Схватка - Ольбик Александр Степанович. Страница 29
— Направляемся к Расколу, если что, ищи наши трупы в речушке, в которой когда-то Микоян ловил раков.
Потом с Арефьевым переговорил Голощеков.
Они подошли к воротам и поразились их монументальности. Кованые нашлепки четырьмя рядами прошили стальную твердь. Справа — калитка с латунной кнопкой, притаившейся под резиновым козырьком.
— У кого из нас счастливая рука? — спросил Голощеков, глядя на слегка побледневшее лицо Шедова.
— Звони, — сказал тот и механическим жестом дотронулся до левого бока, где томился пистолет.
— Я больше чем уверен, что нас уже засекли, — Голощеков вдавил блестящую кнопку в бетон.
Целую вечность, как им казалось, они ждали отклика. Наконец, почти незаметная створка в калитке открылась и в квадрате показалось лицо молодого усатого охранника. Шедов успел заметить, что человек одет в камуфляжную форму.
— Ждите, — сказал охранник и бесшумно прикрыл окошко.
Калитка неожиданно распахнулась и они попали на асфальтированную площадку. В сопровождении двух человек они миновали ее и поднялись по широкому, из пяти ступеней, крыльцу, и вошли в такие же широкие, под цвет карельской березы, двери. В небольшом холле, с зеркалами, их встретили вооруженные охранники и один из них велел подождать. Стал куда-то звонить. И, видимо, получил разрешение.
— Идите за мной, — сказал охранник и пошел вперед. Но, когда они уже миновали треть холла, шедший позади охранник, поинтересовался — как, мол, насчет стволов?
Шедов поднял обе руки — дескать, я к вашим услугам, обыскивайте.
— Если газовый пистолет вы считаете оружием, я его оставляю на ваше попечение, — Голощеков из кармана брюк извлек газовый «вальтер» и положил его на стол, стоящий впритирку к зеркалу.
Они миновали коридор, по обеим сторонам которого шли двери с большими латунными ручками, по форме напоминавшими львиные головы. Шаги скрадывал толстый, пушистый палас.
Расколов их принял в Ореховой комнате, где кроме двух овальных столов находился большой бильярд. На широкоскулом лице хозяина дома блуждала саркастическая улыбка. По неестественному блеску глаз и, склеротическому румянцу, можно было судить о степени подпития. Да и жест, которым он пригласил гостей садиться, говорил о нарушенной координации…
Они устроились в нарядных, с синей обивкой, креслах. Кейс с деньгами Голощеков держал на коленях, он не спешил. А может, отдалял, ожидаемую реакцию Расколова. Однако, закурив из собственной пачки, Голощеков, как можно сдержаннее, произнес:
— Мы привезли 200 тысяч и это все, что нам удалось наскрести в наших сусеках, — Голощеков, сдерживая волнение, жадно затягивался сигаретой.
Он хотел еще что-то сказать, но вскочивший с места Расколов перечеркнул его намерения. Полился бурный поток матерщины, отборной площадной грязи. Не выбирая выражений, он орал изо всех сил и, казалось, еще мгновение и его огромный квадратный лоб расколется на две части и из него выпрыгнут огненные чертики…
— Вы, суки, хотите, чтобы братва меня оттрахала? — Мать-перемать. — Если бы эти бабки были моими личными, я бы еще мог подождать, когда вы там раскорячитесь, а так — луидоры на бочку и никаких форс-мажоров! — Расколов мясистой ладонью стукнул по крышке кейса, который Голощеков уже положил на стол, чтобы начать расчет, — и снова мать-перемать и еще раз и еще… — Сколько здесь?
— Я уже сказал: 200 штук, — лицо Голощекова приняло землистый оттенок. — Мой шеф передает тебе свои извинения и обещает в ближайшее время рассчитаться сполна.
— Заткнись, шестерка! Мой шеф, мой шеф! — Расколов скорчил гримасу, явно нарываясь на скандал. — За это время с меня трижды снимут скальп и скажут, что так это и было.
Голощеков держался на последнем рубеже самолюбия. Он не терпел столь унизительных заносов.
Шедов незаметно отстегнул среднюю пуговицу на плаще. От вида Расколова его мутило. Когда образовался крошечный зазор в разговоре, он подчеркнуто отстранено заметил:
— Криками и угрозами ситуацию не поправишь… Нужен конструктив…
— Чего, чего? — взревел Расколов и двинулся на Шедова. Схватив бильярдный кий, он угрожающе оскалил зубы и сделал кием широкий замах. Шедов, сам завзятый бильярдист, прекрасно понимал, что значит 450-граммовая свинчатка, вделанная в державный конец кия…Однако он не шелохнулся, лишь вместе с креслом немного отодвинулся от стола, обеспечивая пространство для своей правой руки. И когда расколов уже опускал кий на голову своего гостя, Шедов из-под полы плаща продемонстрировал «глок», дуло которого смотрело прямо в живот хозяина дома. А вернее, в стрелку шелкового, свисающего до самого гульфика галстука. И Расколов, хоть и был пьян и распален дурью, однако, угрозу быть застреленным не проигнорировал. Но замах он уже не мог сдержать и лишь чуть подправил руку и кий просвистел над самой головой Шедова. Удар пришелся по бутылкам и тарелкам, в которых были остатки еды и которые занимали чуть ли не половину огромного стола…
— Охрана! — мать-перемать, загудел ошеломленный Расколов, понимая свою несостоятельность.
Мгновенно четыре лба, во главе с Кривозубом, обступили их и, не стесняясь, стали демонстрировать численное превосходство, подкрепленное четырьмя пистолетами.
— Заберите у этих туристов стволы! — визжал Расколов. — Они, наверное, думают, что пришли в городской тир… — И опять мать-перемать и еще двадцать раз то же самое…
Однако охрана оказалась умнее своего шизоидного хозяина: «глок-17» Шедова и десятизарядный «мустанг» Голощекова внушали ей страх и почтение. У Расколова от запахов оружейного масла и вида вороненых стволов с лица слетела пунцовость, щеки обвисли и в руках появилась предательская дрожь.
Голощеков взглянул на часы, которые висели над бильярдным столом — до взрыва дамбочки оставалось чуть больше десяти минут. И он, подчиняясь внутренним ощущениям, пошел на обострение ситуации.
— Перестань, Раскол, выпендриваться, мы ведь пока тебе даем, а не отнимаем. Пиши расписку и мы по-хорошему отсюда выметаемся, если, конечно, уберешь с дороги своих лабрадоров.
Расколов подошел к столу и взял пачку сигарет, однако, тут же вернул ее на место. Было видно как тяжело он пережевывает только что сказанное Голощековым. Предпочел сигаретам спиртное: из темной граненной бутылки налил себе почти полный фужер, и, взяв его за тонкую талию двумя пальцами, медленно, чтобы не пролить, поднес ко рту. И так же медленно начал опорожнять бокал. Он напоминал ленивца, которому нет никакого дела до такого пустяка, как время…