Змеиный камень - Олдмен Андре. Страница 14
Они играли до вечера, опустошая сосуды с напитками и погреб с продуктами. Когда кончилось жаркое, принялись за соленую свинину с бобами, вяленую индюшатину и копченые языки. Ахбес не отходил от стола, гоняя за съестным служанок: ему везло.
Вскоре возле приказчика выросла кучка палисандровых зубочисток – каждая стоимостью в десять золотых согласно уговору. Ахбес дрожащими руками сгребал зубочистки себе в пояс, предвкушая, как варвар обменяет их на звонкие монеты. Конана проигрыш особо не трогал: стоит ли печалиться толстосуму – сотней монет больше, сотней меньше… Сколько именно причитается ему денег, варвар до сих пор не знал. Он попытался вычислить четверть от двухсот тысяч и разделить остаток на три, но столь сложные расчеты оказал сь ему не по плечу, и он успокаивал себя тем, что кучка зубочисток, даже помноженная на десять монет каждая, все же гораздо меньшей горы золота, ожидающей в подвале.
Однако, когда при его десятке Ахбес выкинул одиннадцать очков, киммериец понял, что боги сегодня сидят в своих небесных чертогах к нему спиной и заявил, что игра окончена.
– Ты и так слишком богат для простого приказчика, – сказал он, – обладание же излишними ценностями, по словам твоего хозяина, является основой всех пороков. Именно потому Шейх так усердствует, изымая сии ценности у их владельцев. Он противник пороков. Так что отправляйся-ка лучше в лавку и предайся безгрешной жизни…
Ахбес не стал спорить и ушел, а Конан всецело отдался томной грусти, вызванной обильными возлияниями и сытной пищей. Не хватало только тепла: камины в заморских домах не делают, для обогрева служат горелки, называемые «корси» – низкий столик, под ним жаровня с горячими углями. Его сверху накрывают одеялом, сидят вокруг, подсовывая ноги под одеяло и отогреваются. Ничего подобного в комнате не было, по полу тянуло осенними сквозняками, приносившими запах яблок и сжигаемых листьев.
Вспомнив о тепле, киммериец вернулся мысленно на берег ласкового моря Вилайет, в дом, который он купит, и где прекрасные наложницы станут ублажать его взор изысканными танцами. Картина была столь отчетливой, что Конану захотелось ее немедленно осуществить.
Так захотелось, что боги в небесных чертогах услышали эту немую мольбу.
Конан уже намеревался приказать служанкам скинуть длинные бурнусы и изобразить что-нибудь зажигательное, на что девицы вряд ли были способны, как появился Ахбар в роли посланника небожителей. За ним следовала высокая старуха в черном и некое воздушное существо в расшитой золотой нитью синей накидке. Лицо существа скрывала густая кисея, но по плавным движениям и тонкому благоуханию, заполнившему комнату, Конан понял, что это молодая девушка.
– Я говорил им, что хозяина нет дома, – с порога принялся оправдываться хромой приказчик.
– А это кто? – спросила старуха, бесцеремонно указывая костлявым пальцем на киммерийца.
– А это? – передразнил ее Конан, махнув в сторону девушки.
– Я должна плату почтенному Чилли за некоторые услуги, – сердито сказала старуха, – вот, привела ему падчерицу Она знает восемьдесят три способа любви и умеет танцевать.
– Ай да Шейх! – хохотнул варвар. – А еще прикидывается, что не любит женщин. Подозреваю, он посадить красотку в чулан и станет извлекать ее оттуда только ночью, да и то раз в седьмицу. Восемьдесят три способа? Не знаю, что ты имеешь ввиду, но Чилли как-то прочел мне из своей сафьяновой книжки: «Любовь – это пламя, пожирающее тело и иссушающее ум». Или что-то в этом роде. Так что, думаю, он охотно уступит мне твою падчерицу, конечно, если ты не врешь насчет танцев.
Старуха обиженно пожевала сухими губами.
– Зачем мне врать, – сказала она, – если достопочтенный Шейх Чилли захочет ее продать, мне все равно. Но учти, юноша, она стоит больших денег.
– Я богат, – небрежно бросил варвар, подкидывая и ловя ртом сливу, – пусть покажет, на что способна.
