочная кучка, женщина принялась засыпать нору, где упокоились унции и караты, ради которых жил человек и ради которых он умер. Когда многометровая нора заполнилась землей, Авдеева плотно притоптала грунт, сверху навалила старую жестяную ванну, в которой с незапамятных времен сохранились остатки цемента. Он давно слежался, превратился в камень и по крепости не уступал граниту…

Татьяна в тот день, на другом кладбище, хоронила Пуглова…Вернее, участвовала в похоронах, а всем заведовала мать Альфонса. Она постарела и осунулась, но вместе с тем, на ее некогда красивом лице лежала печать смирения, согласия со свершившимся. Рядом с ней постоянно находились ее старая подруга из парфюмерного магазина и директор мебельного центра по кличке Налим…

День был солнечный, а к вечеру снова пошел дождь…

Финита