Женщины для развлечений - Олден Марк. Страница 16

Она держала магазин модной одежды и сопутствующих товаров «Роузбад» на Бошами-Плэйс, там можно было увидеть модели молодых дизайнеров, как британских, так и с континента. Многие дизайнеры только что окончили колледж, платить им можно было поменьше, чем известным. Но цены для клиентов оставались чудовищно высокими.

— Я рассчитываю на снобов, милый, — говорила она своему мужу Майклу. Он был спортивного вида американец на двадцать три года моложе её, Ровена его страстно и незаслуженно любила. — Истинному снобу очень хочется переплатить и потом хвастаться этим. С таких людей и нужно драть, ты согласен?

Майкл сам драл с миссис Дартиг, потому и жил с ней. Поженились они шесть месяцев назад: он из-за денег, она из-за его сексуальных возможностей. Недавно она подарила ему новый «Мерседес» с телефоном, стерео, холодильником и факсом. В ответ он пообещал проводить с ней уик-энды хотя бы ближайшие два месяца.

В тридцать пять лет Майкл Дартиг был очень энергичен, обаятелен и забавен. Светлые волосы он носил «хвостиком», большой нос нисколько его не портил — в общем, смотрелся он хорошо. С другой стороны, ничего ему в жизни не удавалось, после баскетбольных подвигов в университете Майами он никак и никогда не отличился.

Он провалился как владелец ресторана, торговец недвижимостью, кинопродюсер и торговец наркотиками. И ничего удивительного, если даже Ровена Дартиг была вынуждена признать, что её муж человек поверхностный, неэтичный и в людях ничего не понимает. Сам-то он считал, конечно, что ему просто не везло во всём, хроническое невезение.

Однако же в сексуальной сфере Майкл был чрезвычайно хорош, чем и привлёк Ровену. Никогда раньше у неё не было мужчины столь неутомимого, и оргазмы с ним получались очень сильными. Всегдашний обмен: эротические блага за её финансовую щедрость, и Ровену это более чем устраивало. С Майклом она чувствовала себя молодой, он возвращал ей дни, когда у жизни были крылья, а за это никаких денег не жалко.

Что же до «Роузбада», то он не был у миссис Дартиг главным источником дохода. Магазин позволял ей показывать налоговой инспекции законные поступления, а также ездить за границу, якобы в поисках новых дизайнеров. Да и респектабельности придавал, в то же время скрывая её тайную жизнь и действительное происхождение её значительного, надо сказать, дохода.

Больше всего миссис Дартиг зарабатывала торговлей белыми рабами. Под псевдонимом «Мистер Фокс» она продавала сексуальных рабов — тинэйджеров и молодых взрослых — богатым покупателям со всего света. Раз в год она проводила аукцион, на котором продавались самые привлекательные рабы. Следующий такой аукцион планировался в Нью-Йорке меньше чем через три дня.

Она «захватила» «Лесли Фаундэйшн», небольшую благотворительную организацию, которая занималась детьми — сбежавшими из дома и теми, с кем дома обращались плохо. Как и магазин одежды, благотворительная организация помогала Ровене «отмывать» деньги, полученные от торговли белыми рабами. Среди других, кто прятал здесь крупные суммы денег, был и Пак Сон.

«Лесли Фаундэйшн» предоставляли миссис Дартиг также и рабов. Благотворительность оказалась прекрасной маской.

Эту часть своей жизни она скрывала от Майкла, а он и не догадывался ни о чём — но не за ясный же ум взяла она его к себе. Только святые умеют хранить секреты, а муж Ровены святым не был. Насколько он знал, она жила за счет магазина. А за границу ездила, чтобы отыскивать новые таланты и продавать товары «Роузбада» иностранцам.

Поговорив по телефону с лордом Кинсмэном, она подошла к алькову в спальне, где на полочках располагалась коллекция старинных часов. Одни из них, серебряные часы Фаберже, стоили дороже всех остальных вместе.

Пак Сон отдал ей эти часы несколько месяцев назад в обмен на очаровательную девочку из Австрии. Миссис Дартиг уже не помнила имя этой девочки, но, зная страсть Сона к кровопролитию, считала само собой разумеющимся, что милой крохотульки давно нет в живых. Фаберже тем временем удвоился в цене, а это уже деньги в банке. Счастье за деньги не купишь, но всё остальное — пожалуйста.

