Английский пациент - Ондатже Майкл. Страница 30
Все эти годы я пытался разобраться, что она хотела сказать мне таким взглядом. Сначала мне казалось, будто это презрение. Теперь я думаю, что она изучала меня. Она была неопытна, а во мне ее что-то удивляло. А я вел себя так, как обычно веду себя в барах, но на этот раз не учел, что компания совсем другая. Я забыл, что она моложе меня.
Она изучала меня. Так просто. А я следил за ее застывшим взглядом, словно пытался уловить момент, когда она выдаст себя.
Дайте мне карту, и я построю вам город. Дайте мне карандаш, и я нарисую вам комнату в Южном Каире, карты пустынь на стене. С нами всегда была пустыня. Я просыпался, поднимал глаза и видел карту старинных поселений вдоль средиземноморского побережья – Газала, Тобрук, Мерса-Матрух, а к югу нарисованные карандашом пересохшие русла рек – вади — и окружающие их желтые тени, в которые мы вторгались, пытаясь затеряться в них.
«Моя задача состоит в том, чтобы кратко описать несколько экспедиций, предпринятых на плато Гилъф-элъ-Кебир. Доктор Берманн немного позже пригласит нас в пустыню в таком виде, в каком она существовала тысячи лет назад…»
Вот так начинал Мэдокс свой доклад в Кенсингтон-Гор. Но в протоколах заседаний Географического общества вы не найдете нарушения правил; там не фиксируются любовные сцены. Наша комната никогда не появится в подробных отчетах, требующих тщательного описания каждого холмика, каждого исторического события.
На улице в Каире, где продаются завезенные сюда из-за границ экзотические живые существа, вас могут неприятно удивить говорящие попугаи. Эти птицы лают и свистят в рядах, создавая шум, словно на оживленном проспекте крупного города. Я знал, какие племена привезли их в маленьких клетках-паланкинах, каким шелковым путем или верблюжьей тропой они прошли через пустыню. Путешествие в сорок дней, после того как птиц словят или украдут, словно цветы, в экваториальных садах и поместят в клетки, и они вступят в реку, имя которой – торговля. Это было похоже на средневековые смотрины невест.
Мы стояли среди них. Я показывал ей город, который она не знала. Все было для нее новым.
Она взяла меня за запястье.
– Если бы я отдала тебе свою жизнь, ты бы не принял ее. Правда?
Я ничего не ответил.
V
Кэтрин
Когда он впервые приснился ей, она застонала и проснулась.
Уставившись на простыню, она сидела с открытым ртом на кровати в супружеской спальне. Муж дотронулся до ее спины.
– Не волнуйся, это всего лишь сон.
– Да.
– Принести тебе воды?
–Да.
Она не может пошевелиться, не может вернуться туда, где только что была вместе с ним.
Все происходило в этой самой комнате – она чувствует, как его рука сжимает ей шею (она дотронулась до нее сейчас), чувствует его гнев, так же, как и когда впервые увидела его. Нет, скорее то был не гнев, а безразличие, смешанное с чуточкой беспокойства от того, что в их мужском обществе появилась она, замужняя женщина. Их тела сплелись в тесный клубок, он так вцепился в ее шею, что она задохнулась от страсти.
Муж принес ей стакан воды на блюдце, но она так ослабла, что у нее трясутся руки. Он неловко подносит стакан к ее рту, она делает глоток, хлорированная вода стекает по подбородку на грудь. Откинувшись на подушку, она сразу проваливается в глубокий крепкий сон, не вспоминая опять о том, что ей приснилось.
Это было первое признание. На протяжении следующего дня она не раз вскользь вспомнила о своем сне, но была настолько занята, что решила не придавать ему значения, выкинула из головы; ночь была душной, и это просто случайная комбинация образов и впечатлений, не больше.
Через год ей снились другие, спокойные, однако более опасные сны. Но она вспоминала тот, первый сон и руки, сжимавшие ее шею, и с замиранием ждала, когда их ровные, теплые отношения перейдут в неистовую, буйную страсть.
Кто оставляет крохи еды, которые соблазняют вас? Притягивают к человеку, о котором вы никогда не думали раньше. Этот сон. А потом – еще сны. Целая вереница снов.
