Демон - Олден Марк. Страница 38

Ясуда Гэннаи сказал, что теперь путь чист, Уоррен может спокойно вернуться в Америку, принять контроль над газетами отца и выполнять свою роль боевого авангарда «Мудзин» в грядущей войне с Америкой. Кин-боси. На этот раз, заверил его Ясуда, Япония будет воевать мудрее.

Уоррен слушал, как он рассказывает семье о последней встрече с императором несколько дней назад, на встрече присутствовали и гражданские, и военные лидеры. Гражданские хотели мира, а военные, чему никто не удивился, настаивали на продолжении войны. Сдаваться они не желали, сказал Ясуда, несмотря на постоянные поражения, несмотря на то, что русские перебили в Манчжурии семьсот тысяч солдат, даже несмотря на ужасное новое оружие американцев, атомную бомбу, уничтожившую Хиросиму и Нагасаки. Даже непробиваемого Ясуду Гэннаи потрясла атомная бомба. Уоррен считал ее невероятно страшной. Его ум отказывался принять такую информацию.

В конце, продолжал Ясуда, императору, небритому, исхудавшему, с сединой в волосах, сказали, что теперь лишь он один может решить, продолжать ли бои или сдаться. Ни генералам, ни политическим экстремистам не будет позволено оказывать на него давление.

«Невыносимое придется вынести, — сказал император. — Война должна прекратиться».

В конторе коменданта лагеря Ясуда Гэннаи сообщил, что Уоррен скоро вернется в Америку и будет работать там в пользу «Мудзин» и всей Японии. Однако остается еще одна необрезанная нить. Военнопленные. Они должны умереть, ибо каждый из них может опознать Уоррена как предателя, сотрудничавшего с врагом.

Наступило долгое молчание.

— Со всем уважением, Гэннаи-сан, — нарушил его комендант, — но я должен усомниться в таком приказе. Наш император сказал, что война кончена. Убить заключенных означает ослушаться его, а это серьезное дело для меня и остальных в этой комнате. Как мы можем пойти против того, кто представляет Бога на земле?

Ясуда Гэннаи задумался на несколько мгновений, приглаживая складку на правой штанине, затягивая молчание.

— Этот лагерь не мог бы возникнуть без поддержки императора. Он знает, как важна наша работа для выживания Японии. Знает, что если нет будущего у «Мудзин», то и у Японии тоже нет. Сила нашей священной нации — это сила дзайбацу. Только они могут обеспечить богатство, принести которое не смогли японские армии. Японии сейчас противостоят объединенные враждебные силы Америки, России, Китая и Великобритании. Давайте спросим себя — будут ли они милостивы в победе?

Он поднялся со стула, голос его стал громче.

— Будут ли они милостивы в победе? Думаю, нет. Это ведь те же самые люди, чья военная пропаганда объявила нас извращенной карликовой нацией, нацией полулюдей, погрязших в кровопролитии и пытках. Так не лучше ли нам рассчитывать только на себя, а не на тех, кто нас презирает? Вспомним нашу цель, ради которой был создан этот лагерь — стать такими же промышленно продуктивными, как наш американский враг. Но это не будет достигнуто, если Уоррен-сан не сможет вернуться в Соединенные Штаты и жить там спокойно, не боясь возмездия со стороны своих соотечественников. Согласимся мы в этом, тогда согласимся и в том, что пленных следует ликвидировать. Ибо: их жизни против жизней Уоррена и всей нашей нации.

Комендант опустил глаза в пол.

— Я в вашем распоряжении, Гэннаи-сан.

Ясуда Гэннаи положил руку коменданту на плечо, затем сделал знак синтоистскому священнику, беловолосому беззубому старику в заношенном шафранного цвета халате. Священник шаркающей походкой приблизился к Гэннаи и начал помахивать своим гохэй, священным жезлом с полосками белой бумаги, направо и налево, освобождая комнату от грехов и всего нечистого. Уоррен, склонив голову, закрыв глаза, держал руку под пиджаком на 8-миллиметровом пистолете «намбу», который подарил ему Ясуда Гэннаи на день рождения. Большим пальцем он поглаживал свои инициалы, выгравированные золотом на ореховой рукоятке, чувствовал он себя взвинченным, его мучил страх перед будущим, а больше всего он злился на так называемых Союзников, за то что они погубили Японию и его жизнь здесь.

Когда священник закончил и отошел в сторону, Ясуда Гэннаи отдал свои приказания. Члены его семьи примут участие в уничтожении пленных, по справедливости бремя убийства должны разделить все. Пулеметы уже были установлены в южном конце лагеря. Уоррен, Рэйко и несколько стражников должны немедленно отправиться в женский барак и отвести заключенных к месту казни.

В женском бараке Уоррен остановился у нижних нар, где лежала исхудавшая Касс Ковидак, она смотрела на него лихорадочным от болезни взглядом. Кожа у нее была в пятнах и нарывах, она уже ходить не могла, но ей доставало сил проявлять пренебрежение к нему. Солнечный свет, проникавший в окно позади Уоррена, отбрасывал его тень на тело женщины, скрывая ее лицо — но не голос. Голос звучал из темноты, колол его будто игла, и он знал, что не обретет покоя, если она останется жива.

— Мы победили, а вы проиграли, — хрипло проговорила она. — Ты проиграл, испуганный маленький человечек. Пришел наконец день расплаты, и я очень хочу увидеть, как тебя повесят. — Она закашлялась, отхаркивая кровь.

Уоррен подумал — она знает мой секрет. Знает, что я боюсь и всю жизнь пытаюсь доказать, что это не так. Она сильнее него, на ее месте он бы давно сломался. Он чувствовал, каким отвратительным должен ей казаться — и все из-за страха.

Он выстрелил ей в голову три раза. И, он сам не знал почему, убив ее, Уоррен опечалился больше, чем когда убил своих родителей. Стоял к смотрел на труп, не замечая, как Рэйко Гэннаи и стражники выгоняют из барака плачущих, кричащих женщин, угрожая им стволами.

Через два дня американские войска нашли тайный тюремный лагерь и Уоррена Ганиса, единственного выжившего среди восьмидесяти восьми мужчин и женщин, все западного происхождения и преимущественно американцы. Больше в лагере никого не было, допросить некого: персонал и стража разбежались, утащив документы — а часть документов они сожгли на месте.

Уоррен сказал, что ему удалось спастись, так как он притворился, будто в него попала пуля, и он упал в неглубокую могилу вместе с другими пленными, которым не так повезло. Все это время он провел в ужасе и сам не понимает, как сумел остаться живым. Насколько ему известно, заключенных убили для того, чтобы они не смогли выступить на возможных процессах над военными преступниками. А только белые содержались здесь потому, сказал Уоррен, что лагерь был задуман как обменный материал: важные люди с Запада на высокопоставленных японских военнопленных. Почему-то из этой идеи ничего не получилось, и заключенные оказались ненужными. Сам Уоррен уцелел только благодаря удаче.