Правила охоты - О'Рейли Виктор. Страница 45

В полутьме Эмон видел текущую по плечу кровь, но не мог пошевелиться. Он вообще ничего не чувствовал. Снова раздался звон разбиваемого стекла, и в дверях кухни появилась массивная фигура. Человек пинком отшвырнул подальше его автомат и остановился, глядя на Эмона.

Террорист обнаружил, что не может даже поднять голову. Он заметил только, что гигант обут в мокрые и грязные, но очень дорогие ботинки. Эмон припомнил, что это швейцарское производство, но марку их он позабыл.

Одетый в штатское детектив вошел в кухню. Его дед когда-то сражался против британцев за свободу и независимость своей страны еще в старой ИРА, а сам он несколько лет служил на границе в Дюндалкс. То, что творили нынешние террористы, заставляло его всякий раз чувствовать тошноту. Между тем экстремистским группировкам сплошь и рядом удавалось ускользнуть от отрядов сил безопасности, причем пользовались они либо совершенно легальными лазейками в законодательстве, либо просто-напросто натравливали своих противников на кого-нибудь другого.

Он просто не представлял себе, как можно успешно бороться с безжалостными и свирепыми террористическими организациями, оставаясь при этом строго в рамках существующих законов, разработанных для цивилизованного общества и для мирного времени.

Дверь выбивал один из гардаев, одетый в форму, но вооруженный детектив, как более опытный в таких делах, первым проник в дом. Гостиная была справа от него, и пока второй полисмен прикрывал его сзади, детектив пинком отворил дверь, держась в стороне от входа и ожидая очереди из автомата. Но никто не выстрелил, и детектив порадовался за себя — тонкая перегородка вряд ли могла служить надежным укрытием от пуль.

Быстрым прыжком он проник в комнату и покатился по полу в поисках надежного прикрытия. Он мало что мог видеть: жалюзи были наполовину опущены, а свет не горел. Дождь снаружи прекратился так же внезапно, как и начался, однако небо все еще было затянуто черными тучами. В комнате витал сладковатый металлический запах, и детектив почувствовал, как напряжены его нервы. Это был запах крови, сырого мяса и страха — запах бойни.

Понемногу его глаза привыкли к полумраку. Детектив осторожно встал, огляделся по сторонам и поднял жалюзи. На полу, на мебели и на стенах — везде видны были пятна крови. На полу лежало что-то большое, наполовину прикрытое газетой. Детектив поднял бумагу, и горло его перехватило: на горле мертвеца зияла глубокая рана, а на лице застыло выражение смертельного ужаса.

В гостиную вошел один из гардаев в форме.

— Иисус и Божья Матерь… — пробормотал он, отшатываясь и крестясь. Справившись с собой, он прошел в угол, где скорчились на полу две связанные фигуры. Вынув из кармана складной нож, гардай перерезал веревки.

Это оказались две женщины. Та, что была помоложе, пыталась что-то сказать. Ее лицо и вся верхняя часть туловища была в крови, а от халата пахло рвотой. Полисмена самого едва не стошнило, но он справился с собой и наклонился к женщине.

— Мне пришлось, — повторяла она. — Пришлось… Полисмен ничего не понял. Он хотел сказать что-нибудь утешительное, но женщина схватила его за руку с такой силой, что ему стало больно.

— Они заставили меня все рассказать, — прошептала она. — Они убили папу…

Она принялась всхлипывать:

— Они убили отца… убили моего папочку. Полицейский был добрым человеком, привыкшим иметь дело с фермерами, не зарегистрировавшими свои автомобили, или с браконьерами, которым чужая лососина не давала спокойно спать по ночам. Убийства были настолько редки в его практике, что полисмен почувствовал, как слезы подступают к горлу. Обняв девушку за плечи, он попытался ее утешить, но она лишь крепче стиснула его руку.

— Теперь они поехали за Хьюго, — прошептала она. — В госпиталь…

Женщина замолчала, явно собираясь с силами. Следующие слова она буквально выкрикнула:

— Они все знают! — воскликнула она. — Все! Где стоят охранники, сколько их, как пройти внутрь…

Сделав над собой последнее усилие, женщина закончила:

— Я назвала им не ту комнату, я сказала, что он — в номере четвертом…

Второй полисмен тем временем дозвонился до “Скорой помощи” и вызвал карету с врачами, после чего занялся Мэри Флеминг. Машина должна была прийти из госпиталя “Коннемара”, но вот куда отвезти раненых, чтобы это было безопасно — над этим следовало подумать.