Она попросила Пака Сона привезти ей некую дорогую вещь из Рима, в зачёт той американской девочки, которую он собирался купить у миссис Дартиг и её американского партнёра, Бена Дюмаса. Девочку, Тоуни, тщательно хранил сейчас в Нью-Йорке Дюмас. По фотографиям она знала маленькую мисс Тоуни, уверенную в себе голубоглазую красотку с золотистыми волосами, чуть насмешливую — многие мужчины находили эту чёрточку совершенно неотразимой.

Копии этих фотографий, отправленные Сону в Южную Корею, возбудили его настолько, что в телефонном разговоре с миссис Дартиг он едва был способен на членораздельную речь. Естественно, теперь миссис Дартиг могла делать с ним всё что угодно.

— Четверть миллиона долларов, — назвала она ему цену. — Хватай мгновение, дорогой, иначе Тоуни пойдёт на аукцион.

— Я хочу её. Продайте мне её немедленно.

— С радостью, милый мальчик. Двести пятьдесят тысяч, и она твоя.

У Сона голос повысился на октаву.

— Вы сошли с ума? Я дам сто тысяч долларов, столько я ещё ни за одну из этих девок не платил.

— Не люблю, когда со мной торгуются, ибо это означает, что меня хотят обмануть.

— Сто двадцать пять тысяч. Я хочу эту девочку.

Миссис Дартиг помолчала.

— Дорогой, ты помнишь генерала Абуджу, этого маленького нахального нигерийца, который истратил небольшое состояние, но так и не сумел приохотить Англию к бою быков? Так вот, он пристаёт ко мне уже несколько месяцев, просит, чтобы я нашла ему именно такую штучку, кого-нибудь вроде Тоуни. Есть ещё некий итальянский князь, у него ужасно тесные связи с Ватиканом. И нужно ли говорить, сколько найдётся богатых арабов, которые рады будут сожрать этого сладкого ребёнка. Позволь мне выразиться так: если она пойдёт на аукцион, я начну торги с двухсот тысяч. Поэтому для тебя покупка получается выгодная, в общем.

Пак Сон с этим не согласился.

— А я говорю, что вы в этом деле слишком прижимисты. Не надо забывать, что вы в прошлом сделали на мне много денег.

— Я бы не заработала эти деньги, о которых ты говоришь, если бы не обеспечивала свою сторону сделки. Никто же тебе пистолет к виску не приставил, милый мальчик. Можешь искать другие варианты.

Сон долго молчал. Потом заговорил уже другим тоном.

— Вы гениально умеете внушать людям, что у вас есть именно то, чего они хотят. Хорошо… Двести пятьдесят тысяч долларов.

— Дорогой, дешёвыми вещами и владеть не стоит. Половину денег, когда мы встретимся в Лондоне, вторую половину, когда Бен отдаст тебе девочку. Да, в Риме захвати пожалуйста кое-что для меня. Просто включи в цену девочки.

— О, вы бы и дерьмо из собственной задницы стали продавать, если б могли. Вывернули человеку карманы, а представили это так, будто он вас ещё и благодарить должен.

У Ровены Дартиг покраснело лицо. Она хотела сказать что-нибудь недоброе, что-нибудь чрезвычайно грубое, но вовремя вспомнила, с кем говорит, и просто закрыла глаза.

— Резкие слова, дорогой, — сказала она после паузы. — Но тебя ведь никто и не подозревает в излишней мягкости. Похоже, ты забыл, кто познакомил тебя с Беном Дюмасом, тем самым Беном Дюмасом, который снабжает тебя столь нужной для подделок бумагой.

Пак Сон фыркнул.

— Забыл? Вы же не дадите мне забыть.

— И этот же Бен Дюмас исследует твоих потенциальных клиентов, уберегая тебя от многих бед. Поноси меня, если тебе это так необходимо, но заплатить ты мне заплатишь.

Сон хохотнул.

— Вы сука и всё.

— Спасибо за комплимент, милый. А в Риме ты для меня возьмёшь вот что…

Ровена Дартиг покинула свой дом и села в ожидавшее её такси с радиотелефоном около семи вечера.

Машину заказала Морин, и она оказалась потрёпанным «Фордом» с разорванными сиденьями, полными пепельницами и загадочно дребезжащей задней дверцей. У миссис Дартиг от отвращения раздулись ноздри: для неё всегда было характерно болезненное стремление к чистоте.