Гайджин - Олден Марк. Страница 57

Глава 13

Гонолулу

Июль 1983

Детектив, лейтенант Раймонд Маноа, потягивая молочный коктейль, сидел в «датсуне», поглядывая в окно на толпу, состоявшую сплошь из одних мужчин. На его глазах проходило открытие нового бара для гомосексуалистов на Хоутел-стрит. На вкус Маноа здание выглядело не блестяще, но, к его огромному удивлению, клуб гомиков удостоился того, чтобы его сфотографировали для респектабельного журнала «Лучшие дома и сады». Новейшее заведение называлось «Адресная книга» и выглядело нисколько не лучше прочих. Очередная дыра в респектабельном районе нижнего города. Притончик расположился между магазином, торговавшим китайскими приправами и травами, и не слишком процветающим вьетнамским рестораном. Кто бы ни был владельцем нового бара, он выложил немало монет на устройство и украшение парадного входа. Дверь была изготовлена из лучших пород дерева, прекрасно отполирована и имела подвижную металлическую шторку из сверкающего белого металла. Окно рядом с дверью было закрыто темным тонированным стеклом, которое, как и во всех заведениях подобного рода, не позволяло зевакам заглядывать внутрь и показывать пальцами на посетителей.

Два здоровенных парня с Самоа в черных шелковых рубашках и белоснежных брюках стояли по краям двери и проверяли пригласительные билеты — маленькие записные книжечки с адресом и телефоном бара, вытисненными на обложке. Раймонд Маноа подумал, что пригласительные билеты несут на себе отпечаток дешевого шика и дурного вкуса, характерных для такого рода заведений. Дерьмо собачье. Нельзя сказать, что детектив себя чувствовал уютно среди этих людишек. Вот тоже умники собрались! По правде сказать, в Гонолулу постоянно было не более двух-трех подобных баров но, будь на то воля Маноа, он прикрыл бы их все. Педики были существами слабыми, а Маноа терпеть не мог слабых мужчин. Маноа посмотрел на часы. Они показывали ровно десять часов вечера. Он слегка нагнулся, включил в машине радио и принялся настраивать его, чтобы слышимость была более четкой. По пятницам радио Гонолулу передавало старинные христианские гимны и песнопения, которые были завезены на Гавайи из Новой Англии миссионерами еще в девятнадцатом веке. Маноа, обладавший неплохим баритоном, стал тихонько подпевать хору, выводившему «Пусть моя душа славит Господа». Христианская религия, мало что значила для него. Ни разу в жизни он не переступил порога церкви и никогда не читал Библию. Но по неизвестной причине он любил старые религиозные гимны. О словах, правда, он не думал. Он, конечно, пел их, но представления не имел, что они значили, хотя на это ему было наплевать. Для него имела смысл, только музыка. Она возбуждала его как, наверное, будоражила его предков, которые и понятия не имели о том, что такое мелодия и гармония в музыке, до появления на островах христиан более ста шестидесяти лет назад.

Скажи ему кто, Маноа и сам первым бы признал, что религиозные песнопения вряд ли часто услышишь на Хоутел-стрит. Хоутел-стрит была улицей красных фонарей в Гонолулу, включавшей в себя шесть кварталов, застроенных притонами и публичными домами, расположенными в самом сердце Китайского района. Здесь можно было также найти всевозможные массажные салоны, кинотеатры, демонстрировавшие порнофильмы, и книжные магазинчики, торговавшие порнографической литературой. По улице расхаживали проститутки, собирались группками сутенеры и торговцы наркотиками, а в затемненных арках и дверных проемах маячили силуэты мальчиков-гомосексуалистов, также зарабатывавших на жизнь торговлей собственным телом.

Спустившись по улице вниз, можно было найти умельца, готового сделать вам татуировку прямо на половых органах, прикурить кокаинчику или другой подобной дряни, продать кинокамеру, украденную у туриста, или автомобильный приемник, только что выломанный из автомобиля на другой, более респектабельной улице. Владельцы местных магазинчиков и лавок охотно скупали все, не задаваясь вопросом, где вы раздобыли товар. Вы имели возможность понаблюдать за половым актом, происходившим прямо перед вашими глазами, потанцевать с трансвеститом и отведать блюда монгольской кухни, если столь экзотические блюда были в состоянии возбудить ваш аппетит. На этой улице не встречались ночные полицейские патрули, почти никогда не раздавались пронзительные звуки сирен полицейских машин и не мигали синие огни, установленные на их крышах. Иными словами, после захода солнца Хоутел-стрит представляла из себя местечко, куда слабонервным ходить не рекомендовалось.

