Гири - Олден Марк. Страница 102
– Мне очень жаль, мисс Спарроухоук. Примите мои искренние соболезнования, – проговорил Деккер.
– Валерия, – представилась она и с любопытством осмотрелась вокруг. Дежурное отделение в этот час было почти пустым. – Совсем все не так эффектно, как показывают в кино...
Он также огляделся вокруг себя.
– Картины засижены мухами, окна не мыли в течение нескольких лет, батарея течет... И вообще, мне кажется, что много дней назад за нее заползло что-то и там подохло... Во всяком случае на это, по-моему, указывает запах. Впрочем, наше дежурное отделение типично и мало чем отличается от любого другого дежурного отделения в Манхэттене. Комната ежедневного и массового пользования.
На дворе стоял Сочельник. Деккер задержался сегодня на работе вместе с двумя другими детективами. Все трое уже собирались с минуты на минуту уходить. Но вдруг зазвонил телефон. До этого он уже имел удовольствие разговаривать с Валерией Спарроухоук по телефону дважды, теперь она позвонила в третий раз и попросила встречи с ним.
За десять дней до этого была жестоко убита ее мать. Стрелой со стальным наконечником. Власти посчитали, что это просто необычный несчастный случай: какой-нибудь охотник на оленя неверно прицелился. «Охотника», конечно же, не нашли. Поскольку не было никаких арестов и никакого расследования, дело заглохло.
Она сказала:
– Спасибо вам за то, что вы нашли немного времени для меня.
– Не за что.
Она была красива. Но скованна, вся напряжена. Темные круги под глазами, пальцы, теребящие носовой платок, глаза, смотрящие во все стороны одновременно.
– Мой отец не станет говорить на эту тему, – сказала она. – Но он подозревает Робби Эмброуза. Я слышала, как он упомянул его имя буквально через несколько минут после того, как мама умерла... И упомянул его именно в этой связи... Но после этого он уже больше ни разу не вспоминал Робби. Я думала, что после того, как мы вернемся из Англии, где маму хоронили, он откроется мне. Но...
Она пожала плечами и беспомощно улыбнулась Деккеру. В этой улыбке была мольба.
– Речь идет о моей маме, понимаете? Я должна знать, почему и за что с ней сделали такое? – Она стала утирать повлажневшие глаза платком. – Кто-то же должен рассказать мне всю правду! Я надеюсь, что вы... что вы...
Она прижала руку ко рту, чтобы не зареветь в голос.
Деккер сказал:
– Вы надеетесь на меня потому, что я был с Эмброузом и вашим отцом шесть лет назад в Сайгоне?
– Да... Мой отец пару-тройку раз называл ваше имя. Он говорил, что вы ведете расследование против его компании. Это ведь правда?
– Уже не веду. Меня сняли с того дела. Что же касается Робби, то я могу сказать вам о нем, наверно, только то, что вы и так уже знаете. Он не любит женский пол.
– Да, мне можно было бы этого не говорить. Я это уже давно подозревала. Он пытался скрывать это, но я-то видела. И знаете... Мне сейчас пришло в голову... Если Робби убил мою маму, то он сделал это намеренно и хладнокровно! Он не мог целиться в отца, а случайно попасть в маму, потому что отец был совсем в другом конце дома в тот момент! Робби... Он убил ее намеренно! Намеренно! Намеренно и хладнокровно...
Она прижала платок ко рту.
Деккер кивнул:
– Да. Когда ему кажется, что он кому-то должен, – в данном случае вашему отцу, – он возвращает долг именно в подобном стиле. Думаю, все это имеет отношение и к тому, что в настоящее время Робби является федеральным информатором. Мне надо серьезно подумать над этим в свободное время... Сейчас Робби находится под опекой федеральной программы защиты свидетелей. Никто не смеет прикасаться к нему. В следующем месяце он поедет в Париж на престижный турнир по карате, а после него...
Деккер поднял обе руки вверх.
Валерия прокашлялась.
– Скажите мне одну вещь. Теперь, когда Робби является федеральным информатором... Значит ли это, что он может отвертеться от наказания за убийство моей мамы?
– Не буду врать вам. Если он очень нужен федеральным властям, то отвертится от наказания за любое, абсолютно любое преступление. Такое уже бывало раньше и с другими.
– Неужели вас это не задевает, когда такие люди, как Робби Эмброуз, ходят на свободе? Ведь ваша задача – сажать их в тюрьму!