Позже он сказал ей, что это – единение душ. «В пустыне всегда происходит единение душ», – сказал он. Ему нравилось это словосочетание – единение душ с водой, единение душ двух или трех человек, трясущихся в машине в течение шести часов на пути к Песчаному Морю. Он видит у коробки передач ее колени с капельками пота, которые дергаются всякий раз, когда автомобиль прыгает на ухабах. В пустыне у вас есть время наблюдать за всем и поразмыслить обо всяком движении вещей вокруг.
Когда он говорил так, она еще больше ненавидела его. Ее глаза оставались вежливыми, а душу ее распирало желание ударить его. У нее всегда было неукротимое желание ударить его, и она даже понимала, что оно носило сексуальный характер. Для него же все отношения с людьми выстраивались по шаблону: или это единение душ, или чужой. И для него в историях Геродота определялись все группы общества. Он признавал, что достаточно много повидал в этом мире, который по существу добровольно оставил несколько лет назад, посвятив себя целиком и полностью исследованиям таинственного и едва ли наполовину изведанного мира пустыни.
* * *
На аэродроме в Каире они погрузили оборудование в машины, ее муж остался проверить, хватит ли горючего в баках его спортивного самолета, прежде чем трое мужчин отправятся в экспедицию следующим утром. Мэдокс уехал в какое-то посольство, чтобы отослать телеграмму. А он собирался в город, чтобы, как всегда, напиться в последнюю ночь в Каире: сначала в оперном казино мадам Бадин, а затем раствориться в улицах за «Паша-отелем». Все свои вещи он соберет прямо сейчас, до наступления вечера, чтобы завтра утром не суетиться, а сразу взять мешок – и в грузовик.
Он вез ее в город. Воздух был влажным, а движение медленным, потому что в это дневное время на дороге много машин.
– Как жарко. Хочется пива. А вам?
– Нет, у меня еще масса дел, которые займут часа два. Уж извините, что не смогу составить вам компанию.
– Ничего, – сказала она. – Я ни в коем случае не хотела бы нарушать ваши планы.
– Мы выпьем, когда я вернусь.
– Через три недели?
– Да, возможно.
– Как бы мне хотелось тоже поехать с вами.
Он ничего не ответил. Они переехали через мост Булак, и движение стало еще хуже. Слишком много повозок, слишком много пешеходов, которые завладели улицей. Он срезал путь на юг и поехал вдоль Нила к отелю «Семирамис», где она жила, как раз выше казарм.
– На этот раз вы наверняка найдете свою Зерзуру.
– Да, я надеюсь.
Он снова замкнулся в себе. Пока ехали, он не удостоил ее ни единым взглядом, даже когда они больше чем на пять минут застряли в дорожной пробке.
Когда они подъехали к цели, он стал обходителен и вежлив. Таким он ей нравился еще меньше; они делали вид, что соблюдают приличия, но чувствовали себя неловко, как собачка, на которую надели одежду. Они оба знали, чего им сейчас хочется. Она разозлилась. Да пошел он к черту! Если бы ее законный супруг не был вынужден работать с этим типом, она бы предпочла никогда больше не видеть его.
Он достал ее багаж с заднего сиденья машины и уже собрался перенести сумку в холл.
– Не надо, я сама могу все отнести.
Когда она вылезала из машины, он заметил, что ее рубашка взмокла на спине.
Швейцар предложил свою помощь, но он сказал: «Нет, не надо, леди предпочитает нести сама», – и она еще сильнее разозлилась. Швейцар ушел, оставив их одних. Она повернулась к нему, он протянул ей сумку, она неловко прижала тяжелую ношу к себе обеими руками.
– До свидания. И удачи вам.
– Спасибо. Не волнуйтесь, я присмотрю за всеми. Они будут в надежных руках.
Она кивнула. Она находилась в тени, а он, словно забыв о жаре, стоял под палящими лучами солнца.
Потом он подошел к ней ближе, и на какую-то секунду ей показалось, что он собирается обнять ее. Но он протянул правую руку и прикоснулся к ее шее так, что она кожей ощутила всю длину его предплечья, усеянного мелким бисером пота.