Раймонд Маноа сидел в автомобиле рядом с новым баром, поскольку он следил за Полом Анами, зашедшим в «Адресную книгу». Пол считался большим любителем молоденьких чернокожих мальчиков. Кстати сказать, слежка за Анами являлась частью его плана, конечной целью которого было убийство Алекс Бендор.

Достав пакетик бумажных спичек, Маноа принялся выковыривать остатки пищи, застрявшей у него в зубах после обеда. Пообедал он также в машине, и на сиденье рядом с ним громоздилась горка использованных бумажных тарелок, стаканчиков и коробок. В коробках находились остатки риса, сашими и говядины по-гавайски. Главное же — ему удалось полакомиться мясом свиньи калуа, нафаршированным стручками жгучего красного перца и натертым солью. Это мясо готовилось в земляной ямке, застеленной банановыми листьями и обложенной кусочками расколотой на куски вулканической лавы и душистого дерева киава. Мясо свиньи калуа было типичной островной пищей и столь любимо Маноа, что он мог есть его в любых количествах, но, к сожалению, в последнее время этот деликатес непросто было найти на Гавайях. И сами свиньи калуа, и мастера приготовления знаменитого блюда уже почти повывелись на островах, как, впрочем, и другие обычаи самобытной полинезийской культуры.

Но, как бы ни осуждал Маноа новый стиль жизни, привившийся на Гавайях, он бы и дня не смог прожить без родины. Здесь, на островах, среди стольких пришельцев, заполнивших остров за последние десятилетия, Маноа оставался «кейки айна» — сыном земли, чистокровным гавайцем, чем он немало гордился. Ему не очень-то нравилась мысль, что Гавайи стали частью другой страны. Но кого, в сущности, это заботило? Разве что небольшую группу молодых людей гавайского происхождения да сотню-другую полукровок, которые не хотели сидеть сложа руки и наблюдать, как иностранцы забирают себе лучшие земли и вытесняют аборигенов с лучших рабочих мест. Такие вот дела, братец. Оттого-то молодежь и начинала беситься и вести себя черти-как. Оли вымещали свою злость на туристах, белых да и вообще на всех, кто не был гавайской крови. В конце концов, а почему бы и нет?

Раймонд Маноа находился в самом расцвете сил, ему было немного за сорок, он отличался плотным телосложением, был круглолиц и темнокож, на его голове курчавились темные с легкой сединой волосы, а на губах играла приятная улыбка. За более чем двадцать лет беспорочной службы он получал в среднем по шесть благодарностей в год. За это время в него трижды стреляли и дважды ранили ножом. Маноа гордился своими шрамами и демонстрировал их, словно украшения. Его участком был аэропорт Гонолулу, где он работал вместе с сотрудниками таможни, местными подразделениями, которые занимались дезинфекцией прибывающих и отлетающих самолетов.

Маноа был непростым человеком. С одной стороны, он умел разговаривать с людьми вежливо и тактично, и в его речи можно было уловить нотки дружелюбия и сдержанности. Но в нем существовала также и темная сторона, о которой знали немногие. Эта часть его "я" была связана с глубоким прошлым и восходила к тем временам, когда островной народ был во власти предрассудков и всевозможных табу. Кроме того, в его характере запечатлелась ненависть предков к белым пришельцам. Подобную ненависть он считал правомерной и оправданной физиологически, хотя не признался бы в этом ни единому белому.

Его предки считались «кахунас» — жрецы и советники Камехамеха I, величайшего из гавайских королей, которые когда-либо управляли этой страной. Даже Маноа признавал, что завоевание им ряда островных государств и приведение собственно к образованию гавайского королевства сопровождалось безграничной жестокостью и кровопролитием. При его правлении племенные войны и щедрые жертвоприношения Богам унесли половину населения страны. Но зато именно Камехамеха создал сильное независимое государство. Белые называли его государство варварским, но так считали белые, а не Маноа. Его совершенно не интересовало, что они думают. Главное заключалось в том, что королевство Камехамеха принадлежало «детям земли» — местным уроженцам, а не белокожим бизнесменам или японским дельцам.