– Да, я знаю... И поверьте мне, я делал все, что мог.
– И под конец сдались! Простите, я не должна была говорить так резко...
– Нет, юная леди, вы имеете полное моральное право говорить каким угодно резким тоном, но все дело в том, что я не сдался.
Она тяжело вздохнула.
– В настоящий момент мне абсолютно все равно, кто именно накажет Эмброуза за его преступления... Лишь бы наказали...
Деккер поднялся из-за стола и взял свою куртку со стула.
– Всякое может случиться. Знаете... Сегодня Сочельник, а мне как раз не с кем это отметить... Хотите зайти куда-нибудь? Выпить немного?
Она глянула на свои часы.
– Мне надо встретить отца... Он сейчас постоянно задерживается на работе, чтобы выкинуть уб... чтобы выкинуть все это из головы. – Она взглянула на Деккера, увидела в его глазах грусть и ощутила сильное инстинктивное желание дотянуться до него, дотронуться успокаивающим жестом. Она сдержалась, но сказала с участием: – Сейчас особенно обидно оставаться в одиночестве, правда? – Она поднялась со стула. – Хорошо, я пойду с вами. Действительно, выпью стаканчик чего-нибудь. Максимум два.
Деккер улыбнулся.
– Два стаканчика как раз хватит.
С этими словами он протянул ей руку, и она взяла ее.
Обливающийся потом Деккер остановился и поднял взгляд на настенные часы. Половина десятого. Сочельник. Кого это могло принести в такой час в его доджо?.. И стучит еще так настойчиво... Официально зал еще вчера закрылся до Нового года. Кроме ночного сторожа, во всем здании никого не было.
Глубоко дыша и поправляя на себе ги, Деккер пересек зал доджо и остановился перед дверью.
– Кто там?
– Ле Клер.
Деккер опустил глаза в пол. Несколько поколебавшись, он все-таки повернул ключ в замке и отворил дверь.
Ле Клер был один.
– Не возражаете, господин Манфред? Мне очень жаль, что я вас вынужден отрывать от занятий, но обещаю, что долго вас не задержу. Внизу меня ждет шофер. Он, конечно, торопится домой украшать елку или еще зачем-нибудь... Можно мне войти? Никогда прежде не доводилось бывать в доджо...
– Идите по этой резиновой дорожке. На пол я вас не пущу в таких ботинках.
– Здесь вы хозяин. Подчиняюсь.
Он вошел, а Деккер закрыл за ним дверь. Взгляд прокурора скользнул через Деккера на двух неулыбчивых японцев, которые неподвижно стояли в середине зала. У обоих были короткие стрижки, запятнанные потом ги и черные пояса.
– Эльфы Санта-Клауса? – с ухмылкой спросил Ле Клер.
– Они почти не говорят по-английски.
– Понимаю... Крепкие и суровые ребята. Наверно, передают эти свои качества вам?
Деккер глянул на японцев.
– Можно сказать и так.
Это были лучшие люди Шины. Они специально прилетели из Японии для совместных тренировок с Деккером. Дважды в день. Ежедневно. В течение трех недель. Первая тренировка рано утром, вторая поздно вечером. Вез выходных. Они выполняли приказ Шины, который платил им за это деньги.
Деккер сказал:
– Скоро они возвращаются в Японию. У нас осталось мало времени, я должен идти тренироваться.
– Да? Чему же они вас учат?
– Их профессия – тренировать людей.
– Каких людей?
– Телохранителей для семьи императора, охрану ведущих японских бизнесменов. Они работают также в подразделениях японской военной разведки.
Ле Клер засунул руку в карман пальто и извлек оттуда пачку каких-то бумаг.
– Понятно... Я ведь зачем пришел... Как вы, наверно, знаете, Робби Эмброуз собирается в следующем месяце отправиться в Париж для участия в супертурнире по карате на приз суибин. Я далек от всего этого, но успел понять, что это очень престижное соревнование среди мастеров этой борьбы. Сами понимаете, что мы сочли необходимым предпринять кое-какие меры предосторожности. Мы проштудировали список участников турнира, и каково же было наше изумление, когда мы стали просматривать список делегации от Соединенных Штатов? Совершенно неожиданно мы наткнулись на имя некоего Манфреда Деккера! Чем вы это можете объяснить?