Схватка - Ольбик Александр Степанович. Страница 39

— Но ведь только мы с тобой такие вещи не решаем, — Арефьев отошел к барчику за «Алазанской долиной». Это вино особенно с удовольствием пьется в темные осенние вечера.

Грузин, поднявшись с кресла, и, опираясь на трость с узловатой рукоятью, сказал:

— Я это согласую с Ионовым и Фрезером. Мы Расколову устроим Нюрнбергский процесс…или суд Линча.

— Боюсь миропорядок от этого не изменится, — у Арефьева занозисто заныло в правом боку. — Кому мне отдать деньги, которые мы нашли у Коркина дома?

— Положи на свой счет, это тебе за причиненный моральный ущерб в особо крупных размерах…Он бы твои бабки разбазарил, о чем тут говорить…

— Подозреваю, что после этого мне придется воевать, как минимум, с десятью бандами, а для этого я, пожалуй, уже не гожусь.

— Отличное вино, — сказал Чутлашвили. — Словно и впрямь попал в Алазанскую долину. — И без перехода: — Но ты, Герман Олегович, в ближайшее время будь повнимательнее, раненый кабан иногда бывает чрезвычайно опасен. Раскол наверняка захочет реваншироваться…

— Крови все равно не избежать, даже если он каким-то чудом перевоплотится в кающуюся Магдалину.

— Извини, это проблема теперь наша общая. Сегодня ночью, в крайнем случае, завтра утром мы сообщим о нашем решении.

Арефьев держался изо всех сил. Боялся, что не сможет проводить гостя до машины. Страшился болевого шока. Но когда к нему подошла Ронда и теплым боком прижалась к его ноге, боль вроде бы немного отступила.

— Маленькое мщение более человечно, чем отсутствие всякой мести…Это сказал Ницше об укусе змеи, — Чутлашвили улыбнулся в черные усы и направился на выход.

Арефьев проводил его до крыльца. От него ни на шаг не отходила собака.

Два телохранителя Чутлашвили стояли у закрытых ворот, третий — у дверцы машины. Было свежо, слегка подмораживало и Арефьев, подняв голову к звездному небу, попросил у него помощи.

С грузином они расстались по теплому, с объятиями. От него исходили тонкие запахи чистой кожи, какой-то ароматной воды и сигарет.

— Ждите, Герман Олегович, звонка… — Сказал Чутлашвили, садясь в машину. — Может, для страховки, мне прислать вам пару моих «афганцев»?

— Пусть пока они побудут в резерве. Вон какой у меня зверь! — Арефьев нагнулся и потрепал Ронду по лоснящемуся боку… — Она у меня стоит десятерых спецназовцев.

Когда Чутлашвили уехал, Арефьев пошел в комнату охраны и застал там Чугунова с Борисом.

— Я не думаю, что сегодня кто-нибудь сюда пожалует, но лучше перебдеть, чем не добдеть, — сказал он Чугунову. Кто охраняет заднюю сторону дома?

— Буханец с одним новеньким из охранного агентства.

— Завтра приведи его ко мне, хочу взглянуть, что это за человек.

Он поднялся наверх и сделал подкожную инъекцию морфия. Когда тело начала окутывать теплота, и боль поубавилась, он подошел к сейфу и достал оттуда пистолет «грач» и помповое ружье. Затем зашел в спальню и положил оружие под кровать, с самого края, чтобы можно было в любой момент до него дотянуться. После этого спустился в ванную комнату, где шумела вода и работала стиральная машина. Злата развешивала на веревке только что отжатое бельё.

— Солнышко, не жалеешь себя, пожалей нашего малыша, — Арефьев подошел к жене и обнял ее. Возможно, они думали одну и ту же думу: как избежать того, что мраком и неизвестностью маячит впереди? — Я сейчас с превеликим удовольствием съел бы кусок ветчины с горчицей и синим луком. И, пожалуйста, не говори мне о том, что мне можно есть, а чего нельзя.

Но Злата заговорила о том, к чему в последнее время она часто обращалась: дескать, давай все бросим и уедем в Израиль. По крайней мере, там много солнца, первоклассная медицина и где не живут Расколовы.

В Израиль уехала двоюродная сестра Златы Дора, ей там одной очень скучно и она в каждом письме живописует все плюсы земли обетованной. Арефьев не спорил, ему было не до этого, ибо он знает — на Земле нет такого места, где он мог бы избавиться от змеиной удавки, обвившей его поперек тела.

Утром, около восьми, ему позвонил Чутлашвили и сказал, что договор насчет копии видеопленки остается в силе. Арефьев понял: в игру вступает весьма могущественные силы, на фоне которых фигура Расколова утрачивала ореол неукротимого злодея…