– Хорошо, – кивнула старуха, – я оставлю ее здесь. У меня много дел, а уж вы сами разбирайтесь, кому она достанется.
И с этими словами она удалилась, даже не поклонившись.
Конан поманил рукой девушку, и та приблизилась мелкими шажками.
– Как тебя зовут?
– Нана.
– Покажи лицо.
– Нет, господин. Я принадлежу почтенному Шейху Чилии, и только он может на меня смотреть. Если меня увидит кто-нибудь другой, я умру.
– Почему это?
– Таков закон народа харубеев.
Конан никогда не слышал о народе харубеев, но знал, что на Востоке женщины часто прячут лица от чужих взглядов. Суть этого обычая была ему не понятна, варвар полагал, что красивая мордашка – лучшее, что может быть у девушки. Ну, если не считать того, что под одеждой.
– Хорошо, Нана, – сказал он, – когда твой новый господин продаст тебя мне, я загляну под твои покровы. Но, думаю, они не помешают тебе станцевать?
Девушка не ответила. Бедра ее стали медленно покачиваться, она двинулась по кругу, притопывая босыми ногами, позванивая крошечными колокольчиками на щиколотках, делая змеевидные движения своим гибким телом под тонкой накидкой. Движения все убыстрялись, ткань закружилась вокруг ее ног, высоко взлетая и обнажая стройные бедра, и киммериец понял, что девушка нагая под своим темно-синим, расшитым золотой нитью одеянием. Когда она поднимала руки, ткань натягивалась на груди, и легко было заметить ее боль ие соски, окрашенные хной в ярко-красный цвет.
Это был танец «гедра», который часто исполняли танцовщицы в духанах. Но, боги, как же отличались грациозные, исполненные влекущего очарования движения этой девушки, от грубо-откровенных подергиваний продажных плясуней!
Ее черные волосы выбились из-под головного убора, кисея взлетала, открывая на миг тонкое бледное лицо с огромными глазами, и вновь опускалась, скрывая черты, бусы описывали кольцо вокруг стройной шеи. Девушка вращалась так быстро, что ее одежда стала подниматься подобно бусам, и вскоре два диска – пестрый, вокруг шеи, и синий на уровне груди – окружили танцунью. Призывно мелькали плоский живот и белые ягодицы…
Потом она, должно быть, потянула за невидимый шнурок, ее одежда сорвалась, подобно синекрылой птице, и мягко опустилась на ковер возле дивана. Девушка застыла обнаженная, на ней был лишь головной убор с покровом, прикрывавшим лицо, бусы и колокольчики на щиколотках, сопровождавшие ее стремительный танец тонким манящим перезвоном. Грудь танцорки часто вздымалась, алели большие соски, живот был втянут, словно для того, чтобы подчеркнуть темный треугольник в том месте, где сходились ее трепещущие бедра.
Она была – сама женственность, сама чувственность, само вечное желание…
Ахбар вскрикнул и закрыл лицо руками.
– Пошел вон! – рявкнул Конан, и приказчик тут же испарился, словно и вправду был бесплотным посланцем богов.
Миг – и, подхватив легкое горячее тело, варвар оказался с девушкой на диване.
– Свет, – услышал он прерывающийся шепот, – погаси лампу…
Конан приподнялся на локте и дунул в сторону светильников. Огонь затрепетал и погас, комнату окутал полумрак. Рыча и постанывая, киммериец срывал с себя халат…
Варвар действительно не понял, что подразумевала старуха, поминая восемьдесят три способа любви. Он использовал один, проверенный, зато был в нем неутомим, как молодой тигр. Луна уже высоко висела над крышами Шадизара, когда он наконец почувствовал приятную истому и погрузился в блаженный сон.
И все же ни вино, ни любовные игры, ни мягкое ложе не смогли погасить в нем природную чуткость ко всякой опасности. Легкое прикосновение чего-то холодного к руке заставило варвара вскочить и схватить лежавший на столе кинжал.
В тот же миг он услышал испуганный женский крик, увидел, как Нана приподнялась на локте и тут же упала обратно на подушки. Тонкая серебристая струйка соскользнула с ее обнаженной шеи – Конану показалось, что упали бусы. Но струйка потекла по ковру, поблескивая в лунном свете, он понял, что это змея и точным ударом отсек ей голову. Потом склонился над девушкой.