Вооруженный детектив, отец четверых детей, опытный сержант, наполовину седой в свои сорок с небольшим лет, известный если не благодаря блестящему уму, то благодаря своей исключительной надежности, вышел на кухню и увидел распростертого на полу Эмона.

— Один из них? — спросил он Медведя.

Тот кивнул и указал на лежащий на полу АК-47. Из длинной раны на тыльной стороне его руки капала кровь, но он, казалось, не замечал этого.

— Взгляни-ка, что там делается по соседству, — предложил детектив, направляя на Эмона ствол своего “узи”.

Медведь опустил пистолет и направился в гостиную, а детектив подошел поближе к Эмону. Террорист нервно улыбнулся ему. Человек, который его ранил, ушел, а полицейский, сменивший его, был более понятным и не таким страшным. Полицейский всегда полицейский, его узнаешь даже в гражданской одежде. Сейчас приедет “скорая”, его перевяжут и отвезут в больницу. Пока он поправляется, возле его постели будет дежурить полиция. Потом, после следствия и суда, его направят в тюрьму строгого режима. Он либо убежит, либо будет жить среди таких же террористов, каким был и сам. Это не так плохо. Собственно говоря, угроза тюрьмы маячила перед ним постоянно, была частью его профессии.

Детектив слегка надавил на спусковой крючок, глядя прямо в глаза Эмону, и тот внезапно понял, что сейчас умрет.

Он закричал. Детектив выстрелил и продолжал стрелять, пока в магазине оставались патроны.

Медведь вынес Кэтлин из гостиной, которая больше напоминала разделочный цех на мясокомбинате, и уложил ее на большую кровать в главной спальне. Молодая женщина ненадолго потеряла сознание, но открыла глаза, когда швейцарец накрывал ее одеялом. Медведь присел рядом и взял ее за руку.

В глазах Кэтлин сверкнул огонек. Этого человека она никогда не видела, но она его знала.

— Вы… -она замолчала, и швейцарец кивнул, подбадривая ее.

— Вы — Медведь, — сказала Кэтлин. — Хьюго мне о вас рассказывал.

Медведь знал о своем прозвище, но никто никогда не называл его так в глаза. В этих вопросах он был весьма щепетилен, да и имя, данное ему родителями, — Хайнрих, для краткости — Хайни, — ему нравилось. Для тех же, кто знал его не слишком хорошо, вполне достаточно было обращения “сержант”.

Но сейчас перед ним была раненая, мужественная женщина, к тому же для долгих объяснений не было времени.

— Да, я Медведь, — сказал он и кивнул своей огромной головой.

Кэтлин принялась плакать и смеяться, а Медведь, сидя на краешке кровати, обнимал се своими огромными ручищами до тех пор, пока не прибыла карета “Скорой помощи”.

Мак— Гонигэл взял на операцию людей из своей тройки -Джима Дайда и Тима Пата Майли, а также Джерри Демпси и Сасаду.

Из них из всех только Сасада был темной лошадкой, остальных Пэдди знал по совместным операциям. Поэтому было решено, что Сасада останется возле машин до тех пор, пока они не закончат налет. Основным аргументом против участия Сасады была его восточная внешность, которая привлекала бы к группе слишком много внимания.

Мак— Гонигэл, впрочем, не был в этом совершенно уверен. В последнее время в мире не было такого места, куда бы, преследуя свои интересы, японцы не сунули свой нос.

Они подъехали к госпиталю вскоре после полудня. Врачебный обход к этому времени уже закончился, вот-вот должен был начаться обед. До того как к больным начнут пропускать посетителей, оставалось еще часа два с половиной. Иными словами, все должно быть тихо и спокойно как ночью.

По правде говоря, они рассматривали вопрос и о ночном нападении, однако этот вариант был отвергнут. Это было чересчур предсказуемо. Стоянка машин будет пуста, а предосторожность удвоена — люди всегда бывают настороже в ночные часы. Кроме всего этого, в темноте будет очень непросто удирать по незнакомым дорогам.